Неуязвимый (в сокращении) - Страница 3

В сущности, нам повезло, камни нас не задели. Однако мы с ужасом смотрели, как они, словно в замедленном кино, сметают все с полки, на которой мы собирались провести ночь. Погибли пятеро альпинистов — одних завалило камнями, другие сорвались вниз. Если бы мы придерживались нашего первоначального плана, то нас постигла бы та же участь.

Мы прикинули, не вернуться ли назад, однако, если честно, при таком камнепаде мы мало чем могли помочь другим альпинистам. Да и в любом случае с минуты на минуту здесь появятся вертолеты спасателей, а нам не хотелось добавлять к их проблемам еще и наши трудности.

И мы продолжили путь наверх — в горах он безопаснее всего. Поднимаясь, мы видели, как меняется сама форма горы. Спасательные вертолеты «алуэт» жужжали под нами, выискивая уцелевших. Мы добрались до вершины, радуясь тому, что снова видим солнце. Сидя на вершине, Марк, «крутой северянин-регбист», и Фил, «крепкий морской пехотинец», сошлись на том, что им стоит обняться. Несколько минут мне казалось, что впредь я буду вполне счастлив и без восхождений. Чувство это впоследствии выветрилось, оставив во мне острое ощущение того, что я смертен. Я люблю приключения, однако люблю и жизнь, и, в отличие от некоторых, тяга к смерти мне не свойственна, что бы там ни говорили мои друзья.

Под вечер, достигнув Шамони после долгого и трудного спуска, мы зашли в местную жандармерию и рассказали о том, свидетелями чего стали. В жандармерии, увидев нас, удивились — там считали, что никто из ушедших на северный склон не выжил. А я поневоле дивился: как нам удалось уцелеть? И впервые, наверное, почувствовал, что за мной присматривает ангел-хранитель.

Я понимал, что сразу после окончания университета надо бы выжать из летних каникул как можно больше — когда начнется служба, такого долгого отпуска уже не дождешься. Существовало еще несчетное число гор, на которые стоило взобраться, но тут один из друзей предложил мне совершить «гребную экспедицию по Северному Ледовитому океану», и это меня заинтриговало. Пит, студент-геолог, предлагал вдвоем попытаться обогнуть архипелаг Шпицберген на деревянной гребной лодке.

О Шпицбергене я до той поры почти ничего не слышал, однако несколько ночей, проведенных с Питом и бутылкой спиртного над картами, раззадорили мой аппетит. Шпицберген лежит на тысячу километров южнее Северного полюса, он примерно тех же размеров, что и Шотландия, и почти полностью покрыт льдом. Белых медведей на нем больше, чем людей. Океан вокруг едва-едва судоходен — и то благодаря тому, что во время короткого полярного лета Гольфстрим на пару месяцев растапливает паковый лед. Впрочем, обогнуть Шпицберген в гребной лодке никому еще не удавалось.

У Пита был немалый опыт плавания в открытом море, у меня — вполне приличный опыт плавания прибрежного, равно как и привычка к очень сильному холоду. Мы решили, что подготовлены достаточно.

На следующий день после окончания университета Анна проводила нас до аэропорта. Мы улетали в Норвегию, а оттуда в Лонгьир, административный центр Шпицбергена. Дождавшись хорошей погоды, мы вышли в плавание. Шесть недель ушло у нас на то, чтобы, двигаясь по часовой стрелке, пройти расстояние в тысячу километров, половину из них — через паковый лед, и вернуться в исходную точку.

Лодку свою, открытую, пять метров длиной, мы назвали «Котик» (в честь тюленя Белого Котика из «Книги джунглей» Киплинга). Лодка была хорошая, но здорово протекала, так что все шесть недель на холоде мы провели с мокрыми ногами.

Полностью загруженная едой и оборудованием, лодка весила почти полтонны. Ее трудно было бы вытаскивать на берег и спускать на воду — пришлось проводить как можно больше времени на воде. При ясной погоде и спокойном море мы предпочитали спать, стряпать и есть в лодке. Столь дальний север предоставлял нам одно удобство — круглосуточный светлый день. На время всего путешествия нашими стандартными «сутками» стали тридцать шесть часов.

