Неотвратимое возмездие (сборник) - Страница 59
Гитлеровская пропаганда неистово кричала по радио о новом «секретном оружии», которое по приказу Гитлера вскоре будет применено на фронте и принесет Германии победу.
«Пропаганда твердила о новом оружии, — замечает в связи с этим Монке, — но на первом же совещании у Гитлера я понял, что никакого нового оружия не будет».
24 апреля состоялось назначение Вейдлинга командующим обороной Берлина. В связи с этим Вейдлинг был вызван к Гитлеру. Об этой встрече он пишет:
«...В сравнительно небольшой комнате Гитлер сидел в кресле перед большим столом. При моем приходе он встал с заметным напряжением и оперся обеими руками о стол. Левая нога у него непрерывно дрожала. С опухшего лица на меня смотрели два лихорадочно горящих глаза. Улыбка на лице, с которой он меня встретил, сменилась застывшей маской. Фюрер протянул мне правую руку. Она также дрожала, как и левая нога. В конце нашей беседы Гитлер развил характерный для его дилетантства оперативный план по освобождению от блокады Берлина».
Когда аудиенция окончилась, Вейдлингу показалось, что все увиденное и услышанное им не более как сон.
Уже в течение нескольких дней он непрерывно участвовал в боях и твердо знал, что через несколько дней наступит окончательная катастрофа, если в последний час не произойдет чуда. Боеприпасов имелось ограниченное количество, горючее почти иссякло, а главное, войска были лишены воли к сопротивлению, так как не верили больше в победу и в целесообразность дальнейшей борьбы.
Неужели возможно чудо?! Неужели ударная армия Венка является тем резервом Германии, о котором Геббельс так много кричал в последние недели и который может ее спасти? Или это только измышления фанатика, не имеющего никакого представления о действительности?
Вейдлинг покинул кабинет Гитлера, как пишет он, «потрясенный видом человеческой развалины, которая стоит во главе германского государства, и находясь под сильным отрицательным впечатлением от того дилетантства, которое царило в руководящих инстанциях».
Когда Кребс сообщил Вейдлингу, что фюрер назначил его командующим обороной Берлина, он ответил: «Лучше бы Гитлер оставил в силе приказ о моем расстреле (за якобы самовольную передислокацию штаба корпуса. — М. К.), тогда, по крайней мере, меня миновала бы эта чаша». При своем назначении Вейдлинг получил приказ Гитлера оборонять город до последнего человека.
В эти дни Гитлер придерживался той точки зрения, что помощь ему непременно окажут войска, находившиеся вне Берлина, особенно он рассчитывал на 9-ю и 12-ю армии. 25 апреля в телеграмме гросс-адмиралу Деницу он писал: «Борьба за Берлин является роковой битвой Германии. По отношению к ней все другие задачи и фронт имеют второстепенное значение. Поэтому прошу вас оказать всяческое содействие этой борьбе».
Командующий военно-воздушным флотом генерал-полковник Штумф получил приказ ввести для обороны Берлина все наличные силы авиации.
Сражение за Берлин Гитлер называл битвой за судьбу Германии. Все это ему нужно было для того, чтобы вселить хоть какую-то надежду в людей, обороняющих город, заставить их упорно вести бои.
Монке пишет, что во второй половине дня 26 апреля Гитлер лично продиктовал радиограмму в штаб оперативного руководства с требованием немедленно сообщить, где находятся передовые части 9-й и 12-й армий, как идет наступление на Берлин. Эта телеграмма ввиду плохого состояния радиосвязи смогла быть передана лишь к исходу 27 апреля. В ответ на нее фельдмаршал Кейтель сообщил, что ввиду сильных атак русских 12-я армия не может продолжать наступление на Берлин, а основная часть сил 9-й армии окружена.
«Должен сказать, — признается Фосс, — что события развивались быстрее, чем мы предполагали. Огонь со стороны советских войск настолько усилился, что связь с учреждениями, находившимися вне Берлина, была быстро утеряна».
Советские войска начали штурм Берлина.
Это, конечно, сразу же усилило паническое настроение фашистских главарей. Перед лицом неизбежной расплаты за чудовищные злодеяния они стали покидать Берлин.
