Неповторимое. Книга 5 - Страница 7

Проходит еще три года. Оппозиция ничего не может сделать с законным правительством Кабула. Но кровь льется. И в этих условиях Наджибулла принимает мудрое и единственно правильное решение, на которое, я уверен, никто в Афганистане не мог бы решиться, если бы он был президентом: во имя мира на афганской земле и достижения согласия с оппозицией Наджибулла слагает с себя обязанности главы государства и предлагает занять этот пост одному из лидеров оппозиции по решению «Альянса семи». Временным руководителем Афганистана становится Моджадади — уважаемый в стране человек. Но Хекматиару он не нравится, и он ведет с ним вооруженную борьбу. Через год Моджадади заменяет Раббани, но и против него выступает Хекматиар.

Разве это не преступление против своего народа?

Итак, «Хальк» и «Парчам» объединились в одну правящую партию НДПА. Но предводители афганского общества не объединились, а посему война продолжалась.

Понимая, что оппозиция представляет реальную грозную силу и действительно может свергнуть власть в Кабуле, а объявленную через несколько дней после прихода к власти программу НДПА «Основные направления революционных задач» и решение всех социально-экономических проблем осуществить очень и очень трудно, Тараки и его окружение считают, что главной и единственной опорой в разрешении этих проблем для них является Советский Союз. Поэтому они не только систематически просят о материально-технической, военно-технической и финансовой помощи, но уже с 1978 года настаивают на вводе советских войск в Афганистан. Однако по части ввода наших войск постоянно встречают категорический отказ руководства СССР. Но Тараки и его соратники, предлагая другие варианты, бесцеремонно давят на СССР, просят защитить их от оппозиции или хотя бы помочь устоять от ее ударов, защитить нашими войсками важнейшие объекты страны, тем самым освободить правительственные войска для боевых действий против банд.

Представляет интерес еще один немаловажный факт. Помимо того, что лидеры НДПА наделали массу ошибок во внутренней политике (особенно с реформами и в отношении мулл), Тараки делает официальное заявление, которое всполошило ряд стран, особенно соседей: «Афганистан будет поддерживать национально-освободительные движения в Азии, Африке и Латинской Америке».

Это заявление (особенно слова «будет поддерживать») можно было истолковать так, как кому выгодно, в особенности если хотелось видеть за спиной Афганистана Советский Союз. Да и к чему это лихое заявление в условиях, когда сами стоят на хилых ногах — еще не только не окрепли, но и находятся под постоянной угрозой свержения оппозицией? К тому же Афганистан в новом своем виде, т. е. с новым строем, с новым правительством, в то время себя еще ни в чем не проявил, зачем же объявлять глобальные взгляды и решения? На мой взгляд, было бы эффективнее чисто политически и полезнее с прагматических позиций, если бы руководство Афганистана своими заявлениями, поездками и другими действиями застолбило бы дружеские отношения со всеми соседями — непосредственными и в ближайшем зарубежье, от Индии до Ирака и Турции, да и вообще со всеми странами Ближнего и Среднего Востока.

Таким образом, с первых месяцев и даже дней своего существования Демократическая Республика Афганистан оказалась в сложнейшей обстановке, и в основном по субъективным причинам.

Конечно задним умом все богаты и могут по истечении лет и критиковать, и говорить, а что надо было сделать, чтобы не допустить… и т. д. Но не желая становиться в эту позу, мы все-таки должны честно признать, что если уж Советский Союз взялся какой-то стране материально помогать, то он обязан и диктовать, что и как надо делать до тех пор, пока не будет полной убежденности, что страна эта и ее руководство созрели и способны отправляться в путь самостоятельно. Конечно, нужен индивидуальный подход — страны Восточной Европы в такой опеке не нуждались, а типа Эфиопии, Мозамбика, Сомали и т. п. — нуждались не только в таком подходе, но и в жесточайшем контроле за использованием выделяемых средств. Ведь СССР никому ни в чем не обязан, никому ничего не должен и фактически не требовал материального возмездия за наши расходы. Позиция же некоторых лидеров отдавала наглостью.

