Несравненное право - Страница 7

Не расшевелила, а застывший на месте водного зеркала уродливый каменный горб мне ужасно не понравился. Даже не знай я, как и почему Примеро так поступил, один вид этого бугра вызывал неприязнь к магу, учудившему подобное. Это колдовство криком кричало о мелочности и пошлой злобе его сотворившего.

Пакости вечно ходят по следам друг друга. На обратном пути мы налетели на Эанке, стоявшую на изящном мостике через никогда не замерзающий, довольно глубокий ручей, берега которого поросли густым можжевельником. Нам требовалось на ту сторону, сестрица Романа это прекрасно понимала, но оставалась у нас на дороге с довольно неприятным выражением на прекрасном лице.

Это было досадно, но не более того. Мы могли спуститься вниз по течению до следующего мостика или перейти ручей вброд, благо здешние сапожки не скользили и не промокали. Тина улыбнулась и молча пошла по береговой тропинке, я за ней. Следующий мостик был довольно близко, но на нем в той же позе и с тем же нехорошим лицом стояла Эанке. Она явно искала ссоры, и именно поэтому я предпочла бы с ней не связываться – никогда не следует идти на поводу у того, кто тебя ненавидит, а она ненавидела нас обеих. Меня – потому что я была презренной смертной, Тину, как я поняла из отрывочных реплик Астена, за любовь Клэра. И ненависть эта оказалась взаимной. Обычно тихая и ласковая Незабудка внезапно переменилась. Я не успела ничего сказать, как Тина взяла меня под руку и решительно повела к мосту. Даже я своим слабым человечьим восприятием почувствовала напряжение, повисшее в звонком предзимнем воздухе. И не только напряжение. Откуда-то взялись светлые искры, окружившие меня и мою приятельницу облаком, как это делают летом лесные мошки.

Приглядевшись, я заметила, что искры разные. Одни, роящиеся во внешней сфере, были ясного, изумительно красивого синего цвета, но у меня почему-то вызывали отвращение. Другие, окружавшие нас плотным роем, светились нежно-желтым. Синие пытались прорваться к нам сквозь завесу желтых, но это им не удавалось. Пламенных мошек становилось все больше, и скоро я уже не могла рассмотреть того, что было снаружи. Откуда-то я знала, что, если синие доберутся до нас с Тиной, нам не поздоровится, но ничего поделать не могла и только смотрела то на светящийся рой, то на подругу. Тонкое лицо Тины было напряжено, губка закушена, на висках выступили бисеринки пота. Защита (а я уже поняла, что желтые искры – это наша защита), выставленная Тиной, давалась ей нелегко. Я вспомнила, что, по словам Клэра, его жена была необыкновенно одаренной волшебницей, но слабенькой. Поддерживать заклятие, требующее большой отдачи энергии, ей было трудно.

Тины вряд ли хватило бы надолго, но все кончилось так же неожиданно, как и началось. Синяя пакость просто исчезла. Тут же угасли и желтые пылинки, а Незабудка прямо-таки осела на мои руки. Удерживать ее было довольно трудно, но взявшийся невесть откуда Астен легко подхватил эльфийку на руки.

– На этот раз она доигралась! – Я еще ни разу не видела Астена разгневанным, и, надо сказать, это ему шло. Обычное мягкое рассеянное выражение исчезло. Идеальные черты обрели завершенность, силу, которой им раньше недоставало. Передо мной был не томный красавец, а боец, мужчина, и я невольно залюбовалась. Он же был занят лишь Тиной, и хорошо. Заглядываться на лебединых принцев с моей стороны было вопиющей глупостью.

2228 год от В. И. 10-й день месяца Звездного Вихря

Таяна. Высокий Замок

Арцийская Фронтера. Вольное село Белый Мост

Анна-Илана Годойя сидела на подоконнике, закутавшись в расшитую райскими птицами арцийскую шаль, и слушала, как стучит дождь. Монотонный, сильный шум вызывал дрожь, а нависшие над Геланью тучи, казалось, прятали что-то жуткое. Молодая женщина не могла избавиться от этого ощущения. Не могла, и все!

Она, никого и ничего не боявшаяся, в последние месяцы поняла, что такое страх. Нет, Илана боялась не мужа, не его бледных союзников, не молчаливых стражей-гоблинов. Последних она, пожалуй, даже любила. Она боялась будущего – весны, которая несла войну, неизбежного выбора, который ей предстоял, встречи с Рене и того, что ее может не быть и последним воспоминанием отчаянной горькой любви станет застывшее в голубых глазах презрение.

