(Не)реальный (СИ) - Страница 58

Ох, Солнечная, зря ты это затеяла.

Ты же понимаешь, что ты проиграешь, да?

— Ма-а-ама!!!

Вопль на весь дом, слышно через четыре комнаты, и это вопреки охренительной звукоизоляции. Грохот такой, что, кажется, на этот раз эти изверги все-таки уронили насчастный шкаф. Как минимум. Если подумать прагматично, скорей всего, свернули полку с игрушками. Эх. Говорила Аленка: надо было покупать ту полку, которая намертво привинчивалась к полу. С той самой поры, как самое первое узи показало ей близняшек, — вот с самой первой секунды она и агитировала за все самое надежное, неубиваемое и вообще.

Аленка тяжко вздохнула, посмотрела на экран ноута, мысленно извинилась перед недоцеловавшимися героями и пошла разбираться. В конце концов, рукопись в издательстве ждали через неделю, герои все успеют доделать, что им там нужно. А спасти мир от конца света Аленка хотела и самостоятельно.

Все были живы. Пока что. Няню взяли в заложники. Ну, оно и понятно, в битве с четырехлетками Вики и Ником в заложники были готовы сдаться все, лишь бы не в жертвы. В чем разница? О, ну к заложникам нужно было быть хоть чуть-чуть милосердными.

Лизка сидит на окне, уткнувшись в графпланшет, и что-то рисует. Ох, хоть отнимай. Скоро и по ночам будет рисовать, блин. А ничего не сделаешь, девочка хочет быть дизайнером. Нахваталась творческого вдохновения от папы-фотографа и писательницы-…

— Мам, я им говорила…

Аленка так и не привыкла это слышать. Даже за шесть лет. Особенно — от двенадцатилетней вытянувшейся Лизки. Такой взрослой, такой высокой. И каждый раз — как в первый, когда хочется разреветься, потому что ну до слез же! И каждый раз хочется сжать в руках эту маленькую, тоненькую эльфийскую девчонку и сказать ей спасибо за такое доверие.

Вики и Ник катаются на полу. Как это у них водится, то ли играют, то ли дерутся. Даже по пыхтению не поймешь. У них даже ор может быть текстом роли.

— Ну, и кто тут не слушается? — с интересом уточняет Аленка.

— А Лизка врет, — вдруг заявляет Ник, вываливаясь таки из клубка, и Вики остается одна — лупать глазами и замышлять коварство, — Лизка говорит, что ты её не рожала, ма.

— Ага, её мне аист принес, — рассмеялась Аленка, и улыбнувшись подошла уже наконец к няне, привязанной к стулу скакалкой. Садисты. Маленькие четырехлетние…. Хотя… Узлы уж больно сложные, уж не Лизавета ли Максимовна постаралась?

Папа учит Лизавету нехорошему? Интересно, в каком возрасте до Лизки дойдет, откуда папа знает столько сложных узлов. И сколько юношей будет связано, когда Лизка подрастет ещё чуть-чуть? Ну, так им и надо, право слово.

— Аист… — Лизка смеется. Уже большая, уже местами понимает, но все-таки.

— Он самый, — Аленка подмигивает дочери, с любопытством косясь на экранчик планшета. Там цветет своими безумными красками морской закат.

Аист возвращается вечером. У него сегодня была сложная съемка, спасибо, что не пришлось уезжать, а потом он решал кучу вопросов по работе своей сети, которую в который раз расширил на еще четыре точки. Но все же в семь вечера он как штык дома. Всегда так.

Макс всегда ужинает с семьей.

Раньше еще и обедал — до того, как они переехали за пределы МКАДа. Настаивал Макс, он по-прежнему слегка параноил, и частный поселок со службой охраны его устроил больше. Увы, приходится ждать его по вечерам, но это обычное явление.

Ну, было ради чего терпеть.

Макс является домой с цветами — по-прежнему не с розами, по-прежнему с тюльпанами, душистыми, нежными и свежими. Розы не в чести ни у Макса, ни у Аленки.

— Ну не нужно было, — Ворчит Аленка в который раз, утыкаясь носом в тугие лепестки.

— Женщина, не мешай мне пускать на ветер мои деньги, — смеется Макс и обнимает её. Крепко обнимает. А потом подхватывает на руки, заставляя Аленку взвизгнуть от неожиданности, а Вики и Ника радостно взвыть. Они любят, когда папа творит всякую ерунду. А папа и рад. Он неизлечим.

