Неожиданное наследство инспектора Чопры - Страница 5
Именно это, по искреннему убеждению Чопры, выделяло мумбайцев среди прочих жителей страны. Вера в собственную неуязвимость.
Чопра любил этот город.
Около тридцати лет назад, когда он впервые приехал в Мумбаи, безбрежность людского моря привела его в ужас. После родных деревенских пейзажей он испытал настоящий шок. А теперь даже подумать не мог о том, чтобы поселиться в каком-нибудь тихом месте, где не ощущается той бешеной энергии, что переполняет Мумбаи днем и ночью.
Ему часто доводилось слышать, как коллеги сетуют на бесчисленные проблемы, одолевающие город: на районы трущоб, неблагополучную экологическую ситуацию, ужасающую нищету, высокий уровень преступности. Чопра полагал, что за перечислениями теряется суть. Как сказал когда-то один известный человек, город подобен женщине: в городе, как и в женщине, невозможно любить лишь светлую сторону – ты любишь все или не любишь вовсе.
Тем не менее, выглядывая после пробуждения ясным утром в окно, он с некоторых пор стал ловить себя на мысли, что проснулся в совершенно незнакомом месте. Добившись благосклонности фортуны, Мумбаи – в глазах Чопры – изменился до неузнаваемости: сверхприбыли на аутсорсинге, зарождение хиндутвы – идеологии бескомпромиссного национализма, вестернизация Болливуда… все это были симптомы пугающей трансформации, которую некоторые по глупости называли «расцветом». А город все рос, рос и рос.
Чопра знал, что сложившийся у него ностальгический образ Индии окрашен в идиллические розовые тона – в конце концов, вездесущие проблемы взяточничества, кастовых предрассудков и нищеты возникли не сегодня. И все же не мог избавиться от чувства, что, как бы ни были наивны его представления о родине, в них все же присутствовала настоящая Индия – милая его сердцу, но постепенно исчезающая под влиянием мантры во славу прогресса.
«Да, – подумал инспектор Чопра. – Все переменилось. Но я остался прежним».
Внезапно послышался протяжный жалобный стон. Чопра высунулся из окна и посмотрел вниз во двор.
Возле будки охранников он увидел слоненка: животное обеспокоенно бродило вокруг шеста, к которому его приковали.
Эта картина напомнила Чопре о том удивительном факте, что он теперь является владельцем слона – и все благодаря дядюшке Банси… Конечно! Письмо! Вплоть до этой секунды он ни разу о нем не вспомнил.
Чопра прокрался обратно в спальню, достал письмо из кармана формы и прошел к себе в кабинет.
Там он зажег лампу на рабочем столе, нацепил на нос очки и принялся за чтение.
«Дорогой Кришна, – писал дядя Банси (Чопра улыбнулся. Дядюшка Банси прозвал племянника Кришной после того, как развитой не по годам десятилетний Чопра попался, подглядывая за купавшимися в речке деревенскими девушками: юный бог Кришна, как известно, частенько подшучивал над заигравшимися в реке красавицами, отбирал у них маслобойки и бил кувшины для воды). – Знаю, что много лет не подавал о себе никаких вестей, и все же хочу теперь просить тебя о великой услуге. У меня осталось не так много времени, поэтому я должен сделать необходимые приготовления. Вскоре после того, как ты получишь это письмо, в твой дом доставят слона. Просьба моя состоит в том, чтобы ты принял этого слона и позаботился о нем. Он еще совсем маленький – ему нет и года. И если я опишу обстоятельства, при которых он появился на свет, ты не поверишь мне, во всяком случае, в данный момент – не поверишь. Позволь мне сказать лишь одно: это не обычный слон. Помни, представление о том, что есть реальность и что есть майя, иллюзия, зависит единственно от нашей точки зрения. Твой дядя Банси».
Письмо показалось Чопре странным. Впрочем, Банси, старший брат его отца, всегда был человеком со странностями.
Отец Чопры относился к Банси с большой любовью – хотя бы в этом сомневаться не приходилось – и находил огромное удовольствие в том, чтобы потчевать сынишку рассказами о дяде, при этом каждый рассказ лишь добавлял сказанию о Банси невероятных деталей.
Хотя одна история, как выяснил Чопра, случилась на самом деле: в младенческом возрасте Банси упал в корзину странствующего заклинателя змей, но, ко всеобщему удивлению, выбрался целым и невредимым.
