Нет на земле твоего короля. Часть 2 - Страница 9

У палаток с угрожающим ревом резко затормозил «Урал». Из открытой дверцы, пробитой в двух местах осколками, высунулся Малецкий со сдвинутой на затылок шапке и отчаянно завопил:

— Ребята! Ребята-а!! Подожди-ите!! Я с вами!

Малецкий подбежал к группе солдат и присел на корточки рядом с Прибыловым. И тут раздался, щелчок.

Он так и не успел толком принять удобную позу. Но он все равно остался доволен, что попал в последний кадр.

— Эх, немножко б раньше! — сокрушался он, хлопая себя в сердцах по замасленному колену.

— Ничего, Малек, шибко не убивайся, не переживай, в следующий раз отснимем как надо, — успокоил водилу Валерка Кирилкин. — По высшему разряду, как в лучших домах Лондона и Филадельфии.

— Если б я только знал, я бы не гонял на блокпост.

— Да мы сами только, что узнали. Сара с чего-то вдруг раздобрился, фотик дал, доснять пленку.

Неожиданно из-за палаток выплыла квадратная фигура полковника Петракова. Он был явно не в духе. Его вечно багровая физиономия с большим шнобилем не предвещала ничего хорошего. Окинув солдат строгим взглядом, он сердито заорал:

— Что за сборище?! В конец распустились! Раздолбаи! Саранцев! Твои…?

— Так точно, товарищ полковник!

— Почему бездельничают? Не можешь им дел найти? Распустил подчиненных! Не солдаты, а стадо баранов! Шалопаи, вашу мать!

Саранцев пытался что-то сказать в оправдание, но полковник его не слушал.

— Дисциплины никакой! — отчитывал он молодого офицера. — Займи солдат! Пусть сортир новый соорудят! Старый совсем засрали! Ногой некуда ступить! Еще какой-то умник, додумался солярой все очки залить! Выполняй!

— Есть, товарищ полковник!

— Это еще, что за зоопарк здесь развели? — полковник, насупившись, уставился на неуклюжего щенка, который весело прыгал у ног сержанта Буркова, усиленно виляя хвостом.

— А ты тут, чего ошиваешься, обормот? — рявкнул он, увидев Малецкого. — Почту привез?!

— Так точно! Товарищ полковник!

— Так, какого же хрена ты тут прохлаждаешься, сукин кот!

Невысокий юркий Малецкий сорвался с места и стрелой помчался к брошенной у палаток машине.

Полковник сурово окинул все вокруг из-под нахмуренных бровей. Все в нем кипело, и готово было выплеснуться. Заметил Макса в кальсонах с облитыми компотом штанами в руках.

— Это еще, что за явление Христа народу? Засранцы в моем полку? Не потерплю! Обосрался со страху так не козыряй, дубина! Саранцев! Твой, что ли?

— Так точно!

— На кухню дристуна! Мать вашу! Пусть картошку чистит и не позорит высокое звание десантника!

Солдаты, вытянувшись, замерли, словно каменные изваяния.

— Слышь, Саранцев, — продолжал полковник распекать офицера. — Ты меня уже достал своим либерализмом! Вот ты у меня где! У тебя не рота, а настоящий балаган! Ну, а это что такое? — полковник подошел к побледневшему Витьке Дуднику и дернул за хэбэшку, торчащую комом. Из-под нее на землю посыпалось всякое барахло.

— Ну, блин, уроды! — полковник зло сплюнул и отправился дальше, в расположение пятой роты.

Через минуту вновь послышалось:

— Остолопы! Вашу мать! Где капитан Сутягин? Где его опять носит?

Спустя час после «разложения по параметрам» Шестопал и Квасов забрались в кузов к Мальку и там скрытые брезентом от посторонних глаз продолжили «день варенья». Говорили шепотом, чтобы никто не услышал.

— На всех делить, все равно ни то, ни се. Получается с гулькин нос на брата. А так, хоть с пользой, — промолвил Макс, разливая «чачю» по кружкам.

— Вот, банку тушонки у Сердюка стрельнул. Ну и жмот, скажу тебе. Сейчас мы ей родимой вспорем брюхо, — сказал Лешка, извлекая из ножен штык-нож и вытирая о рукав.

— Леха, ну ты прям как хирург Амосов, бля. Ей, богу! Еще марлевую повязку на морду нацепи.

— Скальпель! Пинцет! Тампон! Тампон! Спирт! Еще спирт! Огурец!

— Да, соленный огурчик был бы кстати.

— Зелененький, в пупырышках.

