Несравненное право - Страница 38

Михай растил Герику для одной-единственной цели. Она должна стать Темной звездой, но Темной звездой, послушной отцовской воле. Смерть младенца, так расстроившая союзников, Годоя обрадовала. Как бы медленно ни взрослел новый Ройгу, рано или поздно он обрел бы силу и получил все. Бесплодная Эстель Оскора, обретшая могущество и остающаяся в отцовских руках, сделает все потуги Шаддура бессмысленными. Михай Годой не просто станет хозяином Благодатных земель, но и создаст новую империю. Великую. И последнюю.

– Мы больше не можем ждать, – прервал молчание Годой-в-зеркале, – и не можем рисковать. Ты должен наполнить Большую Чашу, и быстро.

Я себя ненавидела за ложь, но сказать правду было свыше моих сил. Как просто казалось мне месяц назад выложить герцогу Аррою все, что со мной приключилось. И о том, что я родила чудовище и стала чудовищем, и о том, что Роман прикончил младенца и, пока я жива, Ройгу не может иметь потомства от другой женщины. Я собиралась рассказать о заговоре Эанке, о том, как ощутила в себе Силу и шутя справилась с самой сильной колдуньей Убежища, как под моим взглядом плавилась и превращалась в драгоценный аметист рыжая лесная земля, как я прогнала гончих тумана… Я бы объяснила эландскому владыке, что не могу дотянуться до Силы по своей воле, но, когда та приходит, я делаю с ней что хочу.

Рене Аррой должен был знать про Эстель Оскору все, ведь именно ему предстояло схватиться с моим отцом. Я самим своим существованием защищала Тарру от возвращения Ройгу во всей его красе, а значит, все решат мужчины с оружием в руках. Я же, когда сила меня оставляла, становилась обычной или почти обычной женщиной. Капелька текущей в моих жилах эльфийской крови дала мне возможность овладеть зачатками магии Светорожденных, но против той же Эанке я бы не продержалась и десятинки.

Я не раз пыталась понять, выстояла бы я в схватке с Оленем, догони он нас в холмах Горды. Думаю, нет. Я была слишком слаба и очень напугана, а страх многократно уменьшает силу. Этот закон я открыла сама, продираясь по заснеженным лесам. Я слишком много думала этой одинокой зимой, и кое-что из придуманного могло пригодиться не только мне, но и Аррою, если бы…

Если бы я не влюбилась в Рене как кошка. Сразу и навсегда. Не знаю, где были раньше мои глаза, ум, сердце, ведь я несколько месяцев прожила рядом с этим человеком, принадлежала ему, но ничего не чувствовала. Я любила Стефана? Но почему мое сердце этого не помнит? Почему, когда я встретилась взглядом с герцогом, меня словно швырнуло в костер?

Мое сердце криком кричало, что видит Рене впервые! И вместе с тем я знала его. Знала его глаза, его голос, его руки. Помнила жест, когда, успокаивая, он гладил меня, как глупую собаку. Да и он прекрасно помнил все; для него я оставалась жалкой, нерешительной девчонкой, навязанной ему Марко. Рене не мог меня не то что любить, даже уважать. Как я могла рассказать ему все, что со мной случилось?!

Если б он меня любил, он, возможно, смог бы смириться с тем, что я стала нелюдью. Теперь же герцог стал бы смотреть на меня как на чудовище. На его месте я бы уж точно посадила подобную тварь в клетку, пусть и постаравшись сделать эту клетку удобной и незаметной. А я хотела остаться для него человеком, женщиной, пусть и нелюбимой, а не Эстель Оскорой, от которой зависит слишком много, чтобы в ней видели что-то, кроме оружия.

И еще был Астени… Отныне я точно знала, что в моем отношении к нему любви не было, только благодарность и дружба. Аррой, тот ничего не понимал, не мог понять, а принц Лебедей понимал все, ведь он и сам был магом. Астени узнал меня после того, как я вернулась из смерти. Он знал меня, а не Герику Годойю. Магия Проклятого, смешавшись с магией Лебедей и магией Ройгу, каким-то образом изменила мою суть, я больше не была покорной овцой, но как объяснишь это Рене?

