Неспортивное поведение (СИ) - Страница 4

Хлопнула дверью.

Багаж Кинси все еще усеивал гостиную, хотя она вернулась на прошлой неделе.

И последние семь дней Джекс постоянно попросил меня приехать.

Я тогда сказал «черт, нет» в своей голове, и солгал, сказав ему, что занят, а на самом деле избегал его сестру, как чуму.

И не потому, что она была этой психически ненормальной, приставучей, сексуально неудовлетворенной черлидершей, а потому, что я был обоснованно испуган тем, что забыл о Джексе, и обо всех тех причинах, по которым мне не было позволено прикасаться к Кинси, а просто сливался своим ртом с ее губами, пока не потерял сознание от кислородной недостаточности.

— Она хорошо это приняла. — Джекс опустил голову, засунув руки в карманы. — А с ней никогда не знаешь.

Эмоциональный разговор по душам — особенно о таких вещах, как рак или грядущая смерть — не было моей фишкой. Не то, чтобы я не мог задействовать эту часть своего сердца, но просто не был готов это сделать, потому что часть меня была не готова признать, что у меня внутри все еще было заперто много дерьма, пытавшегося вырваться наружу. Такие разговоры напоминали о моей собственной боли, и я ненавидел это. Кроме того, какого рода поддержку я вообще должен был предложить? Когда я ничего не знал. А попытаться предложить другу надежду, казалось наихудшей возможной идеей — ведь я сам иногда чувствовал, что у меня ее нет.

А Джекс? Ну, он был из тех парней, которые держат все дерьмо в себе и под замком; он смотрел сквозь все мои убогие попытки попытаться заставить его чувствовать себя лучше.

— Кинси была за пределами страны. Слишком много новостей я на нее свалил в первую неделю возвращения, мужик. Да и мой папа хотел, чтобы у нее было то время… Кинси нужно время, она этого заслуживает.

Что-то в том, как он это сказал, заставило меня замолчать.

Кинси это заслуживала?

Челюсть Джекса сжалась.

В комнате воцарилось молчание.

Он все еще смотрел на дверь лазерным взглядом, словно ждал, что та откроется или вообще исчезнет.

— С моим отцом все должно быть в порядке.

— Это хорошие новости.

— Еще один этап химиотерапии, — сказал он глухим голосом.

— Как долго он проходит? — У меня сложилось ощущение, что Джекс хочет поговорить. И я чувствовал себя ублюдком за то, что думал о каждом возможном оправдании, чтобы сбежать.

Джекс, все еще пялившийся на дверь, неопределенно пожал плечами.

— Месяц, возможно, два. Мы снова будем играть с «Пилотами». — Он сердито кивнул и хрустнул костяшками пальцев. — Хороший квотербек, сильные специальные команды, слышал, что они подобрали того придурка, Сильву.

— Сильва может поцеловать меня в задницу. — Я почувствовал, как мое тело заметно расслабилось. Футбол, об этом я мог говорить. Я медленно направился к Джексу и шагнул прямо в его поле зрения. — Кроме того, он быстрый только тогда, когда не тусуется на вечеринках, что делает постоянно, и все мы знаем, что их дисциплина — полное дерьмо.

Он кивнул, глядя сквозь меня, на дверь… к его сестре. Проклятье.

— Бог. Футбол. Семья… Кинси. — Джекс сглотнул, наконец, посмотрев мне в глаза, на его шее дрожал мускул. — Вот так я разгребаю дерьмо. Все это обычно не смешивается, мужик. Мне приходится разделять все это, чтобы сосредоточиться, тогда я чувствую себя настоящим гавнюком из-за того, что мне приходится это делать. Я просто… я не могу смотреть сразу на всю картину. То же самое и с играми, я должен предусмотреть каждый возможный исход, затем вернуться к картине целиком и анализировать. А с моим отцом, это значит…

— Ты смотришь на конец.

— Да. Так и есть.

Мое сердце немного раскололось.

Я знал, что значит потерять родителя.

В английском языке не было слов, чтобы описать, насколько отстойной становится жизнь, какую сильную боль это все еще причиняет спустя годы, как ты все еще слышишь голос родного человека и, проснувшись, бежишь на кухню, а там понимаешь, что он никогда не вернется.

Я отвернулся.

— Я тебя понял, ты ведь это знаешь, верно?

