(Не)рабыня для Шейха ада - Страница 1

В оформлении обложки использована фотография автора:  https://vk.com/club166283266

Мерные постукивания кровати о стену разбудили меня в двенадцать часов ночи, и я, постанывая, перевернулась на спину, а на голову натянула подушку, чтобы хоть как-то заглушить этот звук. Новые соседи заехали в пустующую квартиру пару недель назад. Молодая пара, обоим лет по двадцать пять. И что же их дернуло поставить свою траходромную кровать через стенку от моего изголовья?

Постукивания прекратились, и я, словно партизан, высунула голову из-под подушки, точно зная, что сейчас начнется.

Стон, ага, вот он, и такой протяжный, томный. Моя рука невольно скользнула вниз, под одеяло. Я, как малолетняя подглядывающая девчонка, мастурбирую под эти стоны эти самые две недели.

Вот он, второй. Мои пальцы уже нащупали чувствительный бугорок под тонкой тканью трусиков. И завертелось, девушка за стеной начала стонать с периодичностью в несколько минут, а я активнее начала теребить клитор. Потом поняла, что мне этого мало, и залезла второй рукой под одеяло. Стянула трусики и уже во всю начала играть сама с собой, как бездомная кошка. Да, вот так, девушка стонет, а мои пальцы, раздвигая нежные складочки, медленно проникают во влажную плоть. Правая рука неустанно теребит клитор, и я вся напряжена, сосредоточена на ощущениях. Ведь точно знаю, какой наступит после этого оргазм. Стоны за стеной прекратились, а вот в моей комнате – напротив. Дыхание сбилось, и из груди вырвался стон, который я заглушила, закусив нижнюю губу.

Опять кровать начала стукаться о стену. Чувствую, как первая волна оргазма накатывает, и ускоряю темп. Нет, одного пальца мало. Ввожу второй, и да, вот он. В глазах заблестели переливы разноцветных вспышек. Моя кожа сейчас напоминает очень чувственный комок нервов, до которого где ни дотронься, везде приятно. Меня трясет, не отпускает, я плотно сжимаю ноги, а руки остаются на месте, давлю ими на возбужденную плоть, стараясь продлить удовольствие. Провожу по пересохшим губам языком и чувствую соленые капельки пота, что выступили от напряжения. Волна прошла, и меня отпускает, истома взяла все мое тело в свою власть.

– Хорошо, – я потянулась в кровати и повернулась на бок. – Теперь можно и поспать.

Закрываю глаза и слышу шаркающие шаги за дверью. Сажусь в кровати. Тряхнула головой, волосы рассыпались по плечам. Натянула сверху прозрачной сорочки коротенький халатик. Босая шлепаю к двери. В нее тихо поскреблись. Надавливаю на ручку и открываю полотно.

Передо мной стоит мама, худенькие плечи опущены, и выглядит она не совсем хорошо.

– Мама, что-то случилось? – забота в голосе проскальзывает на автомате.

– Оля, что-то не знаю, не спится мне, да еще этот шум, будто кто-то в стену долбит молотком, – она взглянула на меня очень уж пронизывающим взглядом, а мои щеки вспыхнули жаром.

– А я ничего не слышала, музыку слушала, – вру в ответ.

– Опять допоздна сидишь, – мама покачала головой, – когда же ты высыпаться будешь? Вон завтра-то на работу как рано надо вставать.

Я опустила голову, словно провинившийся ребенок. Так было всегда, даже в шестьдесят мама надо мной имеет непоколебимый авторитет, и я с этим ничего не могу поделать. Я ее очень люблю, и когда встал выбор выйти замуж и уехать в другу страну, а маму оставить здесь одну, я решила остаться и отказать Осфальду. Думаю, во Франции он найдет себе достойную жену.

– Раз не спишь, пойдем, попьем чайку? – спрашивает женщина.

– Конечно, мам, пошли.

Я иду за ней на кухню, след в след, как это было раньше, в детстве.

«Делать нужно так, Оленька, как говорит мама» – эти слова настолько въелись в меня, что теперь не могу никак искоренить их из мозга. Хотя мне и тридцать, но своей жизни нет. Она у меня одна на двоих с мамой.

– Ты садись, – указывает она мне на стул, – сейчас чайку заварю с мятой, это для успокоения, и спать будем крепче.

Фу, ненавижу мяту.

– Мам, сделай мне без этой травы, – попросила я.

Она глянула на меня осуждающим взглядом.

