Непохожие - Страница 1

Нелли

– Извините, можно ещё раз?.. Вы утверждаете, что муж вас бил? – переспрашиваю, выныривая из сонного марева, в который меня погрузила беседа с очередной светской львицей. Я – журналист. И подобного рода интервью – часть моей работы. Правда, стоит признать, что обычно с собеседниками мне везёт чуть больше. Всё же наш глянец пишет исключительно о богатых и знаменитых, а это, как правило, всегда интересные, сложные люди, раскрывать которых – одно удовольствие.

– О, гораздо хуже! Он изводил меня психологически. Хотя почему изводил? Андрей и сейчас не оставляет меня в покое. Вот поэтому я и подала на развод. – Сидящая напротив женщина берёт со стола шёлковую салфетку и деликатно прикладывает к уголкам глаз. Манеры у неё безупречные. Наверное, сказывается воспитание родителей-дипломатов. Или обучение в одном из самых престижных учебных заведений Франции.

– Вот как? – замечаю я, от любопытства сдвигаясь на самый краешек стула. Во мне просыпается охочая до сенсации ищейка. В отличие от Натальи Казак, я в заграницах не училась. И с дипломатами не якшалась. И пусть сейчас я произвожу впечатление почти своей в высшем свете, мне, к сожалению, до сих пор не удалось в себе изжить тягу ко всякого рода бульварщине. Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что такой эксклюзив вполне может оживить интервью, на котором я уж было поставила крест. А ещё сделать нам неплохой трафик. – И как же это проявляется?

– Ну, как абьюзеры обычно изводят своих жертв? – наводит тумана Наталья, пододвигая к себе красивую чайную пару. На улице жара, я едва жива. А этой хоть бы хны. Сидит, вон, чай пьёт. Такая же свежая, как в начале нашего разговора. Даже шёлковое платье от Donna Karan не помялось. – Способов более чем достаточно.

– Думаю, для лучшего понимания здесь не помешает какой-то пример.

– Пример?

– Да! Самой большой жестокости, с которой вам пришлось столкнуться в браке.

Кошусь на диктофон. Только бы батарейка не села! А то потом попробуй, докажи, что ты не жираф. Интервью под запись отлично страхует в случае, если у кого-то возникает желание засудить журнал за клевету. А учитывая то, что Андрею Казаку принадлежит огромная юридическая компания с филиалами по всей стране, я могу жесточайшим образом поплатиться буквально за каждый неверный шаг.

– Он хочет отнять у меня ребёнка.

– Простите, что? – я вцепляюсь пальцами в шикарное кресло и ещё сильней подаюсь вперёд. Моя реакция приводит Наталью в некоторое замешательство. Она же не в курсе, что своими словами запустила цепную реакцию, и теперь в моей голове проносятся картинки из детства, о которых я мечтала забыть.

– Мишель. Он собирается отнять мою дочь.

– Какой подлец! – ахаю я. Эмоции берут верх над здравым смыслом. Вообще, конечно, такой комментарий непозволителен с точки зрения профессии. Но я не могу сдержаться. Перевожу взгляд на Юрку – гениального фотографа, с которым мы обычно работаем в паре. Тот крутит пальцем у виска. Да знаю я, знаю! Сглупила… – Послушайте, но разве можно вот так запросто отнять ребёнка у матери?

– Для Андрея нет ничего невозможного. Вы же понимаете, какие у него покровители… – Наталья поднимает синие с поволокой грусти глаза к небу, намекая на связи мужа в самых что ни на есть высших кругах. Я понимающе киваю, а сама прикидываю в уме, как бы это всё получше описать на бумаге.

«Мы с Наталией сидим на лужайке. На ней платье от Donna Karan New York и атласные лодочки от Pierre Hardy. Красивый фасад, за которым моя собеседница скрывает свою боль…»

Профдеформация в чистом виде, м-да…

– Но вы же наверняка собираетесь обратиться в суд?

– Я не знаю, получится ли. Ведь Андрей практически полностью лишил меня финансирования. На хорошего адвоката нужны немалые средства. Которых у меня нет. – Салфетка вновь касается глаз. Меня в этом что-то цепляет, но я не успеваю осмыслить, что. Личные воспоминания, вступая в резонанс с откровениями Натальи, мешают мне мыслить трезво.

– Как же так? По закону вам принадлежит половина нажитого в браке имущества.