В него до сих пор было невозможно поверить. Аленка все ждала подвоха, ждала, когда вылезет что-нибудь та-а-акое, но нет, не вылезало, и как ни щипала Аленка себя за запястье, Макс никуда не исчезал. Он у неё по-прежнему был.

Есть ужин, приготовленный поваром.

Есть печенье, испеченное Аленкой. Шоколадное.

Есть три пары обнимательных маленьких рук, и одна пара — взрослых. В общем, одному папе одного упоротого семейства всегда есть чем заняться.

— Пап, Соня просит с ней погулять в выходные, — в ходе того, как близняшки истязают ужин, вместо того, чтобы его есть, сообщает Лиза.

— Ну, если с утра в воскресенье, — задумчиво протянул Макс. — В субботу у нас семейный пикник, и отказов я не приму, учтите.

— Да без проблем, — героично заявляет Лизка и бодро хомячит ужин. Она явно намерена пережить не только семейную вылазку, но встречу с Соней.

Соня появилась год назад, Аленка тогда, кстати, встревожилась, но в конечном итоге оказалось, что зря. Соня хотела видеться с дочерью, больше её ничего не волновало, да и она сама никого особо не волновала. Особенно Макса.

Лизка ходила на эти встречи, ей вроде нравилось. Но Соня — это Соня, а мама — это Аленка.

Аленка даже себя ругала за то, что мысленно произносила эту фразу. За то, что радовалась собственной значимости для Лизки. Ну… Соня вернулась. Хотя бы. Лизка стала на капельку спокойнее.

В семейных ужинах заключалась уютная магия. Все хорошо. Вся семья дома, Макс рядом, можно в любой момент уткнуться в его плечо. Конечно, близняшки, не унимаясь, трындят, но в кого им быть тихими, когда и папа, и мама те ещё словоблуды?

Все самое долгожданное начинается, разумеется, когда три пятых семейства Ольховских мирно спят. Когда Аленка тысячу раз обняла каждого из трех своих маленьких лягушат. Двенадцатилетние лягушки-мутанты тоже идут за маленьких, кстати, хоть они и требуют, чтобы к ним как к взрослым относились.

Именно тогда, когда весь мир затихает, когда точно никто не помешает, — тогда защелкивается замок в спальне, а в шею Аленки утыкаются горячие губы.

— Ну, что, вытерпела? — шепчет Макс.

— Да, мастер.

— Сейчас проверим…

Обвязка под рубашкой трется о кожу груди, заставляя покрываться мурашками. Обвязка на бедрах под джинсами. По два витка, чтобы задевать самую горячую зону.

Все это — чтобы завести, чтобы подготовить, чтобы в течение дня Аленка чаще вспоминала своего мастера.

Один раз только Макс спросил — не надоело ли Аленке, что он через день оставляет на её теле обвязку. Со дня свадьбы еще, кстати. Никто из гостей, к счастью, так и не узнал, что из трех часов фотосессии, на которую уехали жених и невеста, полтора жених вязал невесте руки, плел из веревки паутину, чтобы лишний раз подчеркнуть, что никуда-то от него Аленка не убежит.

И только, наверное, профессор Васнецов и поглядывал на молодоженов с хитринкой (с тем, что его нужно пригласить, даже Макс не спорил, подарочки-то у «соседа» что надо оказались). О его свадебном подарке до сих пор было неловко вспоминать. Хотя Аленка тот кожаный корсет надевала несколько разиков. И таки да, это был подарок для обоих, если судить по тому, как Макс смотрел на Аленку.

Вообще, у него был повод Аленку связанной даже в ЗАГС отвести. Аленка оттянула свадьбу почти на год, беспокоясь, что вдруг, мало ли, что-то не срастется. Давала Максу шанс передумать, найти себе кого получше, а он… не искал даже. А потом тянуть стало некуда, когда на тесте на беременность проступило две красных полоски. Тогда Макс вызвонил Аленке Нюту и отправил их за свадебным платьем. Как Нютка верещала потом, впечатленная тем, что её доставляли в Москву на вертолете, — история умалчивает.

И нет. Веревка не надоедала. Как она могла надоесть? Без нее Аленка себя часто чувствовала как без обручального кольца. А с ней — проводить время было остренько, будоражаще, очень помогало в том, чтобы ещё сильнее тосковать по Максу. Потому что так, как с ним, — ни с кем не будет.