Непокорная тигрица - Страница 3

Анна понимала, что подвергается сейчас огромной опасности. И так будет до тех пор, пока эта маленькая семейка не потеряет ее из виду. Однако сделать это было практически невозможно. Анна не могла ни уйти вперед, ни отстать настолько, чтобы оказаться далеко позади. В этом случае родители девочки наверняка начали бы оглядываться и тревожно перешептываться между собой, привлекая тем самым всеобщее внимание к Анне.

Нет, ей лучше держаться впереди. Так она будет менее заметной. Пусть они пялятся на нее, оставаясь за ее спиной, решила она, и продолжила тихо молиться.

Тау Чжи-Ган слушал, как поют кули, и чувствовал, что его тело двигается в такт их песне. Слова у песни были простыми. «Подставь свое плечо», — пелось в ней. Песня звучала все громче и сильнее, и вслед за ней в небеса уносилась его ликующая душа. Казалось, что это Китай дышит своей огромной грудью, и его энергия кви парит в воздухе над сотнями и тысячами людей, занятых тяжелым трудом на благо своей любимой страны. Сидя в паланкине на берегу Великого Китайского канала, Чжи-Ган ощущал себя смиренным и жалким, но в то же время могущественным и свободным от всяческих предрассудков и суеверий. Однако всеми его чувствами управлял неукротимый и тщательно скрываемый гнев.

По этому каналу в Китай попадало самое большое зло, имя которому опиум. Эту отраву доставляли корабли, ее привозили люди, и иногда даже казалось, что она просто прилетает сюда по воздуху. Все, начиная от императорских чиновников высочайшего ранга и заканчивая самыми несчастными бедняками-крестьянами, во что бы то ни стало стремились заполучить этот серо-коричневый западный яд. Его разделяли на небольшие горстки и упаковывали в плотную бумагу. Несмотря на то что по цвету это снадобье напоминало обычную уличную грязь, а по вкусу было и того хуже, все население Китая постепенно поддалось его пагубному влиянию.

Чжи-Ган тяжело вздохнул, рассеянно наблюдая за едва уловимой игрой света и теней. Его близорукие глаза больше ничего не различали. Он не мог видеть того, как белые люди распространяли заразу по всему Китаю, но он ощущал ее так же явственно, как ощущал биение собственного сердца. Он — императорский палач, и поэтому ему необходимо найти эту заразу и покончить с ней, а иначе покончат с ним самим. Так сказал сам император Китая.

Охранник, стоявший рядом с палачом, вдруг напрягся. Это не укрылось от внимания Чжи-Гана. Что же такое он увидел? Скорее всего, ничего необычного. Его охранники проявляли сверхъестественную бдительность, желая таким образом выслужиться перед ним. Они не знали, что за последнее время положение Чжи-Гана при императорском дворе значительно ухудшилось. Но это не имело особого значения. Для них самым главным было видеть внешние проявления власти и могущества. По правде говоря, даже самые зоркие из всех китайских палачей не могли разглядеть все тюки, набитые мерзким коричневым опиумом, которые перевозили по Великому каналу.

Не поворачивая головы, Чжи-Ган скосил глаза в сторону своего друга-слуги, который нерешительно переминался с ноги на ногу. Так как Фэн Цзин-Ли стоял очень близко от него, его фигура казалась ему неясным и бесформенным пятном.

— Что ты видишь? — спросил Чжи-Ган, словно пытаясь проверить его.

— Я вижу женщину. Она... не похожа на остальных, — прошептал Цзин-Ли.

— Интересно, чем же?

— Она идет как-то уж слишком уверенно и твердо, хотя, как и подобает женщине, низко склонила голову. На ней старая, поношенная одежда, но все вещи довольно чистые и совсем не похожи на нищенские лохмотья, — ответил он и замолчал.

Чжи-Ган понял, что его друг пытается более внимательно рассмотреть эту странную женщину.

— Она совершенно одна. Ее никто не сопровождает, — снова заговорил Цзин-Ли.

— Она пытается скрыться?

— Вполне возможно. Какая-то супружеская пара затеяла из-за нее ссору, однако она упорно продолжает идти вперед.

— Это уже интересно.

Цзин-Ли кивнул в знак согласия и тут же громко и отчетливо, как подобает слуге, произнес:

— Глубокоуважаемый господин, наша лодка ждет вас. Все уже приготовлено для вашего превосходительства. Мы можем отплывать.

