Несовместимые. Книга 1 (СИ) - Страница 78

— Что? — переспросила я, не желающая верить в сказанное, а перед глазами уже все расплывалось из-за наступающих слез.

— Мне очень жаль. Прими мои соболезнования, милая. Она болела и не хотела говорить тебе, чтобы не волновать. Я организую похороны, ты можешь за это не переживать, если не сможешь приехать и…

Я больше ничего не слышала, будто канула под ледяную воду, а из-подо льда не могла выбраться. Мне внезапно стало больно дышать, парализовало все тело. Выронила мобильник, и он разбился о кафель. Я находилась будто в какой-то прострации и не воспринимала реальность. В голове лишь повторяющаяся фраза: «Твоей бабушки больше нет с нами в этом мире» и дальше пустота. Эта фраза закружилась в моей голове. Я пошатнулась, пыталась схватится за раковину, но из-за ее скользкой поверхности я не удержалась и упала. Продолжала падать бесконечно долго в холодную яму, пока мрак не поглотил меня.

Элла

4 года назад.

Я забегаю домой счастливая после школы, размахивая своим рюкзаком. Только вчера ночью я переживала за сдачу своего доклада по философии своей мегере-преподавателю, а сегодня я сдала его так, как позволяли мне того мои возможности. Философии она отдала значительную часть своей жизни, поэтому можно оправдать ее излишние требования к нам: сделать все безупречно. Но я буду делать то, что в моих силах и не заставлять себя выходить за пределы возможного.

Я кинула рюкзак в прихожей и побежала в родительскую спальню, думая застать там маму и поделиться радостной вестью. Сдача заданий, экзаменов для ученика в период обучения значит, намного больше, чем бытовые темы. На каждом этапе жизни человек заостряет свое внимание на том, что кажется более ценным для него. Школьнику — получить хорошую оценку и похвалу от родителей, старикам — порадовать внуков, засадить сад цветами и наслаждаться покоем. Каждый этап жизни будто обладает своим характером.

Я с широкой улыбкой распахнула дверь спальни и осмотрела помещение, чтобы найти маму, но комната была пуста. Лишь легкий весенний ветер проникал через открытое окно и теребил тюль.

Наверно она в саду.

Я спустилась обратно вниз и побежала по направлению к выходу, чтобы вновь оказаться на улице. Но в дверях я врезалась в папу, который в это время заходил в дом. Я вскрикнула и словно ошпаренная отпрянула от него, когда щекой и руками коснулась чего-то влажного на его рабочем костюме. Осмотрев свои ладони и белую блузу, я поняла, что вся окрасилась в красный.

— Черт! — процедил Деймон и подбежал ко мне, хватая за руки, которые я продолжала рассматривать с легким испугом.

— Папа, что это? Это кровь? — дрожащим голосом спросила я и резко подняла глаза.

То, что я увидела, подвергло меня в шок. Папа стоял у дверей, облокотившись о косяк плечом, и смотрел на меня пустым взглядом. Его лицо не выражает ничего, кроме изнурения. Он выглядел таким разбитым, что все мое сердце сжалось. В пустоте голубых поникших глаз я не увидела привычного блеска, который говорил о его счастье и любви к жизни. Это меня сильно насторожило.

— Что случилось? — тихим голосом спросила я, но мой вопрос будто вылетел через стену, сохраняя тишину.

Я посмотрела на Деймона. Тот вздохнул и опустил свои глаза в пол.

— Где мама? — снова дрожь в голосе. Я напряженно рассматриваю своих домочадцев и заостряю внимание на папе.

Он прикрыл глаза и по его щекам покатились слезы. Они затерялись в уголках его губ, но новый поток слез протолкнул их, и они скатились дальше, разбиваясь на полу. Ощущая встревоженным сердцем неладное, я сама тут же почувствовала, как теплые невольные слезы оставляют мокрые дорожки на моих щеках, и их становится все больше и больше. Несвойственная моему сердцу тревога наполняла меня до краев. Несвойственная, потому что я впервые ощущаю нечто подобное, держащее мое сердце в сплошном беспокойстве. Я наперед жду страшное известие лишь от одного измученного вида папы, лишенного всякой радости.