— Да, мужик. — Казалось, Джекс наконец-то очнулся. — Я знаю.

— И я позабочусь о Кинс, по крайней мере, эту «коробку» тебе не нужно открывать, хорошо?

Потому что уже ее открыл, разграбил, погрузился, вошел — матерь божья, меня поджарят, я буду гореть в аду.

— Ты разбирайся с тем, с чем тебе нужно, а я помогу с остальным.

— Он разбил ей сердце, — сказал Джекс. — Я не позволю этому произойти снова.

— Ты снова запрешь ее в комнате?

— Если придется. — Он был смертельно серьезен, бедная Кинс.

— Я в буквальном смысле задушу тебя во сне, — раздался голос Кинси, и она медленно вышла из комнаты в шортах из спандекса, достаточно плотно облегающих, чтобы у меня случился сердечный приступ, и в майке, которая не оставляла ничего для воображения. — Я собираюсь поехать на стадион, чтобы позаниматься на тренажерах.

— Хрен с два ты это сделаешь! — заорал Джекс.

Вот так.

Кинси вытерла давние слезы.

— Именно так я снимаю стресс! — Она схватила свои ключи. — И наши тренировки начнутся через неделю, мне нужно избавиться от этого! — Она хлопнула себя по заднице.

Клянусь, сейчас был самый тяжелый момент в моей жизни, потому что я смотрел в потолок, а не в направлении звука. Хотя, вероятно, я потерял очки перед Богом, когда воспроизвел в воображении образ того, как шлепаю ее по заднице, до тех пор пока не заболит ладонь.

— Я не могу поехать с тобой. — Джекс стиснул зубы. — Мне нужно просмотреть одну запись.

И вот так же все взгляды упали на меня.

И под «все», я имею в виду то, что Кинси сердито смотрела на меня и, молча, посылала в моем направлении достаточно угрожающие взгляды, чтобы стало ясно, что она об этом думает, а вот глаза Джекса умоляли.

Нельзя выиграть во всем.

— Я тоже должен, х-мм, сходить в спортзал.

— Вот это сюрприз, мы можем потусоваться как братаны, и я могу дать тебе фору. — Кинси потерла руки. — Ой, подожди, ты можешь поднять десять таких как я. Просто позволь мне делать мое дело, и ты можешь делать то, что делают тупые футболисты.

— О, да, и что же это? — клюнул я на приманку.

— Выглядеть красивыми. — Она подмигнула нам обоим.

— Джекс, она назвала нас красивыми.

— Не борись с этим. — Кинси дернула за дверцу холодильника и достала бутылку с водой. — И если ты едешь, чтобы исполнять роль няньки, тогда я, по крайней мере, должна нас отвезти.

— Хорошо.

— На твоей машине. — Кинси бросила свои ключи на стойку и протянула руку. — Ну же, давай их сюда, детка. Или подожди. — Она постучала пальцем по подбородку. — Думаю, для тебя нужно придумать прозвище получше… — Ее глаза были воплощением зла. Мне не понравился ее взгляд, ну, большей части не понравился, а оставшейся части очень даже, вот предательская часть. — Куриная вафелька.

— Ты не можешь называть его «Куриная вафелька».

— Ну, не знаю. — Кинси усмехнулась. — Он может быть Цыпленочком, а я буду Вафелькой (прим. пер. Кинс намекает на то, что Миллер трус).

Когда она вышла, дверь чуть не ударила ее по заднице.

— Лучше иди за ней, — вздохнул Джекс. — Она получила пять штрафов.

— Это не так уж…

— В прошлом году.

Я застонал и последовал за Кинси.

ГЛАВА 3

КИНСИ

Я сказала себе не смотреть ему в глаза. Что-то в его голубых глазах, на фоне кожи цвета мокко, заставляло таких девчонок как я, превращаться в желе и говорить такие глупые вещи, как «Нам стоит когда-нибудь позависать вместе». Тогда как у меня не было никакого желания с ним зависать, вообще. Никогда.

Особенно за пределами нашей группы друзей.

Так или иначе, Миллер был крайне необходимым отвлечением от того, что завтра мой папа ложится на очередной курс химиотерапии, и ему, скорее всего, будет плохо весь день, и он не хочет меня видеть.

Потому что он был так болен, так слаб, и думал, что это травмирует меня.

Это было так несправедливо.