Мало того, что все эти предводители «наломали дров» во внутренней и внешней политике (что мы обязаны были не допустить, коль взяли народ этой страны себе на иждивение), так они продолжали выкидывать фортели, а мы с изумлением смотрели на эти «фокусы» и робко лишь намеревались поправить. Самому далекому от политики обывателю было, например, странно наблюдать картину, когда Тараки вздумал лететь на Кубу на международную конференцию неприсоединившихся стран в условиях, когда личная власть Тараки уже была под сомнением, да и в самом Афганистане — война. Точнее, это было решение не Тараки, а Амина. Ведь было видно, что Тараки выполнял волю Амина. Спрашивается, а почему он должен был выполнять требования Амина, а не Советского Союза? Потому что у нас уже взяли за правило — «прислушиваться»! А почему к нам не прислушиваются? Надо было из Москвы не только развернуть Тараки в Кабул, но и не позволять ему покидать страну. А советскому послу в Афганистане, главному военному советнику, представителям КГБ, МВД и ЦК КПСС не быть наблюдателями всех событий, а в буквальном смысле строить новое здание современного государства Афганистан, но строить руками афганцев, и не на развалинах старого, а максимально используя все то, что уже было создано.

Мы же дождались, когда почти все развалилось, а потом, хватаясь за голову, стали искать пути, как поправить положение. Конечно, Ф. Табеев, являясь новым послом СССР в Афганистане, многое сумел сохранить и поправить. Но он пришел тогда, когда раскол афганского общества уже произошел, гражданская война в Афганистане была уже в полном разгаре и политические полюсы четко определились.

Имея природный дар организатора, многогранные знания и богатейший опыт работы в должности руководителя Татарской Республики, которая и по количеству населения, и по занимаемой площади, и по природным богатствам, и, самое главное, по развитию производства и науки была больше, к примеру, любой прибалтийской союзной республики, Фехрят Ахмеджанович Табеев, конечно, внес значительный вклад в дело организации и становления нового государства — Демократической Республики Афганистан. Но не вина, а беда Табеева была в том, что длительное время у штурвала страны стоял демагог и чудовищная бездарность Б. Кармаль. Видя, что советские товарищи (афганцы назвали их теплым словом «шурави»), засучив рукава, организуют все сами, он вместо того, чтобы самому учиться и заставлять учиться весь партийный и государственный аппарат — как надо разрешать ту или иную проблему, занял иждивенческую позицию. Мол, пусть они делают, а мы посмотрим. Никакой инициативы. Поэтому у руководства Афганистана на этом этапе деятельность не бурлила, а тлела. Ф. Табеев начал их «раскачивать». И надо заметить, что кое-чего он добился.

В целом до ввода наших войск в Афганистан обстановка была прескверная. Оппозиция своими бандами обложила многие города страны. Население, которое не принимало участия в боевых действиях, поддерживало тех, кто сегодня владеет ситуацией в местах их проживания. В марте 1979 года в Кабуле был убит посол США в Афганистане Адельф Даббс, в связи с чем США максимально ухудшили отношение к Афганистану. Вслед за этим в Герате вспыхнул антиправительственный мятеж, на сторону которого перешел практически весь местный гарнизон. Среди руководства в Кабуле поднялся переполох. Тараки засыпал Москву устными и письменными просьбами о срочном оказании военной помощи путем ввода советских войск в Герат.

В течение трех дней, с 17 по 19 марта Политбюро ЦК КПСС постоянно обсуждало сложившуюся в ДРА ситуацию. По предложению Генштаба (пока руководство страны будет принимать принципиальное решение), министр обороны Д.Устинов отдал распоряжение Туркестанскому военному округу с соединениями, которые дислоцируются в районах Термеза, Кушки и севернее, провести ряд мероприятий по повышению их боевой готовности, а также демонстрации этих сил у государственной границы путем проведения учений.