Неповторимое. Книга 5 - Страница 5
Во-вторых, если уж среди мулл и были непримиримые и они лично с оружием в руках проливали кровь своих же братьев мусульман, то к ним надо было принимать меры, широко разъясняя их народу. Но этих разъяснений не было. Наоборот, правоохранительные органы действовали прямолинейно и бестолково — арестовывали, связывали мулле руки и демонстративно вели его через весь населенный пункт на казнь. Затем прилюдно расстреливали. А какой в итоге результат? Обратный тому, что ожидалось — все присутствовавшие были на стороне расстрелянного муллы, которого «взял к себе Аллах». И все потому, что народу совершенно не доводилось, какие конкретно преступления совершил этот мулла, кого из безвинных мусульман он убил лично. В Джелалабаде до сего времени рассказывают, что когда одного из мулл вели по городу на казнь, то верующие ползли за ним и целовали следы от его ног.
Наконец, возьмите некоторые реформы правителей от НДПА. Ярким примером может служить земельная и водная реформа, которая якобы предусматривала равенство в пользовании землей и водой (вода в Афганистане — это жизнь). У нескольких десятков тысяч землевладельцев были изъяты практически все земли и переданы бесплатно безземельным крестьянам (часть выделялась в муниципальное пользование). Но эти реформаторы совершенно не учитывали того фактора, что каждому крестьянину испокон веков известно, что землю поделил Аллах, что одни являются хозяевами земли, а другие должны брать ее в аренду и затем делиться своим урожаем с хозяином (или выплачивать ему деньгами), как определит и прикажет хозяин. Таковы были вековые традиции. Да вообще для крестьянина было противоестественно, чтобы на глазах у Аллаха свершалась такая несправедливость, когда у «законного» хозяина землю отбирали и «незаконно» вручали ее крестьянину. То же самое делалось и с водой — раньше хозяин устанавливал нормы пользования водой, а теперь крестьянин сам мог брать столько, сколько он считает нужным. Но это же в их понимании безумие!
Вот так рассуждал крестьянин.
Поэтому жизнь внесла свои коррективы в эти «реформы» — формально землю вроде раздали, фактически же оставался прежний хозяин, и, как в прежние времена, приходил к нему крестьянин и платил за аренду, но теперь уже значительно большую, так как хозяин понес моральный ущерб. Поэтому жизнь крестьянина стала еще хуже.
Так же фактически произошло и с реформой, провозглашающей равные права женщины и мужчины. Надеюсь, читатель может представить, что происходит, если в обществе, где свирепствует исламский фундаментализм, вдруг объявляют равенство в правах мужчин и женщин. Это — взрыв! Тем более когда одновременно с этим объявляется и об отмене калыма (выкуп за невесту) и о запрете браков несовершеннолетних. Принималось в штыки и решение о приобщении женщин к грамоте. Особо негативно это воспринималось в провинциях, хотя непосредственно в провинциальных центрах (в большинстве случаев), и особенно в Кабуле на реформы в отношении женщин многие (но не большинство) смотрели положительно.
На протяжении четырех с половиной лет со мной вместе постоянно работал в Афганистане в качестве переводчика майор Тюленев. Он не только блестяще знал основные языки этой страны (дари и пушту), но и глубоко понимал жизнь афганцев, особенности их уклада и традиций, главные черты каждого племени. По внешнему облику он мог безошибочно определить принадлежность афганца к тому или иному племени и его национальность. Будучи по природе умным человеком и прекрасно зная уклад жизни афганской семьи, он свободно беседовал с афганцами на любые темы, на любом уровне и в любой обстановке, обнаруживая качества незаурядного политика. Поэтому пользовался исключительным авторитетом практически у всех — начиная от президента страны и до солдата афганской армии или рядового чиновника государственного аппарата.
Как-то потребовалось срочно узнать мнение министра обороны Афганистана генерал-лейтенанта Рафи по одному принципиальному вопросу. Я посылаю майора Тюленева с документом к Рафи в министерство. Но рабочий день уже закончился и министр только что выехал домой. Тюленев звонит мне: «Как быть?» Отвечаю: «Догнать и вручить документ на маршруте. А если не удастся — ехать на квартиру и вручить ему документ дома. Подождать решение и возвращаться только с выполненным поручением».