Дорога на Мюнхен, вспоминает Вейдлинг, получила название «имперской дороги беженцев»,
В числе первых беглецов оказался Геринг, которого еще в 1939 году Гитлер провозгласил своим преемником. Воспользовавшись наступившей суматохой, имперский маршал вылетел в Берхтесгаден, где пытался объявить о смещении Гитлера. По приказу последнего Геринг был арестован и находился под стражей, пока под предлогом болезни не отказался от занимаемых постов. Пленение Геринга американцами, Нюрнбергский процесс и ампула яда — таков финал бывшего «второго лица» гитлеровского рейха, вдохновителя и организатора невиданных в истории зверств.
Вслед за Герингом сбежал из Берлина рейхсфюрер СС Гиммлер. В связи с его бегством Раттенхубер показал, что с середины апреля 1945 года Гиммлер больше не появлялся в ставке Гитлера.
«В кабинете Гитлера, — вспоминал Вейдлинг, — происходило обсуждение обстановки. Я докладывал. В этот момент в кабинет ворвался государственный секретарь Науманн и, прервав мой доклад, в большом возбуждении доложил: «Мой фюрер, стокгольмский радиопередатчик сообщил, что Гиммлер сделал предложение англичанам и американцам о капитуляции Германии». Воцарилась тишина. Гитлер стучал своими тремя карандашами по столу. Его лицо исказилось, в глазах был виден испуг. Беззвучным голосом он сказал что-то Геббельсу, похожее на слово «предатель»...»
Перед смертью Гитлер исключил шефа гестапо из партии и лишил его всех государственных постов.
Как известно, Гиммлер избежал Нюрнбергского процесса, хотя и был задержан английскими войсками. Главный фашистский палач, организатор концлагерей, в которых погибли миллионы людей, разгрыз ампулу с ядом.
Любопытны показания Раттенхубера о Риббентропе, Розенберге и Бормане:
«Влияние Риббентропа быстро уменьшалось, в связи с тем что выяснилось его незнание действительной обстановки в Югославии, Болгарии и Румынии. Гитлер в 1944 году делал серьезные упреки Риббентропу в связи с тем, что не была своевременно разоблачена группа английских шпионов в немецком посольстве в Анкаре. За обедом Гитлер во всеуслышание говорил, что министерство иностранных дел ничего не знает, и при этом подчеркивал, что от Гиммлера и СД он получает более точную информацию. Понятно, что это усилило имевшуюся уже ранее взаимную неприязнь между Гиммлером и Риббентропом. После перехода на сторону СССР Румынии и Болгарии Гитлер редко принимал Риббентропа, утверждая, что он «рассказывает сказки».
В начале апреля 1945 года Риббентроп неоднократно добивался приема у Гитлера, но безуспешно. 23 апреля он по приказу Гитлера выехал к своей семье в местечко Фуш; в Берлине он больше не появлялся».
На Нюрнбергском процессе Риббентропу был вынесен смертный приговор. Перед казнью бывший фашистский дипломат находился в состоянии полной прострации; на эшафот он не шел, его несли по тюремному коридору.
Розенберг, по словам Ваттенхубера, редко бывал у Гитлера: в 1941–1943 годах он был на приеме не более пяти раз.
Преступной деятельности бывшего министра по делам оккупированных восточных территорий Розенберга была подведена черта Нюрнбергским процессом. Когда прозвучали слова «к смертной казни через повешение», Розенберг потерял сознание.
По свидетельству Раттенхубера, одним из наиболее близких к Гитлеру людей был Борман — исключительно жестокий, эгоистичный человек. Эти его качества проявлялись даже по отношению к своей семье, терпевшей от него издевательства и побои. Попойки Бормана носили затяжной характер. Возможно, а скорее всего наверное, об этом знал Гитлер, но он смотрел на это сквозь пальцы, поскольку Борман был исключительно преданным ему человеком, ни на один шаг не отходившим от своего фюрера.
По мнению Фосса, Раттенхубера и Бауэра, Борман, после того как покинул бункер, не мог далеко уйти: они считают, что он погиб на мосту через Шпрее от прямого попадания советского снаряда.