Нет орхидей для мисс Блэндиш (Никаких орхидей для мисс Блендиш) - Страница 10

– Если все сделать толком, – рассуждала мамаша Гриссон, – нам ничто не угрожает. Надо распустить слух, что девчонку похитил Райли. Рано или поздно это дойдет идо копов. Они начнут его искать и, когда обнаружат, что он пропал, сделают вывод, что похититель именно он. – Она улыбнулась, обнажив большие гнилые зубы. – Так что, пока копы разыскивают Райли вместе с девчонкой, решив, что те где-то скрываются, мы будем в безопасности.

Док сел и закурил сигару. Все его движения были неторопливыми, но испитое, в красных прожилках лицо казалось обеспокоенным.

– Мне не нравятся похищения, – признался он. – Это опасный и жестокий бизнес. Жаль девочку и ее отца. Мне все это не по душе.

Мамаша Гриссон улыбнулась. В банде только Доку разрешалось высказывать свое мнение и давать советы. Мамаша Гриссон редко следовала этим советам, но ей нравилось их выслушивать. Именно с Доком она любила побеседовать, когда ей становилось одиноко, а иногда он говорил дело.

– Ты старый дурак и рохля, – презрительно фыркнула она. – Эта девица до сегодняшнего дня жила как у Христа за пазухой, у нее все было. Пусть теперь немного помучается. Ее папаша стоит миллионы, так пусть он тоже немного пострадает. Мы-то с тобой достаточно вытерпели. Страдания делают людей лучше.

– Пожалуй, – согласился Док и налил себе новую порцию. – Но она слишком молода и симпатична, и это слишком тяжело для нее. А не вернуть ли тебе ее отцу?

– Нет, даже не подумаю. Пусть сначала заплатят. Да и она слишком много знает.

Док стоял на своем:

– Мне это по-прежнему не нравится, но, боюсь, это не мое дело. – Он опустошил рюмку и наполнил ее снова. – Это очень серьезное дело, Ма. Я такие не люблю.

– Зато ты любишь денежки, когда получаешь свою долю, – цинично парировала мамаша Гриссон.

Док вертел в руках свою рюмку:

– Деньги уже давно меня совсем не интересуют. Но вот что я тебе хочу сказать. Ловчила как-то странно держится с девчонкой… очень странно.

Мамаша Гриссон пристально посмотрела на него:

– Что ты этим хочешь сказать?

– Мне всегда казалось, будто Ловчила не интересуется женщинами. Он и сам так говорил, правда?

– Да, и меня это радует, – заявила мамаша Гриссон. – У меня и без того с ним достаточно проблем.

– А этой девочкой он заинтересовался, – промолвил Док. – Я никогда не видел, чтобы он так разговаривал, как с ней тогда. Мне очень жаль, Ма, но я уверен, что теперь у нас с ним появятся именно эти проблемы.

Мамаша Гриссон насупилась, сверкнув глазами:

– Ты все это не выдумал, а?

– Нет. Когда ты увидишь их рядом, то поймешь, что все именно так и обстоит. Он хотел отдать ей бриллианты. Они же у него, забыла?

– Я ничего не забыла, – жестко сказала мамаша Гриссон. – Он отдаст их мне, когда я велю. Так он что, правда втюрился в девчонку?

– Не сомневаюсь.

– Я этого не допущу! – вспылила мамаша Гриссон. – Не хочу, чтобы у меня в доме начались проблемы из-за женщин!

– Не будь такой самоуверенной, – серьезно посоветовал Док. – Ловчила очень опасен. Он может пойти и против тебя. Твоя проблема в том, что ты никак не хочешь признать, что он не вполне нормален…

– Заткнись! – прорычала мамаша Гриссон: это было ее самое больное место. – Не хочу слышать эту ерунду. С Ловчилой все в порядке, и он меня слушает. Не вмешивайся в дела моего сына!

Док пожал плечами и отхлебнул виски. Лицо старика раскраснелось – ему теперь требовалось совсем немного выпить, чтобы опьянеть.

– Не пытайся доказать, что тебя это не встревожило.

– Я хочу, чтобы ты сочинил письмо Блэндишу. – Мамаша Гриссон решила поменять тему разговора. – Завтра мы его отошлем. Напиши, чтобы деньги положили в белый саквояж. Послезавтра он должен поместить объявление о продаже нескольких бочек белой краски в газете «Трибюн». Тогда мы узнаем, что деньги приготовлены. Предупреди его, что случится с девчонкой, если он поведет двойную игру.

– Хорошо, Ма, – кивнул Док и, захватив рюмку, вышел из комнаты.