Если бы только адмирал встретился с Романом! Но бард был далеко, Астени погиб, а Рене, Рене спросил меня о ребенке! И я поняла – он считает, что погибшая тварь была его сыном. То есть он ничего не знает! Ничегошеньки. И я солгала. Отвратительно, подло, низко.

Я подтвердила, что ребенок погиб, и замолчала. Это была полуправда, то есть худший вид лжи, ведь я позволила ему убедить самого себя. Он убедил, он даже попробовал меня успокоить обычным для мужчины способом. Лучше бы он этого не делал! Не знаю, как я вырвалась из его объятий; не будь мы верхом, герцог справился бы со мной шаля, но я умудрилась вовремя хлестнуть лошадь и поскакала к ожидавшим нас за мысом воинам. Ветер свистел у меня в ушах, но не мог заглушить ту ненависть, что я испытывала к себе.

Вот все и кончилось, не начавшись. Меня не хватило на то, чтобы сказать правду, потому что я любила. Я удрала, крикнув, что то, что было, больше не повторится, что я его ненавижу. Герцог, разумеется, за мной не погнался. Зачем? Тарскийская дура никогда не была ему нужна. Он просто по-человечески хотел ее утешить в горе, естественном для любой матери, потерявшей ребенка. Она что-то проорала и ускакала, ну и Проклятый с ней!

Рене присоединился к нам через десятинку, он был спокоен и вежлив. Я все же кое-что ему рассказала. Что Роман отвез меня в Убежище, а сам пошел на поиски Проклятого, что меня хотели убить и Астени повел меня в Кантиску. Что нас догнали, Астен погиб, а мне посчастливилось уйти и унести эльфийский талисман, который и отогнал Охоту. Эта ложь показалась мне удачной. До возвращения Романа я оставалась хранительницей талисмана, а значит, если во мне взыграет сила, все спишется на подарок Астени. Разобраться в этом могут только маги, а их в Эланде нет. Если не считать печатных волшебников и меня.

2229 год от В. И. 8–25-й день месяца Иноходца

Таяна. Гелань

Запретные земли. Горда

Ланка была просто великолепна, когда в пурпурном платье и подобранном в тон плаще поднялась на разубранное флагами и гирляндами возвышение, специально сколоченное по такому случаю лучшими плотниками Гелани. Медные волосы жены регента украшала горящая тревожным блеском тарскийская диадема, темно-алые камни пылали и в ушах. Солнце светило по-весеннему ясно и сильно, но в тени еще было прохладно. Герцогиня мерзла, но капюшон роскошного плаща оставался откинутым – в такой день властительница должна предстать перед подданными во всем блеске. Рядом с Иланой стоял толстый кардинал, которого младшая дочь покойного короля презирала, но терпела. Михай был внизу, с войсками.

Разодетый в свои любимые черный и ярко-красный цвета, на вороном, без единого пятнышка жеребце, он выглядел истинным императором. Рядом с регентом делал вид, что сдерживал, а на самом деле горячил серого в яблоках красавца арцийский посол. Ланка не могла видеть лиц мужа и арцийца, но не сомневалась, что они были торжествующими. Михай получил от императора Базилека право прохода через арцийские провинции, а красавец Койла спал и видел, как Рысь и Альбатрос уничтожают друг друга. Зато геланцы и большинство марширующих внизу воинов не предполагали, что воевать будут именно с Эландом. То ли для того, чтобы остававшиеся в Таяне прознатчики Рене не успели предупредить своего господина, то ли потому, что население Гелани не рвалось в объявленный Церковью Святой поход против эландских нечестивцев, а вернее всего – чтобы Базилек мог хоть как-то оправдаться перед настоящим Архипастырем, было объявлено, что таянско-тарскийская армия и благочестивые ополченцы из числа горцев отправляются громить атэвов.

В письме императора говорилось, что воинству регента Таяны дозволяется пройти ускоренным маршем через Фронтеру к Гверганде, городу-порту, расположенному в устье полноводной Адены, правый берег которой от Зимней гряды[14] до побережья принадлежал Эланду, а левый – империи. Там-де армия погрузится на арцийские корабли и отправится на юг. На деле же армии предстояло, воспользовавшись городскими мостами, перейти на эландский берег и, двинувшись вдоль побережья, вторгнуться во Внутренний Эланд с запада.