Неучтенный фактор - Страница 9

…В общем, бытие во дворце обрело ясные очертания. Интересный промежуток был от подъема до завтрака. Караульные каждый день оказывались разные, но их присутствие Ветку не сковывало. Шеф-повар стал обращаться к ней на «вы», но ни имени, ни титула не упоминал. И всегда наготове для нее было что-нибудь новенькое. Картошечку там почистить или рыбку. Птичку выпотрошить или ощипать. Лучок нарезать, тесто замесить для чебуреков. Зато фартук на гвоздике теперь точно подходил ей по росту. И, главное, она не была должна ничего этого делать. Она делала это, следуя своему совершенно свободному выбору.

Второй интересный период совпадал с тихим часом. Папа всегда мог предложить составить ответ на какое-то послание. Конечно, речь не шла о вещах важных для судеб королевства, но было увлекательно. Изредка приходилось просить помощи или совета. Случалось, отец не подписывал готовый документ, и тогда начиналось переосмысление и поиски новых данных. Некоторые бумаги она готовила несколько дней, столько в них было незнакомого. Уходила в библиотеку, рылась в толстых фолиантах, перечитывала подшивки ведомостей.

В соседней с кабинетом комнате оказался архив с обширными хронологическими подборками отчетов по самым неожиданным вопросам. И несколько канцеляристов упорно разбирали и систематизировали все новые и новые документы. И в этих грудах информации Ветка научилась разбираться. И даже научилась правильно спрашивать этих канцеляристов, когда было нужно узнать, например, сколько овечьих шкур завезли три года назад из Гурании за период с марта по май. Причем через все порты королевства.

А в мамином обществе она вязала, вышивала, слушала, как фрейлины перемывают косточки общим знакомым, и старалась производить то самое впечатление, которое в свое время произвела на нее сестренка Витуля. Этакая вялая податливая умиротворенность. Без эмоций, без проявления желаний.

Она давно для себя усвоила: если спросишь разрешения – запретят. Или будут так отговаривать, что пропадет желание. Поэтому то, что действительно хочется, надо делать без спросу, быстро и решительно, как будто имеешь на это неоспоримое и всем известное право. Правда, есть одна оговорка. Надо еще постараться, чтобы за это никому не попало. Тогда и проблем не возникнет.

На утренние конные прогулки она выезжала в шароварах, сидя по-мужски. Лошади ждали ее оседланными. За полтора часа верхом можно было добраться до любого конца острова и вернуться к завтраку. Каменистое, почти ровное плато, с частыми лужами дождевой воды и скудными пятнышками почвы с редкими травинками, спадало плавными склонами к морю, образуя разных размеров долины. Большинство этих долин каменисты и безжизненны, как вся основная масса земель Островного королевства. Но в некоторых – плотины, дамбы и валы удерживают почву от смыва. Тут находятся сады, пашни и огороды. И домики земледельцев. И обычно немноголюдно.

В самой большой из этих долин – Роузи – столица. По берегам бухты тянутся постройки торгового и военного порта, верфи и поселок рыбаков. Во втором ряду – жилые кварталы. На концах далеко выступающих мысов небольшие цитадели. Снаряды их огромных катапульт способны пустить на дно любой неприятельский корабль, рискнувший без приглашения проникнуть в бухту. Королевский дворец расположен над городом на краю плато. Он не похож на оборонительный замок. Просто комплекс удобных больших зданий, окруженных небольшим парком.

В город Ветка никогда не забиралась. Так, посмотрит издалека и направляет коня в глубь плато или вдоль его края. Большие скопления людей утомляли ее. И пугали. В обществе маминых придворных она бывала скована постоянным опасением сделать что-нибудь не так. Поговорить об этом с папой – не знала, с чего начать. А мама всегда не одна. И еще ее пугало зеркало. Раньше она не обращала особого внимания на свое отражение. Уши чистые – и ладно. Но сейчас, вращаясь в кругу красивых молодых людей и прелестных девушек, она невольно сравнивала себя с ними. Вроде и ничего в ней особенного нет, все как у всех, но приятности в облике совершенно никакой.

Как-то утром, выбравшись из теплого моря и греясь в несильных еще лучах восходящего солнца в обществе Митрофана Торна, она вдруг неожиданно для себя спросила:

– Как полагаешь, Митрофан, сможет меня полюбить хороший парень? Ну, не сейчас прямо, а когда я вырасту и стану взрослой барышней?