Чжи-Ган метнул на друга недовольный взгляд и поморщился. Цзин-Ли строго придерживался этикета, хотя сейчас этого можно было бы и не делать. Они здесь не для того, чтобы произвести официальную проверку по приказу вдовствующей императрицы. Но некоторые формальности чисто внешнего характера все-таки необходимо соблюдать. Поэтому он, как важный государственный чиновник, должен стоять на высокой дамбе и строго взирать на простой люд, толпившийся у его ног. Правителям Китая нравится показывать народу своих палачей. Выполнение же других формальностей, как, например, проведение строгой проверки и поисков, считается не только излишним, но и крайне вредным. Невозможно найти опиум, просто сидя у Великого канала и наблюдая за тем, что здесь происходит.

Чжи-Ган вздохнул и инстинктивно засунул руку внутрь своей куртки, туда, где находился потайной мешочек. Стоявший рядом с ним Цзин-Ли побледнел от страха.

— Глубокоуважаемый господин, мне кажется, что здешний воздух вреден для вашего здоровья, — обеспокоенно произнес он. — Вы плохо выглядите! — воскликнул Цзин-Ли, наклоняясь вперед. Он прижал одну руку к спине Чжи-Гана, а другой рукой крепко схватил палача за локоть.

Чжи-Ган замер от неожиданности, продолжая сжимать тяжелый деревянный футляр, который всегда находился на его груди.

— В самом деле... — произнес он, однако в этот момент Цзин-Ли еще крепче стиснул его руку. Своим поведением он ясно давал понять, что сейчас нельзя пользоваться этим секретным прибором. Вокруг них слишком много посторонних глаз.

— Он не представляет никакой опасности, — прошептал Чжи-Ган.

— Все, что приходит к нам с Запада, таит в себе опасность, — сердито пробормотал Цзин-Ли.

Что ж, в этом есть доля правды. Чжи-Ган разочарованно вздохнул и подчинился требованию друга. В конце концов, они ведь сейчас находятся на высокой дамбе и наблюдают за многотысячным потоком китайских крестьян, собравшихся на берегу. Если он на глазах у них начнет пользоваться этим европейским изобретением, то может вызвать среди них недовольство и даже бунт.

Он вернул футляр на прежнее место.

— Я чувствую себя намного лучше, — холодно произнес он, обращаясь к своему слуге. В ответ Цзин-Ли только низко поклонился и отступил в сторону. — Приведи ко мне эту странную женщину, — решительно приказал палач, повернувшись к своему охраннику.

Приказ явно озадачил охранника. Однако, несмотря на то что эта женщина уже давно была потеряна из виду, он вскочил и быстро побежал вперед, повинуясь воле своего господина. Он не имел ни малейшего понятия о том, какая именно женщина нужна была императорскому палачу. Что касается Чжи-Гана, то он спокойно ждал, пока выполнят его приказ, и при этом весело поглядывал на Цзин-Ли. Интересно, его друг так и будет неподвижно стоять, делая вид, что ему это не интересно, или все-таки придет на помощь охраннику? А может, он решил посмотреть, как этот бедняга, желая угодить хозяину, схватит первую попавшуюся на его пути женщину?

Цзин-Ли недовольно выругался и сделал это нарочито громко, чтобы его услышал Чжи-Ган. Он пробормотал что-то по поводу непомерно распухших яичек, а потом раздраженно поморщился и указал рукой на собравшуюся толпу. Охранник кивнул и помчался вперед. Чжи-Ган едва сдержался, чтобы не прыснуть от смеха. Потом он расслабленно откинулся на спинку своего жесткого бамбукового кресла и посмотрел на рассерженного друга. Палач был явно доволен собой и почти забыл о женщине, которую велел привести, когда неожиданно вернулся охранник, притащив с собой несчастную жертву и бросив ее к ногам Чжи-Гана.

Палач наклонился вперед, чтобы получше рассмотреть ее. Она стояла на коленях, низко склонив голову, поэтому он смог разглядеть только ее темную тунику, длинные руки и необычно большие ладони, которыми она упиралась в острые камни. Поняв, что придется воспользоваться не только зрением, но и другими органами чувств, он недовольно скривился и выругался. Когда Чжи-Ган прислушался, он сразу уловил ее учащенное дыхание. Женщина была явно напугана. Затем он ощутил ее запах — от нее исходил сладковато-кислый аромат. Он даже смог почувствовать ее кви, эту почти неуловимую, но невероятно мощную энергию, которая окутывает все живое. Он мысленно прикоснулся к ее кви и позволил себе погрузиться в этот ясный свет. Сладкая свежесть, окружавшая эту женщину, навела Чжи-Гана на мысль, что под нежной оболочкой скрывается податливая, но прочная сила, имя которой — воля к жизни. Именно она составляет основу естества этой женщины. Ее воля, конечно, не такая твердая, как воля мужчины, но она более живая и деятельная. Палач невольно улыбнулся, осознав, что эта женщина, в отличие от других, сможет перенести любые трудности и выстоять.