(не)ваша девочка (СИ) - Страница 36

— Я попытался с ней договорится, — невозмутимо отвечает Тимур. — Не вышло. Будто ты ее не знаешь.

Аня у него на коленях, голова покоится на груди. Тимур обнимает ее, поглаживает, целует. Маньяк, но и я сам недалеко ушел. Пусть я и возмутился, однако в глубине души я тоже был готов похитить упрямую Анюту. Этого не должно было произойти. Опять, как мальчишка, увяз в бурлящей влюбленности, но тогда я мог только за косичку дернуть, а сейчас… А сейчас я и Тимур увозим объект своего воздыхания против воли. Мальчики выросли и забавы изменились.

Аня что-то сонно бурчит. Недовольно и осуждающе. Тимур ласково посмеивается, возвращает ее голову к себе на грудь и чмокает в макушку. Ревности я не чувствую. Я негодую. Какие мы, оказывается, можем быть нежными. Аня продолжает ворчать, и я закусываю губы, сдерживая улыбку.

— Ром… Ромыч…

— Что?

— Спой колыбельную, а то она опять начинает.

— Колыбельную?

— Да.

— Ты в своем уме? Серьезно?

— У тебя голос хороший, а у меня и слуха нет. Кто мне предлагал однажды после школы банду сколотить и по барам выступать?

Еще одно разочарование в жизни. В девятом классе в переходах торчал и под старенькую гитару песни о любви горланил в надежде, что вот спустится сейчас Одинцова, увидит меня и все поймет. Тимур ошивался, кстати, рядом с жестяной банкой и деньги собирал. Он был моим уличным продюсером. Наглым, языкастым и разводил прохожих на хорошие бабки.

— Ромыч, — сердито шепчет Тимур, когда Аня предпринимает очередную вялую попытку выбраться из его объятий.

— Я давно…

— Ро-мммм-вааа…. — мычит Аня в грудь Тимура и поглаживает его по плечу,но, вероятно, пытается ударить.

— Да Анечка тебя просит.

— Я не знаю колыбельных, — растерянно отвечаю я.

Молчу, стискиваю руль, и с моих губ срываются те слова, которые были написаны однажды на уроке математики, когда Аня отвечала у доски. Вечером того же дня у подъезда я под неумелое треньканье на гитаре сложил их в песню, хотя должен был заняться рефератом по теме “логическое построение геометрии”, но какая к черту геометрия, когда гормоны кипели в крови?

Стихи глупые и наивные. И все они о красоте, недоступности холодной принцессы, чьи мне не поцеловать. Анюта в объятиях Тимура затихает, сопит, и будто внимательно слушает подростковые излияния моей души. Я замолкаю на “нам не быть вместе, моя любовь” и мрачно свожу брови вместе.

— Это было круто, — шепчет Тимур, прямо как тогда, когда он впервые услышал, как я пою. — Все же стоило банду сколотить, Ромыч.

— Нет, не стоило, — стучу пальцами по баранке руля. — Я пою лишь в минуты слабости. Ты ромашковый чай пьешь, а я муравьям серенады пою по ночам. Благодарные слушатели. И их тысячи, и никто не может сбежать. Идеально.

— И это возмутительно, — Тимур посмеивается. — Меня бы позвал. Я бы с чайником чая пришел и посидел бы.

—Мгугу, — вновь мычит Аня, а затем четко проговаривает, — вы же друзья, — опять мычит и елозит головой по груди Тимура.

— Она права, — потираю бровь, — останься она со мной, то все бы изменилось, Тим. Дружбы бы больше не случилось.

— Это чисто женская фишка. У женатиков друзей нет зачастую, — Тимур пожимает плечами. — Ничего бы сверхординарного не случилось, но у меня как бы был план, чтобы жизнь тебе медом не казалась.

— Да ты что?

— Останься бы она с тобой, я бы исчез с мешком ромашки…

— Так.

— А потом бы внезапно появился и увел бы у тебя Анечку. Гнусно бы ее соблазнил, встряхнул бы ваше уютное болото любви изменой, душевными терзаниями и скандалами, — самодовольно перечисляет Тимур. — И тогда бы уже ты пил ромашку.

— А дальше что? — спрашиваю я, кинув взгляд в зеркало заднего вида. — Соблазнил Аню, я сижу с кружкой ромашкового чая.

— Тебе стучатся в дверь…

— И?

— Вручают приглашение на свадьбу.

— Даже так? Свадьба со всеми вытекающими?