— И чтоб, хрустящий, маманя у меня умеет такие делать.

— Сейчас бы шашлычок для полного счастья.

— Или баранью ножку, нашпигованную чесночком, — размечтался Макс.

— Ну ты и загнул, Максим. Эх, хорошо сидим.

— Ага, — согласился Макс, выглядывая через дырку в брезенте на волю.

— Руба с Папашкой чего-то не поделили. Дюже лаются у палатки. Витька, хмырь, опять что-то спер, за пазухой прячет. Игорек Прибылов куда-то помчался. Будто за ним черти гонятся, наверное, «котелок» снова пробило.

— Это его со слив постоянно несет.

— Аллергия. Тут уж никуда не денешься.

— Хлеба жаль мало. Забыли у Тольки спросить.

— Мишка Тихонов со щенком забавляется. Неуклюжий бестолковый Дудай прыгает, все норовит его за икры ухватить. Забавный все-таки песик.

— А я его Чеченом зову, Бурков с Андреевым тоже.

— А по мне какая разница, что Чечен, что Дудай, что Шамиль, все одно — Чича. Вон, Сара показался, сюда идет, какой-то чересчур озадаченный. Получил, видать, у полкана вливание. Сейчас ребят, как пить дать, будет снашать.

— Наверняка, вздрючку очередную у «бати» схлопотал, — отозвался Алешка, колдуя над консервной банкой.

— За ним не станет. Последнее время злой как цепной пес.

— Макс! Макс, ты чувствуешь, паленным запахло?

— Да, верно, горит что-то.

— При чем где-то рядом.

— Погоди, я выгляну, узнаю, в чем дело.

Макс осторожно высунул из-под брезента голову. Посмотрел по сторонам, потом оглянулся на кабину и исчез обратно.

— Все в порядке. Малецкий на подножке сидит и на фанерках своих фамилию выжигает увеличительным стеклом.

— Неужели от этого так воняет?

— Он дыму напустил, будь здоров.

— Вот, Толик, гад ползучий! Подсунул свиную! Просил же его как человека! Ну, козел!

— Что? Опять наколол? Хлеборезка хренова!

— Ну, да. Киданул, сучий хвост! Вот и верь после этого людям.

— Толик он такой. Без мыла куда угодно влезет.

— Ты чего сморщился? Будто лимон съел.

— Нога разболелась, зараза! Старые раны ноют. Погода, похоже, поменяется. Завтра точно дождь будет.

— А чего у тебя с ногой?

— С четвертого этажа упал.

— Шутишь?

— Какие уж тут шутки!

— И как это тебя угораздило? С такой высоты хрястнешься, костей не соберешь.

— Да, хорек один подвел под монастырь. Квасили мы у приятеля, сын у него родился, первенца обмывали. Ну, а потом попросили проводить одного набравшегося кадра домой. Он в общаге жил недалеко от меня. Пришли к нему. Говорю, давай раздевайся и укладывайся спать, пока чего-нибудь не учудил. Он развыступался. Кто ты такой, чтобы мне указывать? Кричит. Я, не долго думая, ему болевой на ахилессово сухожилие, чтобы угомонился. Он обиделся шибко, что я так с ним. Выскочил из комнаты и запер ее на ключ. Ждал его, ждал, так и не дождался. А мне надо домой, матушке я обещал прийти пораньше. Ведь изпереживается старушка, у нее и так сердечко больное. Что делать? Высунулся в окно, высоковато. Потом поискал у него в шкафу, нашел моток бельевой веревки, лыжные палки. Связал все это вместе и полез.

— Ну, ты даешь! Смельчак!

— Выпивши был.

— Я бы и под градусом не полез бы в окно. Что дальше-то было?

— Так вот, вылез. Ухватил веревку. А она-то тонкая. Проскальзывает. Как засвистел вниз. Только дым от ладоней пошел. Вся кожа сгорела. Разбился бы вдребезги, как пить дать. Повезло. На газон приземлился ногами. Грохнулся, конечно, здорово. Все тело гудело от удара. Но правую ногу все-таки сломал в лодыжке. Дело-то ночью было. Ни кого не видно, чтобы помощи попросить. Дополз на четвереньках до телефона-автомата, вызвал «скорую». С тех пор болит перед дождливой погодой.

— Эх, надо было Мишку Тихонова позвать.

— Еще с гитарой скажи! Тут тогда весь батальон соберется.

— Ну, давай, а то у меня уже слюнки текут как у собаки академика Павлова.

— За успех нашего безнадежного дела!

— Гип, гип, ура! Гип, гип, Ура!