Тюленев точно выполнил все, как было приказано: на маршруте догнать не смог, поэтому поехал на квартиру. В жилом правительственном доме в каждом подъезде охрана и контроль (кроме общей зоны охраны нескольких домов). Прежде чем запустить в дом всем хорошо известного Тюленева, служба по внутренней связи связалась с адъютантом Рафи, который был в это время у министра. Тот доложил своему начальнику о прибытии Тюленева с документом. Рафи приказал срочно его пропустить.
«Поднимаюсь к квартире министра, — рассказывал позже Тюленев, — у входа меня встречает адъютант и заводит в квартиру. Сразу же за прихожей открывается большая комната, посередине которой в просторном кресле в домашнем халате сидел Рафи. Его оголенные ноги находились в большом тазу с водой, и жена министра, примостившись рядом на корточках, старательно мыла своему мужу ноги».
Далее Тюленев рассказывал, что он почувствовал неловкость в этой интимной ситуации и попросил у министра разрешения выйти и подождать внизу, пока последний совершит свой вечерний туалет. Однако Рафи как ни в чем не бывало (это, мол, обычное ежедневное дело) сказал, что сейчас рассмотрит документ и примет решение, и приказал адъютанту принести Тюленеву стул. И пока министру мыли ноги, он внимательно изучил (дважды перечитал) документ и принял решение: «Начальнику Генерального штаба — доложить генералу армии Варенникову, что со всеми поставленными вопросами министерство обороны ДРА согласно. К утру подготовить донесение президенту. Генерал М. Рафи». После чего отдал документ и попрощался. Жена начала вытирать своему повелителю ноги, а майор Тюленев поехал обратно.
Вот вам, читатель, пример семейных устоев у министра обороны, члена политбюро ЦК НДПА, который в последующем становится вице-президентом. Это человек современный, культурный, образованный. Можно представить, как эта проблема выглядела в семьях рангами ниже.
Мне по разным причинам доводилось много раз бывать в семье президента Наджибуллы, и каждый раз я чувствовал «железный порядок». Даже когда мне довелось быть у Наджибуллы в гостях по его приглашению вместе с чрезвычайным и полномочным послом СССР в Афганистане Ю. Воронцовым и руководителем представительства КГБ СССР в Афганистане генералом В. Зайцевым, даже в этом случае жена Наджибуллы побыла с нами при встрече, во время общего салонного разговора, а затем, когда мы невольно перешли к темам политическим, она тихо и незаметно нас оставила. И, как всегда, не присутствовала во время нашей трапезы, прогулки по двору-саду, на заключительном чае. Наконец, мы вставали из-за стола и направлялись к выходу, намереваясь уже распрощаться. Вдруг так же тихо и незаметно появлялась его жена. Мы благодарили ее и хозяина за гостеприимство и прощались.
Надо кстати заметить, что лицо афганской женщины, в том числе жены президента, совершенно не подвержено никакой косметической обработке, все в «натуральном» виде. Правда, студенчество, особенно в Кабуле, придерживалось европейских принципов: мода в одежде, сверхкосметика у девушек и молодых женщин была ярко выражена, за что они частенько расплачивались своей жизнью. Если в дни месячного исламского праздника Рамазана девушка появлялась расписанная, да еще и в короткой юбке, ее могли пристрелить прямо на улице города. Кстати, такое тяжелое событие произошло в Кабуле с одной нашей советской парой, которая приехала в Афганистан работать по контракту. Ее расстреляли из автомата потому, что появилась на глаза людям в недопустимом виде (в коротком декольтированном платье), а ее мужа — за то, что он не привел ее в «порядок» перед выходом в город.
Вот такие были реалии с проводимыми реформами.
Но самое опасное и пагубное состояло в том, что ни афганские руководители, ни наши ответственные работники, которые были посвящены во все и видели лично, что происходит, ничего не сделали, чтобы в ход реформ внести поправки и как-то смягчить негативы. Наоборот, эти реформы продавливали силой. А если говорить о земельной реформе, то допускали и злоупотребления: люди, которым было поручено на местах делить отобранную у феодалов землю, участки побольше и получше давали своим родственникам и т. д.