Неповторимое. Книга 4 - Страница 8

Естественно, переговоры рабочей группы по ОСВ в Женеве не продвигались, а тлели. Форд же при каждом удобном случае продолжал передавать нашему руководству, что он в отношении ОСВ настроен решительно. Однако в связи с отказом конгресса США Советскому Союзу в предоставлении режима наибольшего благоприятствования в торговле (1974 год), разумеется, по политическим мотивам (что никак не было связано с проблемами эмиграции, как нам пытались внушить), в советско-американских отношениях начался спад. С того момента тенденция ухудшения отношений прошла через все президентство Форда и перекинулась к Картеру. И хотя не только в проблемах ОСВ были пущены хорошие корни, но реальные возможности реализованы не были. Справедливости ради замечу, что в этом виноваты не только Форд и его администрация, но и наши политики.

Однако Картер с первых дней президентства решительно заявил о своем намерении радикально сократить ядерные вооружения, поэтому не пошел сразу по пути преемственности и, следовательно, завершения — подписания договора ОСВ-2. Но жизнь внесла свои поправки и широкий замах Картера все-таки вошел в рамки, уже определенные проектом договора ОСВ-2, над которым работали много лет. Но и здесь он первоначально хотел повернуть все так, будто договор сверстан только при нем. Отсюда и поползновения на наши интересы (сокращение наших тяжелых ракет на 50 процентов, запрещение строительства— а у нас они уже строились — мобильных межконтинентальных баллистических ракет и т. п.). В то же время новые условия, разработанные с участием Картера, американскую сторону ни к чему не обязывали. То есть определялись совершенно новые условия только для нас.

Все это вызвало резкое осуждение со стороны советского руководства и посеяло недоверие к личности Картера. Действительно, демагогия и популизм были налицо. Это наложило отпечаток и на создание и подписание договора ОСВ-2. Фактически было затрачено еще почти два года, чтобы проект договора приобрел окончательную форму и мог быть представлен главам государств на подпись.

Наконец летом 1979 года договор по ОСВ-2 был подписан, а вскоре был ратифицирован Верховным Советом СССР. Однако конгресс США его так и не ратифицировал.

Много лет спустя осенью 1995 года Нобелевский институт решил провести конференцию по вопросу «Кто виновен в разрушении наметившегося в конце 70-х — начале 80-х годов потепления между СССР и США». Институт пригласил в основном ветеранов — политиков, дипломатов, военных Советского Союза и Соединенных Штатов. Однако среди них были, так сказать, и действующие, т. е. находящиеся на службе. По замыслу руководства института эти команды должны были в полемике открыть истину. Разумеется, устроители конференции подбрасывали в дискуссию свои «наводящие» вопросы.

В составе группы от России в числе прочих принимали участие: А. Ф. Добрынин, представлявший МИД и ЦК; Л.В.Шебаршин — как представитель КГБ; А. А. Ляховский и В. И. Варенников — оба от Министерства обороны СССР. Американскую сторону представляли три бывших директора ЦРУ, бывшие дипломаты и политики. Должен был приехать и Бжезинский, однако, посмотрев, кто будет принимать участие от России, сразу рокировался и сказался больным. Думаю, что главной причиной тому было появление в нашем списке Анатолия Федоровича Добрынина. Возможно, Бжезинского смущали и другие. Но главное — Добрынин, который блестяще знал все тонкости и видел весь «айсберг» проблемы, а не только его верхнюю часть. Ведь будучи послом СССР в США, точнее, являясь самым сильным и самым долговечным послом Советского Союза, Анатолий Федорович Добрынин создавал прекрасную обстановку для контактов со всем, без исключения, окружением шести президентов США, как и с самими президентами, исключая покойного Д. Кеннеди: Л. Джонсоном, Р. Никсоном, Д. Фордом, Д. Картером и Р. Рейганом. Учитывая, что Бжезинский входил в команду Картера (был помощником президента по безопасности), то и он попал в сферу внимания Добрынина. Судя по сообщениям в прессе, у Бжезинского с Картером были даже приятельские отношения. Поэтому, на мой взгляд, Бжезинскому неудобно было бы в присутствии Добрынина лгать для того, чтобы в очередной раз опорочить Советский Союз (а для Бжезинского «деяние» такого рода — просто патологическая потребность, как у наркомана принятие дозы наркотика) и, естественно, показать в благовидном плане Соединенные Штаты и президента того времени Картера. Поэтому эту задачу Бжезинский поручил выполнить своему заместителю.

