Несколько дней в августе - Страница 5
— Буду. — Марина присела на табуретку. Как все-таки трудно чувствовать себя виноватой, когда тебя не бьют, не ругают, а просто предлагают сесть и позавтракать.
«Я заслужила хорошую оплеуху, — подумала Марина, — даже две».
Тоша отправился в очередной набег на букинистические магазины, а значит, ждать его можно было часа через два или вечером — это зависело от того, на какую именно книгу он наткнется. Муратов спал на балконе, и даже во сне от него исходили волны презрения по отношению к Марине. Марина взяла сетку и пошла в магазин.
— Привет! — беззлобно сказал Санек. — Шоколадное масло поступило. Тебе отвесить? Будет чем кормить твоего шизика.
Марина отвернулась.
— Ну что ты? — Санек наклонился через прилавок. — Твой мужик ничего. Классно мне врезал. Тут такое дело…
Он оглянулся и продолжил шепотом:
— Старушенции тобой интересовались, активистки. По какому праву живешь? Прописана ли? И так далее… Оформляйся. Могут быть неприятности.
— Дай масла триста граммов, — попросила Марина.
Вернувшись, она вытащила из серванта телефон, узнала по справочному код Калининграда и позвонила домой. Телефон был у соседки.
— Алло! — прозвучал ее зычный голос.
— Это я, Марина! Людмила Ивановна, позовите маму, пожалуйста!
— Мариночка! — обрадовалась соседка. — Откуда ты? Куда ты запропала?
— Потом, Людмила Ивановна, потом. Я скоро приеду. Позовите маму.
— Сейчас, Мариночка, сейчас.
Было слышно, как трубку опустили на стол, и голос соседки, уменьшенный вдвое, кому-то сказал:
— Ее блудливая доченька звонит. Сами понимаете: яблоко от яблони…
Наконец трубку взяла мать.
— Алло, Марина.
— Мама, я в Москве. Ты получила мое письмо?
— Да. Но я ничего не поняла. Где ты остановилась?
— У одного хорошего человека. Ты его не знаешь.
— Ты с ним живешь? — на ужасающе высокой ноте спросила мать.
— Нет! — закричала Марина. — Когда я приеду, принесу тебе справку!
И она бросила трубку.
— Надо уезжать, — прошептала Марина. — Надо уезжать…
Когда Тоша вернулся, держа в руках кипу стянутых бечевкой журналов, Марина встретила его у порога бодрая и веселая.
— У нас праздник? — предположил Тоша.
— Отчасти, — сказала Марина. — Проводы. Мне пора домой.
— Так сразу? — удивился Тоша.
— Да, — подтвердила Марина. — Я звонила маме. Она сердится.
— Ну что ж, — рассудил Тоша. — Будем провожать.
Марина виновато улыбнулась.
— У нас кончились деньги. И мои, и ваши.
Тоша обвел взглядом книжную полку и вытащил из нее несколько книг.
— Я скоро, — сказал он.
— Вот и все, — сказала Марина появившемуся откуда-то Муратову. — Все, котище. Можно тебя погладить?
Муратов подошел к ней и подставил спину.
— Ты знаешь, почему я люблю вокзалы? — говорил Тоша, и Маринин чемодан подпрыгивал в его руке. — На вокзалах поведение людей всегда неожиданно, даже для них самих. Нечто вроде экстремальной ситуации. Сколько чудесных поз, взглядов, пробуждающихся чувств… Какая игра! Один миг встреч и расставаний чего стоит. Иной раз такое уловишь — мороз по коже. И знаешь, на каждом вокзале по-разному: железнодорожные, речные, авто, авиа… Как славно, что у города обилие вокзалов.
— Мы познакомились на вокзале, — напомнила Марина.
— Правильно. Я искал там что-то новое, но ничего не было.
— Кроме меня?
— Кроме тебя, — согласился Тоша.
Он оглянулся и стал судорожно ощупывать свои карманы.
— Знаешь, я, кажется, потерял билет.
— Он у меня, — успокоила Марина. — Мужчинам деньги и документы нельзя доверять.
Вагон они нашли сразу. До отправления оставалось совсем немного. Толстая, но проворная проводница уверенно выставила его:
— Скоро двинем, не прыгать же тебе на ходу. А за дочку не бойся, довезем в целости и сохранности.
Марина стояла в коридоре, прижавшись лицом к вагонному окну. Она пыталась открыть его, но не могла. Окно было заперто или забито.
Тоша топтался на платформе и рассеянно смотрел на нее, на линзах его очков играли солнечные зайчики. На мгновение Марине показалось, что он все понял. Он обо всем знает: и как она его любит, и что она без него жить не может, и что она к нему обязательно приедет через год, через месяц, через…
Но Тоша вдруг улыбнулся, поймав какой-то новый для себя жест, и стал машинально повторять его, стараясь удержать в памяти.
А поезд качнулся и пошел, пошел…