Митрофан молчал так долго, что Ветке сделалось страшно. Обычно этот солдат думал некоторое время, прежде чем ответить. Но не столько.

– Понимаете, Ваше Высочество, вы ведь помните сказку про гадкого утенка. Вот и с вами произойдет точно так же. И все самые красивые принцы соберутся, чтобы просить вашей руки.

Ветка почувствовала, как не хватало ей этих простых теплых слов. Глаза защипало, нос намок, и, звучно всхлипнув, она вдруг плаксиво пискнула:

– Он не принц.

Потом Митрофан промокал ей щеки, а она сквозь всхлипы и непроизвольные завывания рассказывала ему о том, как ей здесь скучно и одиноко. Как ни с кем невозможно ни о чем поговорить. Что все заняты чем-то важным для них. А она… Она вспоминала Рика, с которым было так интересно. Матушку Регину, всегда готовую положить еще одну ложечку каши. Апрельку, подражающую каждому ее движению. Даже ворчуна Тика, не упускавшего случая прицепиться к ней по любому поводу. И все это прорывалось сквозь всхлипы и шмыганье носом.

Митрофан долго молча слушал, а потом вымолвил:

– Нет у тебя, барышня, ровни в этом месте, вот в чем все дело. А если так, то ждать от людей можно только вежливости. Вот в армии у солдат все иначе. И дружат, и враждуют…

Он не закончил фразу, да это и не требовалось. Ветка вдруг перестала рыдать. Умылась морской водичкой, забежала за камушек, сбросила полотняную хламидку, в которой купалась, надела шаровары и блузку, вскочила на коня и поехала в замок. По пути она составляла план. Теперь пришел конец бестолковому и бесцельному существованию, которое так ей наскучило. У нее появилась цель.

За обедом она спросила папеньку, какие предметы ей предстоит изучать осенью. И услышала то, чего ожидала. Ее образование считается завершенным. Но, если она желает учиться чему-нибудь еще, ей пригласят лучших преподавателей.

– А если я пожелаю учиться в школе с другими детьми? – Среди фрейлин пронесся шумок.

– В школе не преподают ничего, что неизвестно Вашему Высочеству. Даже выпускники коммерческого училища знают не более. Правда, можно еще учиться ремеслам. Гончарному, кузнечному, шорному, – снова оживление среди сотрапезников, – но те, что достойны принцессы, уже были преподаны. Рукоделие, приготовление блюд, содержание дома. Есть еще астрономическая академия господина Абеля. Возможно, этот предмет увлечет Ваше Высочество. В общем, выбирайте.

О лучшем варианте Ветка и помыслить не могла. Правду говорят – удача любит тех, кто дерзает. Но оставлять без последствий реакцию придворных! Как эти бездельники посмели!

– Кузнецы делают такие красивые клинки. А какие прелестные кинжалы куют в Роузи! Господин Наматони, кто изготовил пряжку вашей портупеи? – спросила она.

– Не знаю, Ваше Высочество. Я не спросил имя мастера. Его кузница на Линейном спуске. Справа. Вторая в ряду.

И Ветка решила отыграться.

– Представляете, Ваше Сиятельство, пройдут годы. Наш прах истлеет, а эта пряжка будет радовать глаз неизвестного героя, чья прабабушка сегодня еще не родилась. И, найдя клеймо, он спросит, кто выковал это ажурное великолепие? Кто отполировал?

Ветка скользнула взором по рядам придворных и поняла: да, теперь они точно не знают, как реагировать. Молча переглядываются, но вот что возразить – этого они себе не представляют. У маменьки выражение лица аналогичное, однако смотрит она на папеньку. А вот папенька невозмутим, как скала. И бесенята в глазах. Оценил.

После обеда она не пошла в папин кабинет, а отправилась в город. Просто вышла за ворота. Сопровождал ее теперь не Митрофан, а другой солдат, имени которого она не знала. Но это ничего не меняло. Он не ограничивал ее свободу. Просто находился рядом, на всякий случай. Оделась Ветка просто. Бордовая шерстяная юбка, полотняная блуза, косынка. Так одеваются многие горожанки. Пару раз спросила дорогу у прохожих и вошла прямо в дверь Морского Кадетского Корпуса. В просторной прихожей висели правила приема. И в них не было ни одного слова про пол или возраст претендента.