Нет времени - Страница 76

Что ж. Как мы сейчас видим, Хайдеггер оказался более прозорлив: успешливый Ясперс перестал быть актуален, как только перестали быть актуальны его темы. Кто сейчас — добровольно и с интересом — будет читать про «немецкую вину» или про «осевое время»? Разве что бедолага-переводчик: на российском рынке такое ещё пользуется спросом, недочитали в отрочестве, спасибо товарищу Брежневу… Но и тут, после первого же чтения, большинство читателей сделали товарищу Ясперсу ручкой.

Кто-то ведь покупал «Смысл и назначение истории» в глянцевом переплёте? Может быть, у кого-то эта книжка даже уцелела на полке. Давно ли снимать приходилось? Ото ж! А вот колдовство Хайдеггера до сих живее всех живых. Уже которое поколение внимает «Лесным тропам» и прикладывает к уху, как раковины, изречения досократиков, пытаясь расслышать в них ветхий шум Бытия.

Взявшись за подобную тему, не грех начать с оговорок.

Прежде всего, в данном тексте мы не пытаемся рассматривать вопросы, касающиеся природы насилия и источников зла. Речь пойдет о том, как изображаются насилие и зло в книгах.

Мы возьмемся за рассмотрение с замечаний по поводу интереса ко злу и насилию в литературе, потом разберемся с некоторыми типичными сюжетными коллизиями, и, наконец, обратимся к символике насилия и зла (а равно и их противоположностей), встречающейся в мировой литературе. При этом мы будем интересоваться не литературной экзотикой, а, наоборот, прежде всего нормой. По этой причине мы постарались избавиться от «вороха скверных цитат», и ссылались на конкретные произведения только там, где без этого действительно не обойтись.

Художественная литература устроена, как вселенная Эмпедокла: основные действующие силы в ней — любовь и вражда. Разумеется, любовь и вражда могут быть к чему угодно и какими угодно (даже к себе самому), но это именно любовь и вражда, движущие силы литературной ойкумены. Конечно, книги пишутся не только об этом: по ходу повествования может приключиться всякая всячина: герои прикалываются, думают о высоком, едят жареных поросят с хрустящей корочкой, штукатурят потолки, рожают, ездят на извозчике или авто, любуются пейзажами или морским побережьем, умирают, пишут книги о Древнем Востоке и «много чего еще». Но, как бы ни была прекрасна цветущая сакура, как бы загадочно ни мерцала луна в оливковых водах залива, всё-таки книги пишутся о любви и вражде, остальное — соль, перец и приправы, грубые или изысканные, ароматом и вкусом которых можно восхищаться, но и только. Литература пишется людьми, для людей, и last not least, о людях — пусть даже в тексте речь идет о белых медвежатах, жителях Сириуса или еще о чём-то невнятном… В этом смысле увлечение экспериментами с «формой как таковой» — нечто вроде попытки пообедать содержимым сахарницы и солонки. Неудивительно, что после какого-нибудь постмодернистского «текста» отчаянно тянет на «Санта-Барбару».[237]

Крайними, предельно конкретными формами физического выражения любви и вражды — что в книгах, что в жизни — были и остаются секс и физическое насилие, то есть — соединение двух тел и уничтожение одного тела другим. При этом, если задать детский вопрос — а что сильнее волнует? — пальму первенства придется отдать всё-таки насилию. Агрессивность сильнее сексуальности, адреналин легко забивает тестостерон. Как бы там ни ёрзал Фрейд со своими пиписьками, секс — далеко не «основной инстинкт». Куда там! Ну слабо, слабо ему тягаться с Главной Человеческой Страстью — желанию размозжить ненавистное лицо (а еще лучше — вырвать печень) ближнего своего! Неудивительно, что мировая литература буквально переполнена сценами насильственной смерти. Это касается как современных триллеров, так и древнейшего эпоса: со страниц «Илиады» льются реки крови.

Прежде чем изготовиться проливать крокодиловы слезы над несовершенством человеческой природы, или затянуть бодрое don't worry, beeeee happy, следует хотя бы разобраться, по каким случаям возникает настоятельная потребность съездить соседу по сусалам.