— После ты на клятве в любви и верности выступаешь против, — Тимур смеется. — С кружкой ромашкового чая.

— Допустим, — медленно киваю и едва сдерживаю смешок.

— Аня осознает, что любит не только меня, но и тебя, — Тимур улыбается, — подхватывает подол платья и сбегает со свадьбы, потому что ей опять всё неправильно. Я стою у алтаря, ни хрена не понимаю, тут наши мрачные и решительные взгляды встречаются, и мы бросаемся в погоню за невестой.

— То есть все приходит к одному знаменателю? Мы оба опять преследуем Анюту, вероятно, ее похищаем… — не успеваю договорить.

— Без похищения никак, — фыркает Тимур. — С ней иначе не получится.

— Ну да, вряд ли бы получилось поговорить со сбежавшей невестой, которая в прошлом идеальная отличница, — и тут я смеюсь. — Кто бы мог подумать?

Аня ворчит и мы замолкаем. Соглашусь, сложилась неординарная ситуация, которой я бы предпочел избежать. Я влюблен, Тимур влюблен и Аня в каждого из нас. Нет причины ей не верить и подозревать в манипуляции. Ей и говорить теперь ничего не надо, глаза с расширенными зрачками и румянец выдадут.

— Куда? Ко мне, к тебе? У меня есть подвал, — невесело усмехаюсь я.

— К моей бабушке, — Тимур вздыхает и прижимается щекой к затылку спящей Ани.

С мычанием открываю глаза, и чья-то морщинистая рука в полумраке подает мне стакан с водой. Хватаю его и осушаю до дна.

— Анечка, — рука поглаживает меня по голове. Старческий голос поскрипывает нежностью. — Какой красавицей выросла.

У высокой кровати стоит худенькая бабулька в объемном кардигане крупной вязки. Она кажется мне знакомой.

— Не узнала, Анечка? — ласково улыбается. — Я бабушка Тимура.

Точно. В школе ее однажды и видела, но тогда она была помоложе. Медленно моргаю и сипло спрашиваю, прижав граненый стакан к груди:

— Извините, а по имени вас как?

— Бабушка Маша, — садится на край кровати. Забирает стакан, отставляет его на тумбочку, которая накрыта белой ажурной салфеткой, и берет меня за руки, вглядываясь в глаза. — Ты же моя хорошая.

На стене тикают часики. Очень интересно, зачем Тимур притащил меня к своей бабушке. Я растеряна и не знаю, что ей сказать.

— Пойдем, поужинаешь, — поглаживает по щеке, — а то ты такая бледная и худая, — хрипло смеется, — надо срочно откормить. Вставай.

Поднимается на ноги и тянет меня за руку. Я молча встаю и нерешительно следую за бабушкой Машей. Под ногами тихо поскрипывает пол. Выходим из спальни и шагаем по коридору. на стенах вышивка крестиком, на полу полосатые коврики. Похоже, я в деревенском доме. И пахнет здесь уютом и чистотой, а из открытых окон веет теплым вечерним ветерком.

— Садись, Анечка, — заводит в просторную кухню и усаживает за стол, накрытый белой скатертью.

На столе — большая и глубокая сковорода, а в ней жареная картошечка с грибами, миска со свежим салатом, тарелка с хлебом и графин с компотом. Бабушка Маша выглядывает в окно и кричит:

— Мальчики, ужинать! И ваша краса проснулась!

Я молча наблюдаю, как бабушка Маша накладывает в тарелки картошечки и разливает по стаканам компот. Мне бы встать помочь ей, но я еще не пришла в себя и потеряна в пространстве и времени. Вот я была в хостеле, а сейчас в гостях у улыбчивой бабушки.

— Доброе утро, — вздрагиваю когда Тимур приобнимает меня и целует в макушку.

— Привет, — говорит Рома и тоже чмокает меня в макушку.

Усаживаются по две стороны от меня, а бабушка Маша — напротив. Улыбается, а в глазах ни тени осуждения.

— Кушай, милая, — испуганно охает, — или грибы не любишь.

Порывается встать, и я тихо попискиваю:

— Люблю.

А вот Тимур и Рома совершенно не стеснены. С большим удовольствием уминают картошку, салат, жадно запивают все это дело компотом и периодически поглядывают на меня.

— Бабуль, тебе бы сарай починить и курятник обновить, — Тимур делает глоток компота и кусает ломоть хлеба. — И петуха того черного на суп пустить. Он агрессивный какой-то.