Гребля сама по себе была работой очень тяжелой, однако после первых нескольких дней тела наши освоились с длительными физическими усилиями. Ко времени возвращения домой мы стали худыми, жилистыми и… загорелыми. В такой близости от Северного полюса озонный слой тонок, поэтому ультрафиолетовое солнечное излучение здесь очень сильно и открытые участки тела обгорают чуть не до хрустящей корочки. Вот странно, подумалось мне: на одном конце моего тела коченеют ноги, а на другом — покрывается ожогами лицо.

Мы договорились с датским геодезическим судном, что оно оставит для нас в стратегических точках острова шесть укрытых складов с едой и топливом. В каждом будет находиться горючее для печки и запас продуктов на десять дней — все в герметично закрытых бочках (чтобы уберечь припасы и от погоды, и от мародерствующих белых медведей). Все шесть бочек я сам готовил в своей кембриджской комнате, набив их сублимированными (высушенными замораживанием) продуктами и огромным количеством шоколада. От белых медведей эти бочки защитить припасы смогли, а вот от прожорливых студентов, увы, нет. Когда мы с Питом, холодные и голодные, добрались до первого из складов, мы испытали некоторое разочарование, обнаружив среди продуктов пустые обертки от шоколадок. Один из моих приятелей, правда, оставил долговую расписку: «Привет, Фил, сейчас два ночи, я устал, а ты — нет. Надеюсь, ты не против, если я позаимствую пару батончиков „Марса“? После куплю тебе новые. С любовью, Энди». Что нам оставалось? Только смеяться.

Когда я впервые увидел белого медведя, морда его находилась сантиметрах в пятнадцати от моего лица — он меня разбудил. Мы ночевали в заброшенной охотничьей сторожке, и я почувствовал, как кто-то толкает меня в бок. Я думал, это Пит, пока не учуял дыхание медведя. От Пита так вонять не могло, поэтому я выглянул из спального мешка и увидел уставившегося на меня зверя. Медведь, по счастью, выглядел скорее любопытствующим, чем голодным, иначе он набросился бы на нас. Летом, когда ловить тюленей становится труднее, голод донимает медведей особенно сильно. Вот почему полярные исследователи и носят с собой мощные винтовки.

Я растолкал Пита, и мы уселись с винтовкой и фотоаппаратом, молча переглядываясь и решая, что лучше: застрелить зверя или сфотографировать его. Убивать медведя нам не хотелось — как-никак, он пощадил нас, не сожрал, да и нападать на нас явно не собирался. В конце концов, мы выстрелили поверх его головы сигнальной ракетой, и он удалился.

Почти каждый день во время нашей экспедиции случалось что-нибудь неожиданное. Один раз мы перевернулись и не единожды обнаруживали, что ветер относит нас от суши быстрее, чем мы способны грести. Ближайшей землей в том направлении, куда нас несло, была Сибирь, а поскольку ее отделяло от нас пять тысяч километров, мы чувствовали себя очень одинокими.

Паковый лед состоит из льдин, которые играют роль маленьких волнорезов, сохраняя поверхность воды спокойной. Это по крайней мере облегчает греблю, однако временами льдин становится так много, что они смыкаются. В этих случаях мы обнаруживали, что можем продвигаться, лишь расталкивая огромные куски льда веслом. Иногда у нас уходил целый час на попытки сдвинуть льдину с места, чтобы образовался проход, и наш «Котик» проплывал между глыбами льда, порой весом в несколько тысяч тонн. В других же местах льдины смыкались полностью, и тогда нам приходилось вытаскивать лодку из воды и толкать ее, точно сани, по замерзшему морю.

Несмотря на трудности — а отчасти и благодаря им, — пребывание в местах, куда заплывают лишь ледоколы, ядерные подводные лодки, белые медведи да заблудившиеся киты, нам понравилось. Мы оказались в одном из самых диких и прекрасных мест на земле. Проплывая мимо поразительных ледяных скульптур, наблюдая, как от ледников отделяются новые айсберги, глядя на китов, редких птиц, моржей, песцов и северных оленей, можно было забыть о волдырях на ладонях и о ноющей боли в мышцах.

В тех редких случаях, когда море оставалось совершенно спокойным, мы устанавливали в лодке портативный магнитофончик и два маленьких динамика. Экономя на весе, мы взяли с собой только две кассеты — «Солнце на Лите» группы «Проклэймерз» и саундтрек мюзикла «Бриолин».