Нетленный - Страница 2

Изменить размер шрифта:

Недоразумения начались с последней работы, предложенной Сергеем Борисовичем. Во втором корпусе музея открылась экспозиция, посвященная Великой Отечественной войне. Далеко не все из выставленных экспонатов имели отношение к смерти. Экспонировалось оружие советских времен, военная форма, амуниция (в том числе подразделений вермахта), знамена частей и соединений, групповые фотоснимки советских солдат – улыбчивых и, что характерно, живых. Однако на войне за смертью далеко не ходят. Старые, пожелтевшие похоронки, пробитые пулями каски, залитые кровью солдатские книжки и жетоны, фрагменты писем красноармейцев, которые они перед смертью не успели отправить близким. Экспозиция была чувственная, сильная. В один из дней на выставке произошел инцидент. 94-летнему старику стало плохо, но откачали. Некто Жаров Степан Макарович, ветеран войны, участник боев под Москвой зимой 41-го, бился под Курском, освобождал Белорусское Полесье и польскую Нижнюю Силезию, незаконно присвоенную Германией. Хоронил в крематории супругу, с которой прожил больше 60 (!) лет. Сыновья, внуки, правнуки – многие приехали в этот день. Старик – в своем уме, у него прекрасная память. К кончине больной жены готовился давно, рассудок от этого события не помутился. Как он с парой родственников оказался в музее, неизвестно. Хотя не он первый. Увидел фляжку, пробитую пулей, лежащую среди других воинских артефактов, заволновался: это же его фляжка! Как узнал, непонятно, сперва не поверили. Старик прижался носом к витрине – моя фляжка, она одна такая! На ремне висела, видите, пулей пробита? Эта пуля и ему и досталась, поразила сбоку нижнюю часть живота – отправила в госпиталь, где и провалялся больше полугода… Старик настаивал: достаньте, дайте посмотреть! Глаза слезились, руки дрожали. Моя она, на задней стороне гвоздем нацарапано: «Жаров» – специально нацарапал, чтобы однополчане не сперли, а то бывали случаи! Персонал растерялся, подозвали Сергея Борисовича, тот распорядился открыть витрину. И ведь действительно – на задней стороне алюминиевой солдатской фляжки было нацарапано то самое слово! Обычная фляжка, как старик ее узнал – мистическая загадка. Сергей Борисович вернул старику его утраченную собственность. Попутно всплыла детективная история. 2-я Ударная армия будущего предателя генерала Власова гибла, окруженная, в Волховских болотах, Ставка помощь не оказывала. Солдаты умирали от холода, голода, под бомбами и артобстрелами. Отдельные подразделения пытались вырваться из кольца, но удавалось немногим. Степан Макарович был молодым офицером, прошел ускоренные лейтенантские курсы. Весь взвод погиб, когда весной 42-го выходили из топей под деревней Рыковка. К взводу прибились несколько офицеров из штаба разгромленной дивизии – на них давно охотился Абвер. Той ночью людей разбросало, контролировать солдат было невозможно. Выходили перед рассветом – небо едва серело. Весь взвод и офицеры штаба полегли под проливным пулеметным огнем. Те, кто в панике бежали, тонули в трясине. Немцы потом подошли к краю топи, добивали раненых. Степан Макарович лежал без сознания с пулей в боку. Весь в крови, в болотной грязи – его сочли убитым. И эта насмешливая фраза сиплым голосом по-русски: мол, отмучились, товарищ лейтенант? Туда вам и дорога, сталинский выкормыш… Голос вроде знакомый, но звучал глухо – или просто выдумал его, находясь в бредовом состоянии? Смутно доходило, что обладатель голоса стаскивал с него ремень, а там, помимо фляжки и подсумка, был шикарный трофейный нож в кожаном чехле. Когда пришел в себя – никого вокруг, только мертвые красноармейцы. Он плохо все помнил, полз, брел на полусогнутых. Случилось чудо, наткнулся на патруль, вытащили, переправили в госпиталь. Как-то излечили, к лету 43-го встал в строй. Прошел остаток войны без единого ранения – и постоянно терзался, не мог найти объяснения: что это было? Откуда взялись немцы? Сдала какая-то гнида – либо из своих, либо из штабистов. За своих бойцов и младший командный состав он был уверен, за штабистов – тоже. Грешил было на одного капитана, имелось в нем что-то непорядочное, но своими глазами видел его труп, когда выползал из болота. Никто не вернулся, кроме него, все сгинули в той трясине под пулеметным огнем. Страдал, терзался Степан Макарович, стыдно было, что все погибли, а он остался. Очень хотел узнать – кто же сдал окруженцев, кто втихую перешел к немцам и сообщил, каким маршрутом они пойдут. Создавал круг подозреваемых, исключал тех, кто был рядом. Но всех не запомнил – пасмурно было, два отделения шли параллельным курсом…