С того дня особая связь между Банси и животными стала местной притчей во языцех. История эта, вполне возможно, предопределила его судьбу, поскольку со временем он и правда доказал, что умеет ловко обращаться с созданиями, живущими бок о бок с людьми. Он даже уверял, будто способен с животными разговаривать, но этому поверили разве что самые наивные обитатели деревни.
В день своего восемнадцатилетия Банси из деревни исчез.
Он не возвращался долгих десять лет, так что все уже решили, что его давно нет в живых.
А вернулся практически неузнаваемым. Волосы его до срока поседели, длинная спутанная борода спускалась до пояса, а в глазах, казалось, запечатлелось такое, что обычные люди не в силах даже представить.
Однако друзья и родные Банси быстро поняли, что, несмотря на столь разительные внешние перемены, он остался почти таким же, каким годы назад покинул деревню – проказливым и сметливым сорванцом.
Именно в ту пору Чопра, совсем еще маленький мальчик, познакомился со своим непоседливым дядей.
Банси взял племянника под крыло и частенько исчезал вместе с ним, отправляясь бродить по деревенской округе. Порой они заходили в соседние селения, где жители уже начинали почитать Банси как аскета садху и потому искали его благословения, обязательно предлагая взамен лакомства – брикет сахара джаггери или стебель сахарного тростника, которыми Банси, добрейшая душа, всегда делился с племянником.
Чопра вспоминал, как его дядя, соглашаясь на уговоры какого-нибудь простодушного селянина, бормотал непонятные заклинания, вращал глазами и кривлялся, чем приводил зрителей в восторг. «Люди любят представления, – объяснял он потом племяннику, расплываясь в улыбке. – Но это, конечно, не означает, что никаких чудесных сил не существует. Великие тайны вселенной окружают нас – они рассеяны по земле, в небе, они в воздухе, которым мы дышим. Все, что от нас требуется, – открыть свои чувства».
Однажды они заночевали под звездным небом, и Банси рассказал мальчику о своих путешествиях в удивительные места – в Агру, Лакхнау и священный центр их родины, город Варанаси, а еще на вершину мира, в Гималаи – великие горы, в которых берут начало реки Ганг и Брахмапутра.
Банси поведал ему про Пенджаб и деревню Голи, что находится на границе между Индией и Пакистаном: предки Чопры жили там до тех пор, пока три поколения назад по какой-то причине, которую все давно позабыли, не переселились в Махараштру.
Прадедушка Чопры, сморщенный старец, столь сказочно древний, что восьмилетний Чопра не мог даже представить себе его возраст, еще помнил переселение и рассказывал правнуку хриплым срывающимся голосом о трудностях, которые сопутствовали их приобщению к культуре народа маратхи. Но клан Чопра все-таки освоился на новом месте, и теперь его представители считались в Махараштре своими людьми: Чопра, как и другие члены его семейства, прекрасно изъяснялся как на родном панджаби, так и на маратхи, и любил местную кухню. Случалось даже, что его сородичи, заключая брак, роднились с местными домами – да что уж говорить, ведь и Поппи, жена самого Чопры, принадлежала к именитому роду маратхи.
Читая дядино письмо, Чопра испытывал смешанные чувства. Они не виделись почти два десятка лет. Сейчас Банси, должно быть, уже состарился, хотя долгие годы внешне почти не менялся, словно время для него замерло. Он не оставил бродячую жизнь и все реже прерывал свои странствия, чтобы заглянуть в родную деревню, хотя каждый раз появлялся с новым цветистым букетом историй.
Чопра долгие годы не вспоминал о Банси, и вот теперь нежданно-негаданно пришло это письмо.
Помимо странной просьбы, письмо это, похоже, призвано было сообщить племяннику о том, что дядя – по его собственному убеждению – скоро оставит бренный мир. Эта мысль всколыхнула в Чопре чувства, давным-давно позабытые. Он вдруг вновь ощутил себя ребенком: вот он смеется и скачет вприпрыжку возле высокого, по-мальчишески озорного дяди; вдвоем они перелезают через осыпающуюся каменную стену садов джагирдара Дешмукха, чтобы стащить самые спелые манго; уминают фрукт за фруктом, пока сладкий манговый сок не начинает течь по подбородку и налетевшие тучи мух не сгоняют их с деревьев – всего за секунду до появления разгневанного садовника.