(Не)реальный (СИ) - Страница 57

— Ох, сколько у меня неделю назад было вариантов, — Макс рассмеялся. — Конечно, для тебя. Там и чулки имеются.

Солнечной понравилось это заявление.

— Жди меня на коленях, спиной к двери, понял? И джинсы надень.

Заявление как у практикующей доминантки. Ну, начинающей-практикующей, хотя… С такими Макс точно дела не имел.

А Санни, прихватив и комбинацию, и шелковые чулки, уже усвистала в какую-то из соседних комнат, переодеваться, а Макс остался страдать и размышлять, что может, хрущевка была не таким плохим вариантом. Ну, в конце концов, даже в той квартире, что Макс использовал для маскировки, Солнечная скорей всего затеяла бы свои переодевашки при нем. А терять её из виду не хотелось ни на секунду.

— А джинсы зачем? — поинтересовался Макс, бросая в угол полотенце.

— Чтобы мне было что снимать, конечно, — донесся голос Аленки.

Она нарочно тянула время, нарочно дразнила. Макс уже три тысячи раз пожалел, что утром уехал на съемку. Остался бы дома, зажал бы Солнечную в ванной… И никакой ублюдок бы ему не помешал ни вскрыться перед Аленкой нормально, ни сделать ей предложение — как и планировал.

— Готов?

— Давно уже.

За спиной — мягкие шаги босыми ножками. Санни склонилась к Максу со спины, прижалась носом к его выбритой щеке, скользнула губами к уху, сжав его мочку зубами, заставляя вздрогнуть.

— Хочешь ли ты, чтобы я тебя связала, а, Ольховский?

— Безумно.

— Именно я?

— И никто больше.

Ничего на свете нет более крепкого, чем узы взаимного доверия. Когда ты доверяешь собственное тело другому человеку. Когда позволяешь делать с собой все, что угодно — и даже больше.

Обвязка была простой, но изысканной. Что ни говори, а у Сан был вкус и виденье итоговой картины тела, и веревки.

Шесть витков джута под ребрами.

Пять — над грудью Макса, с захватом предплечий, сковывающих движения.

И стянутые просто, но накрепко запястья.

— Знаешь, я будто вижу связанного бога, — шепнула Аленка, а Макс улыбнулся. Ради её блестящих глаз, ради её влажных губ он мог дать с собой проделать и что похлеще.

— Можешь повернуться.

Нельзя было быть такой красивой, такой соблазнительной. Она была грехом во плоти — вот это дивное создание с пышными волосами и в черном гладком нежном шелке, сквозь который проступают напряженные соски. И вот это — его, Макса, женщина. Насовсем. Навсегда. Пусть она пока и говорит иное, у неё нет иных вариантов. Если понадобится, он будет обнимать её шесть суток кряду, лишь бы она согласилась.

Ну…

Ладно, не только обнимать.

Она целует его.

Долго, неторопливо, скользя нежными пальчиками по груди, по плечам, прижимаясь к нему своей грудью, мягкой, сладкой — но недоступной, потому что запястья макса связаны накрепко.

В этих поцелуях — все законы термоядерной физики, вся химия мира, даже адронный коллайдер не мог выдать такого количества потенциальной энергии, как одни лишь нежные губы Солнечной.

Каждый отдельный поцелуй — глоток терпкого крепкого вина. Пьянящий, кружащий голову.

Каждое прикосновение — как ожог. Будоражащий, раскаленный, такой ощутимый.

Можно было бы попросить богиню сжалиться и не тянуть больше, но разве это интересно? Разве не интересней дотерпеть до конца?

— Встань, Юпитер мой. — И ничего в мире больше не надо. Да, Макс, может, и нравился многим женщинам, но только от слов Солнечной так все замирает.

Встал на босые пятки, замер, ожидая пока она сама снова прикоснется к его губам своими. Когда снова потечет между ними ток, когда ладони Сан, теплые, как солнце, снова скользнут по его коже, вниз — к застежке джинс.

Да.

Была своя магия в том, чтобы неторопливо расстегивать одежду. И просто прикосновение к члену — было не то что прикосновение к члену, выправленному из расстегнутых джинс. Совсем другое. Как будто кто-то добавил какой-то приправы ко вкусу этого касания. Двинуть бы сейчас бедрами, толкнуться бы членом глубже в эту мягкую ладошку.