И вдруг эта фляжка. При чем тут, казалось бы, фляжка? Кто-то стащил с него ремень, на котором, помимо ножа, висела эта штука с протухшей болотной водицей. Ее пробила пуля, вошла в брюшную полость. Он помнил, как прижимал эту фляжку к брюшине под ребрами, чтобы уменьшить кровотечение, потом потерял сознание, подошел этот тип, стащил с него ремень – иначе ведь чехол ножа не снимешь. А потом куда ее дел? Да выкинул, на кой ляд ему эта продырявленная фляжка, если немцы другую дадут – новую, целую и «европейскую»?

Фляжка оказалась просто фляжкой. Отслеживать ее дорогу через 78 лет до Новосибирского музея – занятие неблагодарное. Но разыгралось что-то из-за нее, вскрылись старые душевные раны. Сергея Борисовича навестила дочь вдовца, поведала об идее фикс, терзающей старца. Вся родня готова сложиться и заплатить, если эта тайна в один прекрасный день перестанет быть таковой. Степану Макаровичу нужно знать – в противном случае будет маяться душа и после смерти. Немного осталось старику. Можно что-то сделать? Сергей Борисович, если честно, пришел в замешательство. Брать деньги с этих людей? Их фамилия не Морганы. Обратился ко мне. В наше время, обладая связями, телефоном и Интернетом, можно сделать многое, не выходя из офиса. Я подключил Вадима Кривицкого; позвонил знакомому из военкомата. Якушин через бывших коллег в гарнизонных службах вышел на Совет ветеранов. Обрисовалась жуткая картина гибели 2-й Ударной армии в волховских болотах. Несколько попыток прорыва из окружения – люди гибли сотнями, тысячами, выходили из котла под непрерывным обстрелом, по грудам мертвых тел. От армии не осталось ничего. Отдельные мелкие подразделения пытались прорваться самостоятельно. 2-ю стрелковую дивизию полностью разбили. В ее состав и входил рассеянный по болотам батальон, куда входил взвод лейтенанта Жарова. Несколько дней к нему прибивались «бродячие» красноармейцы, примкнул штаб полка в составе дюжины офицеров. Восстановить списки штатного состава практически невозможно. Накануне трагедии в строю оставалось чуть больше двадцати бойцов, несколько офицеров. Тяжелораненых тащили на волокушах. Что там произошло, известно лишь со слов одного Жарова. Но не верить ему оснований не было…

Через 70 лет в окрестностях Раковки работали «черные копатели» – отсюда, видимо, и стартовало путешествие фляжки, добравшейся в итоге до Сибири. Расступались временные пласты, оживали забытые события. «Диванное» расследование уже не катило. Я потратил четыре дня на эту странную командировку. Самолетом до Санкт-Петербурга, трясся несколько часов в маршрутном автобусе, пару раз ловил попутки. Человек, с которым договорились о встрече, прибыл из Луги. Он и свел в загнивающем селе со своей дальней родственницей – древней бабушкой, которой в 42-м было 17 лет. Бабушка сохранила ум и память. Немцы село не занимали, но в него периодически наведывались каратели и полицаи, пугали местных. Те события бабушка помнила. В самом селе сражений не было, но в окрестных болотах несколько дней шел бой. Там кого-то окружили, трещали пулеметы, рвались гранаты. Карателей стянули не меньше сотни. Полицаи переговаривались – она слышала, схоронившись за плетнем: мол, солдат в болоте немного, но куча офицерья из штаба разбитой части, их немцы не собирались выпускать из окружения. Потом, уже к вечеру, по селу вели человека в советской форме! Его не били, обращались даже учтиво. Человек лебезил перед немцами, а те снисходительно посмеивались. Мужчина был грязный, оборванный, с сержантскими петлицами. Я не поверил, переспросил, откуда у бабушки такие серьезные познания? Брат ее на фронт уходил в 41-м – точно такие же петлицы на воротничке были! Малиновый ромб со светлой полосой, а в полосе – два треугольника. Еще сказал братец гордо: я сержант. Самое интересное, что пожилая женщина даже внешность этого субъекта запомнила – не отчетливо, смутно, однако образ в голове сохранился – что было для меня потрясающей удачей! Я лично перед командировкой разговаривал с Жаровым, и все, что он помнил о событиях тех страшных суток, отпечаталось во мне. В горстке красноармейцев, приготовившихся к прорыву, было не так уж много сержантов…

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com