Если бы не Уррик, было бы совсем одиноко, так как тарскийцам Ланка не верила, а те таянцы, кто, спасая свои жизни и состояния, оставался при дворе, не верили ей. Что нобили, что слуги в глубине души презирали и ненавидели регента и его предательницу-жену. Уж в этом-то Илана не сомневалась. Днем ее это не волновало. Она была высокомерна и смела, а вызвавшие гнев герцогини долго жалели о своей неосторожности. Ночами, оставаясь одна, что в последнее время случалось все чаще, Илана вспоминала Высокий Замок таким, каков он был при отце и братьях, и начинала ненавидеть себя едва ли не сильнее обитателей служебных дворов. Женщина часами просиживала на окне, вглядываясь в тревожную темноту, и думала, думала, думала…

Михай, заставая ее на подоконнике, смеялся, и она смеялась вместе с ним. Искренне, с облегчением. Муж был уверен в себе, так уверен, что страх отступал, но Годой возвращался к своим делам, и все начиналось сначала. За это Илана мужа и ненавидела. Не за братьев, не за обман и даже не за то, что он ее все-таки укротил, раз за разом заставляя дарить то, что сама она предназначала другому. За власть нужно было заплатить, Ланка согласилась и получила, что хотела. Годой был с ней честен, был бы, если б защитил от тоски, если б не пропадал, оставляя ее наедине с дождем. Ланка мстила как могла за эти отлучки, заполняя их ласками гоблина, пока месть не срослась с привязанностью.

Уррик стал ей необходим не как послушное орудие или неутомимый нежный любовник, а как близкое существо, рядом с которым не так холодно. То, что она говорила молодому гоблину, приручая его, оказалось правдой. В полной мере Илана поняла это, когда Уррик вернулся с новостями, главными из которых было дошедшее до Эланда письмо и то, что Гардани жив. Илана всегда любила Шани и не забыла, как тот бросился ее защищать. Если бы она тогда уехала с Лайдой – все могло бы сложиться иначе. Только бы Шандер не узнал про Мариту, про то, как она и Михай…

Женщина раз за разом старалась выбросить из головы эти воспоминания, но они оказались сродни сорняку-ползучнику, который если уж завелся в огороде – пиши пропало. Извести его без магии нельзя.

Мужчины топят страх и недовольство собой в вине и в делах, женщины – в любви. Пылкость, с которой Ланка отвечала на страсть Уррика, возносила гоблина на высочайшую из вершин. Он был слишком счастлив, чтобы рассуждать о грехах или бояться возмездия. Ланка не была столь простосердечна, и все равно она раз за разом открывала потайную дверь, потому что пожертвовать близостью Уррика не могла.

Колокол на ближайшей башне отзвонил четыре. Можно больше не ждать, Михай не придет. Как бы муж ни хотел ее видеть, он никогда не появлялся между четвертым часом и полуночью. В это время тарскиец занимался своими делами, о которых Илана не знала почти ничего. Михай и то ли служившие ему, то ли помыкающие им – она так и не поняла – бледные союзники были слишком сильны, и супруга регента не собиралась вступать в безнадежную схватку. Втравивший ее в политику господин Бо сложил голову в Эланде, сменивший погибшего господин Улло то ли не знал об их с Бо уговоре, то ли умело делал вид, что не знает. Договариваться с новым «капитаном» Ланка не спешила, продолжая надеяться на ответ из Эланда и стараясь забыться в радостях, которые жизнь дарит красивым, молодым и сильным. В десятый день Звездного Вихря самообладание ей изменило.

Анна-Илана чувствовала, что малейший толчок вызовет взрыв, чего допускать не следовало ни в коем случае. Ее будущая победа, а может быть, и сама жизнь зависели от умения молчать. Раньше, когда принцессу одолевали приступы ярости, она носилась верхом по окрестным полям, пока бьющий в лицо ветер не заставлял забыть обиду и почувствовать вкус к жизни. Сейчас этот проверенный способ не годился – разбухшая от ледяных дождей земля не позволяла пустить коня в галоп, да и выбраться из Высокого Замка она не могла. Ее мир сузился до размеров Высокого Замка. Ланка в бешенстве схватила блюдо кангхаонского фарфора и запустила им об стену. Бесценная вещица разлетелась вдребезги. Легче не стало. Женщина топнула ножкой в отороченной темно-рыжим мехом домашней туфельке и задумалась. Что ж, если не выходит ни с поездкой, ни с Урриком, а видеть придворные физиономии нет сил, она может прогуляться по замку. По своему замку. Гоблины – прекрасные стражи, но ни они, ни Годой не родились здесь и не догадывались о тайниках, с детства известных Илане и ее покойным братьям.