– Оля, как можно! – возмутилась она. – Мята – это тебе не растворимый кофе, который ты кружками пьешь, сидя за компьютером. Давай уж уволь меня, – сказала безапелляционным тоном. – Со мной будешь пить чай с мятой.

«Тьфу ты, зараза».

Мысленно тут же дала себе подзатыльник, это же я не на маму, нет. А внутри закипел котел, в котором под плотно закрытой крышкой уже давно бурлил протест, готовый вырваться наружу.

– Ладно, давай свою мяту, – бурчу себе под нос.

– Ты, что-то сказала, дочка? – спросила она, а сама сто процентов слышала мой недовольный голос.

– Нет, ничего.

– Расскажи, как у тебя на работе, какие переживания, мы с тобой в последнее время и не видимся вовсе.

Да, в последние дни мы действительно мало видимся. У меня завалы на работе. Открывается несколько аптек одновременно, и мне приходится курировать их, за всем смотреть. Наша сеть расширяется, и меня повысили от простого провизора до руководящей должности. И времени на себя совсем не осталось. Все занимает работа. Мотаюсь по городу из одной аптеки в другую. Начальство вечно бубнит и грозится лишить премии, если аптеки будут открыты не в срок.

– Да ничего нового, мам, – ответила я уклончиво, – работа, ты знаешь, волка ноги кормят.

– «Как потопаешь, так и полопаешь», говорила всегда твоя бабушка, – она налила чай и, поставив передо мной кружку, села напротив, выжидающе глядя на меня.

Я отвела взгляд и, обхватив горячую кружку пальцами, вспомнила, как в последние несколько дней ко мне пристает наш директор. Мразь. Дома жена и двое детей, а он, козлина, под юбки молодым девчонкам заглядывает. Я хоть уже и не совсем девчонка, и не совсем молода, но ему-то сорок пять, пора бы уже и остепениться. А он все туда же.

– Расскажи, мам, лучше, как у тебя на работе, что новенько у Гали, твоей сменщицы, как она справляется? – я ухожу от расспросов, переключая все ее внимание на ее сотрудницу, которая вышла после декрета.

Мать пустилась в рассказ, а я ее не слушала, почему-то воспоминания о Дмитрии Александровиче – это и есть мой директор – не хотели отпускать.

Вспомнила, как его жадные и сухие губы целовали мою шею, как его ухоженные руки шарили по моему телу, пытаясь завести меня. Я, конечно же, делала вид, что меня это возбуждает, и даже обнимала его в ответ, но сама мысль о том, что он женат и у него двое детей, заставляла с презрением относиться даже к себе.

Он подсадил меня на стол, задрал юбку, я раздвинула шире ноги. Девчонки сказали, лучше не сопротивляться. Его все эти домогательства лишь на один раз, а работа хорошая, не пыльная. Так что, поскольку у меня и мужа-то нет, можно потерпеть.

И вот мои ноги уже ласкают руки Димы. К слову сказать, ноги у меня красивые, стройные, без лишних грамм жира и целлюлита, как и все, в принципе, тело. Не страдала я излишками полноты, подтянутая фигура с правильными формами до сих пор заставляет оборачиваться мне вслед не только мужчин, но и парней. Чувствую, как по внутренней стороне моего бедра скользят его губы, и помимо воли ощущаю волну желания, что поднимается во мне, стягиваясь в тугой комок о области паха. Я откидываю голову назад и отдаюсь ощущениям. Его палец оттягивает в сторону полоску белья, ту, которая скрывает мои интимные прелести. И, Господи, еле сдерживаю стон, он припадает к ним ртом, втягивая в себя соки возбуждения, что уже вылились из меня. Я не выдержала, откинулась на спину и запустила свои пальцы ему в волосы. Директор, почувствовав зеленый свет…

– Оля, ты что молчишь? – вырвала из воспоминаний мама.

Мне срочно нужно было выйти, я опять возбудилась. Какой-то кошмар. Внизу все тянет и требует срочной разрядки. И она меня ждет там, в комнате, под одеялом. Розовый такой разряд в двадцать пять сантиметров – упругий мягкий вибратор. Я поперхнулась чаем.

– Ой, мам, все, не могу, глаза закрываются, – я одним глотком выпила еще не совсем остывший чай, встала со стула и попятилась попой к выходу. Потому что боялась, что через тонкую ткань сорочки будет видно, насколько я возбуждена, потому что трусики уже все мокрые настолько, что хоть выжимай.