– К сожалению, у нас с Андреем был заключён брачный контракт. Понимаете, он всегда был очень продуманным человеком. А я… я тогда не понимала, на что имеет право жена. Так и вышло, что я посвятила мужу всю свою жизнь, и в итоге осталась ни с чем.

Так, ладно. Про всю жизнь она, конечно, загнула. Ей сколько? Тридцать? Детский возраст. Могу дать руку на отсечение, что без мужского внимания Наталья долго не останется. Хотя, вполне вероятно, планку всё же придётся снизить. Без ложной скромности Андрей Казак – шикарный мужик, на фоне которого любой другой окажется в заведомом проигрыше. Красивый, статный, спортивный… Я даже хотела, чтобы он поучаствовал в съёмке. Наталья отказалась. На тот момент мне это решение показалось неправильным. Я даже попыталась мягко его оспорить. Но та не поддалась. И теперь я понимаю, почему.

– Даже страшно представить, что вы сейчас чувствуете.

– Да. Это очень непросто. Извините… Полагаю, я уже всё рассказала. Мы не могли бы свернуть интервью?

– Конечно. Спасибо за вашу откровенность.

Наталья благодарно улыбается. Встаёт, тепло прощается с моими ребятами и уходит, прячась за дверями шикарного особняка. Я была несказанно удивлена, увидев этот дом впервые. Зачастую у богатых и знаменитых настолько безвкусные дома, что хоть плачь. Тут же – не дом, а произведение искусства в минималистическом стиле. Такая совершенная геометрия, такой изумительный современный дизайн… Я раскатала губу, что нам удастся поснимать внутри. Но Наталья ещё на этапе переговоров зарубила эту идею. Решили снимать в розарии. Съёмка там проходит весьма удачно. А вот за время интервью на лужайке с меня сходит семь потов.

– Что думаешь? – интересуюсь у ассистентки, когда мы рассаживаемся по местам в служебном микроавтобусе. Здесь, под кондиционером, вновь хочется жить, хотя вид у меня довольно помятый.

– Думаю, что Вишневская ни за что не выпустит это в печать, – пыхтит Алёна, осторожно поправляя чехлы с платьями на заднем сиденье.

– Побоится?

– Перестрахуется. Сама подумай, зачем главреду так подставлять журнал?

– Да почему подставлять-то?! – психую я. – У нас есть всё для подстраховки.

– Ты спросила, что я думаю – я ответила. Чего ты теперь со мной споришь, Нель?

И правда…

– Ладно, проехали. Для начала надо написать статью. А там посмотрим.

– На финал разговора я бы даже время не стала тратить, выкинула бы его, и всё.

– И что тогда от этого интервью останется? – невесело усмехаюсь я. – Пространные рассуждения о том, как важно правильно составить меню на неделю?

Аленка ржёт:

– Вот у людей заботы, правда?

Ага… Так почему же нас всех так манит эта богатая сытая жизнь?

– Кстати, о меню. Жрать хочется – сил нет.

– Может, заскочим куда-нибудь?

Это было бы замечательно, но мне не терпится засесть за статью и пересмотреть отснятые фото… Пусть ещё и не обработанные.

– Нет. Выбросите меня у дома.

Я живу в центре. В старинном особняке конца восемнадцатого века, который в то время был доходным домом. Звучит как сказка. Как мечта. Если не уточнять, что сейчас это замызганная коммуналка, в которой мне принадлежат всего две комнаты. В них ведёт длинный-предлинный обшарпанный и зассанный кошками коридор. Сколько ни бьюсь с соседями за то, чтобы его отремонтировать – всё напрасно. Общая кухня – мой личный ад. Или ад – это туалет? Да, пожалуй. Зато в моих комнатах – красота. Я сюда все свои кровно заработанные вложила. Пригласила реставраторов, те очистили стены, восстановили аутентичную, чудом сохранившуюся лепнину и двери… Когда-нибудь, когда в достаточной мере разбогатею, я надеюсь выкупить и остальные комнаты. А пока приходиться мириться с…

– Господи Иисусе! У нас кто-то умер?!

– Нет. Это Серафима нажарила корюшки. Корюшка нынче пошла. Ты разве не в курсе? – размахивая перед собой скрученным в жгут полотенцем, разъясняет моя соседка, богатырского телосложения тётка с жуткой химией на голове. И даже не спрашивайте, кто сейчас делает химию.