Старуха некоторое время размышляла. То, что сказал Док, сильно ее встревожило. Если Ловчила втрескался в девчонку, то чем скорее они с ней покончат, тем лучше. Она старалась убедить себя, что Док преувеличивает: Ловчила всегда сторонился женщин. Она сама его вырастила и была уверена, что у парня даже нет сексуального опыта.

«Надо с ним поговорить и забрать ожерелье, – решила она. – Придется хорошенько подумать, как его продать. Может, бриллианты лучше до поры до времени попридержать? В ближайшие месяцы вокруг них будет жарче, чем в печке».

Она поднялась в комнату Ловчилы.

Тот лежал на кровати в рубашке и брюках. В его длинных пальцах сверкало ожерелье. Как только вошла мамаша Гриссон, ожерелье мгновенно исчезло, и вместо него в руке Ловчилы появился нож.

Хотя он проделал это также стремительно, как обычно, мамаша Гриссон все заметила, но ничего не сказала.

– Что ты разлегся? – недовольно поинтересовалась она, усаживаясь на кровати. – Устал или еще что?

Ловчила хмуро посмотрел на нее: иногда мать раздражала его своими глупыми вопросами.

– Да, я устал. Мне надоели все эти ваши дурацкие разговоры внизу.

– Ты должен поблагодарить меня за все мои советы, – рассердилась мамаша Гриссон. – Мы должны стать богатыми, Ловчила. Эта девчонка принесет нам всем по хорошему куску.

Лицо Ловчилы просветлело, и его злость как рукой сняло.

– А где она, Ма?

Мамаша Гриссон пристально посмотрела на него. Она никогда прежде не видела у сына такого выражения лица и теперь напряглась, поняв, что Док не ошибся. Этот дурачок, похоже, и правда влюбился по уши. Ей трудно было в это поверить.

– Заперта в передней комнате, – отрезала мамаша Гриссон.

Ловчила перевернулся на спину и уставился в потолок.

– Она очень симпатичная, правда, Ма? – Он глупо улыбнулся. – Я никогда прежде не встречал таких девушек. Ты видела ее волосы?

– Симпатичная? – прошипела мамаша Гриссон. – А тебе какое дело? Она такая же, как и все.

Ловчила повернул голову и недоуменно взглянул на нее.

– Ты правда так думаешь? – удивился он. – У тебя глаза есть? Что с тобой случилось? Я всегда считал, что ты неплохо все понимаешь. Она красавица. Этого не видит только слепой. – Он провел рукой по своим засаленным длинным волосам. – Она точно с картины сошла. Я хочу, чтобы она жила здесь, Ма. Мы ведь не должны возвращать ее, а? Мы получим деньги, и она останется со мной. У меня никогда не было девушки. Она станет моей девушкой.

– Да? – взвизгнула мамаша Гриссон. – Соображаешь, что ты несешь? Посмотри на свою грязную рубаху и жирные руки! Как, ты думаешь, эта спесивая сучка будет на тебя смотреть?

Ловчила взглянул на свои руки. Вдруг он понял, на кого в самом деле похож.

– Думаю, мне надо помыться, – сказал он так, будто такая мысль впервые пришла ему в голову. – Я могу надеть чистую рубаху.

– Некогда мне тут с тобой о всякой ерунде болтать, – оборвала его мамаша Гриссон. – Мне нужно ожерелье.

Ловчила взглянул на мать краешком глаза. Затем он достал из кармана ожерелье и отложил его в сторону так, чтобы мамаша Гриссон не смогла дотянуться до бриллиантов. На его лице появилось хитрое выражение, которое мамаше Гриссон очень не понравилось.

– Красивое, не так ли? – издевательски спросил он. – Но оно не твое. Оно останется у меня. Я знаю: если ты его заберешь, то сразу продашь. Ты только об этом и думаешь – о деньгах. А я хочу вернуть ожерелье. Оно принадлежит ей.

Мамаша Гриссон все сильнее выходила из себя.

– Отдай мне ожерелье! – раздраженно крикнула она.

Ловчила соскользнул с кровати и встал перед матерью, в глазах его плясали злые огоньки.

– Оно будет храниться у меня.

Такого с мамашей Гриссон не случалось еще никогда. В первый момент она была так ошарашена, что не знала, как поступить, но затем собралась с духом и стала наступать на Ловчилу, размахивая перед его носом огромными кулаками.

– Чертово ожерелье! Давай его сюда, пока я тебе хорошенько не всыпала! – в бешенстве закричала она, и ее лицо покрылось пятнами.