— Ее больше нет, Элла, — хриплым голосом безжизненно проговорил папа, и я ощутила, как пол под моими ногами рушится.

Я качнулась, и Деймон тут же крепче сжал мои запястья. Я снова посмотрела на свои окровавленные ладони. На мне кровь мамы? Меня резко охватывает леденящий ужас, когда я осознаю это. Сердце словно обезумело и стучало в груди, причиняя боль, будто жаждало выпрыгнуть из моей груди, чтобы не чувствовать этой мучительной пытки. В голове смешались все воспоминания с мамой. Они словно скоростная кинопленка на перемотке резво заполняли мою голову, отчего она закружилась. Все вдруг стало таким незначительным: солнце на небе — мне хотелось скрыться от него, оживленные голоса на улице — мне хотелось закрыть уши и слышать лишь свое дикое сердцебиение, оно все еще пытается сбежать из этого плена мук. Мне хочется видеть лишь маму и слышать ее голос. Даже те самые воспоминания в голове, все еще прокручивающиеся в моей голове, не приносят мне удовольствия. Наоборот, из-за них задаюсь вопросом: «Как же я теперь без нее и всего этого?» Только сегодня утром она проводила меня в школу и поцеловала в лоб, будто благословила на предстоящие этапы жизни, которые пройдут без ее присутствия.

Мир рухнул. Такой короткой фразой можно пояснить мое состояние после этих страшных новостей.

Деймон держал меня, поэтому я могла стоять на ногах, смотреть в одну точку и беззвучно лить слезы. Хотя вместо этого мне хотелось упасть на колени и кричать. Кричать так, чтобы вся боль от невосполнимой утраты мгновенно вышла из меня через этот истошный звук, исходящий прямо из моей души. Но вместо боли уйдут силы. Мама — светлый, добрый и самый необходимый человек в моей жизни, чтобы перестать ощущать боль от скорби за нее.

Я не хочу, чтобы к этой скорби добавилось еще нечто такое же. Не уверена, что смогу вынести, потому что уже сейчас мне хочется закрыть глаза и не просыпаться до тех пор, пока мозг чудесным образом не решит самостоятельно ввести меня в амнезию. Если я не буду помнить об этом дне, то и душа впоследствии забудет о боли. Разум и внутренний чувствительный мир так равносильны порой.

Наши дни.

Я резко вдохнула в себя воздух, внезапно почувствовав, что я задыхаюсь, будто несколько долгих минут была под холодной водой и не могла найти выход. Теперь я наконец вынырнула и жадно хватаю воздух ртом, но чувствую, как парализовало все тело.

— Тише. — Мои щеки накрывают большие и теплые ладони, слегка поглаживая.

Я резко поднимаю глаза на обладателя этих рук и вижу обеспокоенное лицо Эдварда. Я почему-то начала трястись. Все еще не могу понять, что происходит вокруг меня, где я вообще нахожусь. Мне показалось, что в комнате, в котором я нахожусь, жутко прохладно, и этот холод пронизывал меня до костей. Эдвард со стула пересел на край кровати и одной рукой обвил мои плечи, прижимая мое тело к своему. Его тепло — словно спасение, тут же окутало меня и я, опьяненная этой вороватой податью, непроизвольно прижалась к нему ближе, чтобы нагло получить больше этого удовольствия. Только сейчас поняла, что мои волосы мокрые и нижнее белье на моем теле тоже. Видимо от этого мне стало так до трясучки холодно в прохладной спальне, в которой постоянно ночую, хотя была укрыта одеялом и пледом. Но их способность дарить слабое тепло ничто, по сравнению с богатым теплом Эдварда, который щедро наделяет меня этим необходимым явлением.

— Ты вся дрожишь, — прошептал он, поглаживая меня другой рукой по щеке бережными движениями пальцев. — Что случилось?

— Я не понимаю, — только и смогла проговорить я хриплым голосом, стуча зубами.

— Когда я вышел из спальни, то обнаружил воду на полу коридора. Она выходила из ванной комнаты через нижнюю щель двери. Я постучался, но ты не отзывалась, а когда выбил дверь, увидел тебя лежащую на полу без сознания. Ванна была закрыта, она наполнилась, и вода вылилась через края, — объяснил он ровным тоном.