Ну что ж. В общем, ежели хорошо подумать, есть всего четыре ситуации, когда один человек нападает на другого. Первый — потому что «просто хочется»: чтобы сбросить напряжение, чтобы выместить на ком-то обиду или злость, чтобы чем-нибудь заняться, просто от скуки — ну, что называется «руки чешутся». Жертвой может оказаться кто угодно — буквально «кто под руку подвернется». Не надо недооценивать такие мотивы: бывает, бывает, как еще бывает-то… При всем том это, что называется, «не со зла». Иной раз — особенно когда один другого стоит — такого рода эпизод обходится даже без обид: ну, столкнулись два поддатых мужика, ну, начистили хари друг дружке… утром встретились, морды опухшие, «привет, Ванек, ты уж прости за вчерашнее…», «да ладно-ть, будет с тебя…» — и вместе к третьему на опохмелку… «По доброму». Хотя, бывает, что и до смерти.

Есть и другой случай, тоже подпадающий под категорию «не со зла»: нападение, скажем так, вынужденное — ну, скажем, «по долгу службы» или «заплатили». Гладиатор, рубящий в капусту соперника; полицейский, заламывающий хулигана; наемный киллер с калашом, прошивающий очередью чей-нибудь «мерс» — все они, в общем-то, «просто делают своё дело». Делают дело. «С огоньком» они это самое, или нет — это их проблемы. «Ничего личного», как говорят америкаши. Просто такая у них работа.

Совсем другое, если морду хотят набить «за дело»: сосед ночью лазил на мой огород, положил глаз на мою бабу или просто мужик неприятный (это тоже повод). Здесь главное то, что злоба направлена на кого-то конкретно и по конкретному поводу. Хочется урыть именно этого мужичонку, именно потому, что мне от него какой-то вред (неважно какой — то ли он корову у меня выдоил, то ли хата у него лучше, то ли на него просто смотреть противно — всё одно).

Здесь, однако, есть одна тонкость. Из того, что между двумя людьми сложились плохие отношения, еще не следует, что кто-то из них сам по себе плохой человек. Вовсе нет. Просто «пряников на всех не хватило». Оба человечка, может, сами-то и «ничего» — просто так уж получилось, что хотят они одного и того же, а на двоих это не делится. Типичный случай — когда два парня бегают за одной девкой. И оба-то молодцы кудрявые, веселые, по жизни славные, а сцепиться из-за той девки могут до полного смертоубийства. Ну что ж тут поделаешь. «Это их дела».

Но бывает и так, что дело совсем не в отношениях. Бывают же плохие люди. Злые люди. Подлые люди. Ублюдки. Это уже не «отношения» — это свойство человека. «Вот он подлец». И от его присутствия, от одного его вида, от его гнусной ухмылки становится мерзко на душе, и ты понимаешь, что такие жить не должны. Не должны, и всё тут. Раздавить бы гадину…

Именно такая ситуация и называется «противостоянием Добра и Зла». Здесь важно то, что Зло не обязательно вредит тому, кто бросается его уничтожать. Зло нужно уничтожать просто потому, что оно — Зло. Ибо оно всеобще: настоящее Зло наносит ущерб не одному человеку, не двум, не трем, и даже не всем людям на планете, но чему-то большему, чем они все, а именно — законам жизни и самой жизни как таковой.

А ведь и в самом деле. Есть, есть разница между «он мне мешает» и «он подонок и мерзавец». Вред, наносимый одними людьми другим — относителен, он касается только их, это, так сказать, «их дело». Свободная конкуренция. Борьба за существование. Се ля ви. А вот когда в мир приходит настоящее зло… тут уж всякая конкуренция побоку. Все разборки подождут. Личные счеты потом. Всё потом. Вставай, страна огромная. Вставай, весь мир. Вставайте все. Раздавите гадину.

Вообще говоря, указанные нами четыре варианта ситуаций насилия («плечо зудит», «работа такая», «он мне мешает» и «раздавите гадину») можно и не вычитывать из вороха книг, а получить формальным способом. Это выглядит примерно так. Насилие предполагает, как минимум, две стороны: того, кто нападает (агрессора), и того, на кого агрессия направлена (a propos, не будем использовать слово «жертва», поскольку оно автоматически вызывает прилив сочувствия).