Тогда главным аргументом американцев был ввод наших войск в Афганистан. Мол, коль вы ввели в декабре 1979 года свои войска в эту страну, «США решили не ратифицировать договор ОСВ-2». Мы же доказали американцам, что нератификация договора была одним из мощных ударов конгресса по Картеру, которого они решили на завершающем этапе президентства «утопить», чтобы он и не пытался выставлять свою кандидатуру на второй срок.

Даже не разбирая всех нюансов, а лишь взглянув на эту так называемую связку — ввод наших войск в Афганистан и ратификация договора ОСВ-2, нельзя не удивиться бесцеремонной бестолковости американской стороны. Ну никак одно не может обуславливать другое или быть в зависимости. Афганская проблема — это отношения СССР и ДРА, а не СССР и США. И если здесь есть какие-то нарушения, то это дело ООН, а не США. А вот договор ОСВ-2 — это отношения США и СССР. Больше того, эти отношения, и особенно сама проблема ОСВ-2, являются судьбоносными для человечества. При чем здесь Афганистан? Где находится Афганистан и где — ракеты?! О такой «связке» говорит поговорка: «В огороде — бузина, а в Киеве — дядька!»

Но к этой встрече в Нобелевском институте в Осло автор еще вернется. А сейчас кратко — об Афганистане, который тоже «свалился» на Генштаб и, следовательно, на меня тоже.

Если в начале 1979 года советское руководство на просьбу афганского правительства ввести войска отвечало категорическим «нет», то 12 декабря 1979 года это же руководство принимает принципиально противоположное решение: ввести советские войска в Афганистан по настоятельной просьбе афганской стороны и с учетом сложившейся вокруг этой страны ситуации, имея в виду договорные обязательства. Причиной и поводом к принятию такого решения было не просто стремительное развитие событий. И не только убийство Тараки в октябре 1979 года. Главным было то, что, по данным нашего КГБ, Амин (после безуспешного и многократного обращения к Москве с просьбой ввести войска) начал заигрывать с американцами. Конечно, Амин не был американским агентом, как кое-кто поговаривал в КГБ, но игру свою он с ними начал. Нам же, кроме того, нельзя было больше спокойно смотреть на развязанный Амином террор против своего народа. В основе решения советского руководства лежал расчет на то, что присутствие наших войск в Афганистане позволит остудить горячие головы сторонников Амина, да и оппозиционных сил и, наконец, исключит возможные поползновения американцев, стабилизирует обстановку.

Сегодня можно критиковать наше руководство со всех позиций, но известно одно: оно совсем не задумывалось о том, что надо или не надо делать выбор между политикой разрядки и вводом наших войск в Афганистан. Наши руководители, к сожалению, считали, что здесь нет и не может быть никакой связи и что ввод войск будет разрешен на двусторонней основе. Однако все пошло кувырком и совсем наоборот. Не история, как заявляют даже сейчас некоторые политики, осудила Советский Союз, а Соединенные Штаты поработали умно и коварно. (Еще бы! С их богатым опытом по Вьетнаму!) Американцы сделали все, чтобы завопил практически весь мир в связи с советским, так сказать, экспансионизмом.

Это был обвал. Мы в Генштабе вертелись, как белки в колесе, отыскивая теперь уже не выход, а хоть какие-нибудь облегчающие для нашего руководства позиции. Мы «вооружали» наших руководителей всевозможными выкладками, в том числе развенчивали американцев в том, что у них двойные стандарты: одно дело — оценка действий США (например, во Вьетнаме или Доминиканской Республике) и другое дело — действия СССР.