Нет. Солнечная дрочила Максу сама. Неторопливо, с четким осознанием того, что он от каждого её движения будто сильнее слепнет. В мире оставались только её руки, горячие, заставляющие задыхаться от нетерпения. Ну, Солнечная… Ну, погоди… Хотя, нет, это все не сейчас.

Сейчас — она. Девушка, играющая страстную симфонию.

Она знает его тело. Знает, как Макс себя ведет, когда близок к оргазму, поэтому в нужный момент — сжимает основание члена крепче, болезненно, будто снова отбрасывая на несколько шагов от удовольствия.

Терпеть невыносимо.

Но вытерпеть — хочется.

Бывают такие парадоксы.

Она, связала его, так, что он не может к ней прикоснуться — и она встает перед ним на колени.

Его богиня.

Богиня с шаловливым языком.

От такой страстной пляски языка и члена кажется — можно потерять сознание. В ушах шумит все сильнее, и все меньше воздуха попадает в легкие.

Макс готов стонать, Макс готов рычать, лишь бы… Лишь бы раздвинуть эти любимые ноги, которые целовал бы от кончиков пальцев и до бедра. А потом засадить наконец в её узкую, тесную, сладкую вагину.

Снова облом. Снова Солнечная замечает по хриплому ритму дыхания, что Макс близок к разрядке, снова отстраняется, замедляется.

Это её наказание? Терзать его и не давать дойти до оргазма? Маленькая жестокая девчонка.

Которая потом устанет кончать, сорвет голос в воплях — обязательно, и нет, ни в коем случае не сможет сама встать с кровати. Месть будет страшна и ужасна. Макс же все-равно до этой паразитки доберется, интересно, она надеется на что-нибудь еще?

— Санни…

Почти мольба.

— Сжалиться? — шепчет Солнечная, сладко улыбаясь нежными губками.

— Да. Прошу. Мастер.

Макс знал правила игры. Видит, как удовлетворенно блестят глаза Санни, захлебывается от желания целовать эти смеющиеся губы.

— Ложись, — Аленка качнула ладонью в сторону кровати.

Нет, милосердие ей неведомо. Она снова сжимает пальцами член, касается напряженных яичек, заставляет и без того напряженный мир звенеть натянутой струной, а Макса — захлебываться воздухом. Безжалостная богиня. Откусить бы ей эти несносные пальцы. Искусать бы всю, до воплей, до мольб о жалости. И вытрахать — до последнего звука, до сорванного горла, то третьего сквирта, так чтобы все, что она могла — только уснуть, и больше ничего.

Третий облом.

Остро, и слегка больно, Макс не выдерживает, утыкается носом в плечо Санни, изо всех сил пытаясь сдержаться.

— Чего хочешь, а Макс? — шепчет эта неуемная зараза на ухо, выкрутив на максимум всю эротичность интонаций. — Хочешь, чтобы села на тебя? Хочешь, чтобы трахалась об тебя медленно, долго, не торопясь? Скажи — чего ты хочешь, я все исполню.

Конечно, сейчас он этого хочет.

Но есть одно но, сейчас такая удачная ситуация, что лучше всего попросить кое-что иное.

— Хочу… — выдавить это предложение на самом деле сложно, для этого в мыслях должны быть слова, а там одни только гормоны и нечленораздельный рык, — хочу чтоб ты вышла за меня, моя богиня.

С минуту Солнечная молчит, так, будто Макс своим упорством испортил такой момент. Ну а что она хотела, сама подставилась. Обещала все исполнить? Выполняй.

— Хочешь? — Наконец искусительным тоном мурлычет эта страстная кошка. — Заплатишь за это? Мою цену?

— Все что хочешь…

— Я хочу твой язык. Твой несносный длинный язык, Ольховский. Трахнешь меня им. Заставишь кончить. И я согласна, понял?

— О, да… — Макс улыбнулся.

Куда понятней?

Девушка может оседлать мужчину разными способами. Может оседлать и лицо.

Самое неудобное — поза, связанные руки под спиной, но тем сложней задача. Да и плевать на дискомфорт, он временный и не важный.

Под комбинацией, как и ожидалось, трусов не нашлось. Только лобок, гладкий, заманчивый, долгожданный.

Макс целует свою нахалку куда дотягивается. В бедро, над кружевным крем чулка, скользит губами выше… Наконец прижимается носом к теплому девичьему треугольнику.