Неотвратимое возмездие (сборник) - Страница 27

До самого последнего времени при нем в качестве советников находилось несколько белогвардейских офицеров, принявших, кстати сказать, мусульманство. Все они, особенно некий Марцинкевич, известный под именем Девлен Берды, отличались такой же бесчеловечной жестокостью, как и их владыка. Муэтдин-Бек отплатил им черной неблагодарностью: перед сдачей своих отрядов он отдал приказ палачам, чтобы они уничтожили всех белогвардейцев, что и было немедленно выполнено.

Естественно, что одно только имя Муэтдина наводило трепет и ужас на жителей Ферганы. Страх расплаты за какое бы то ни было содействие Красной Армии был настолько велик, что, несмотря на ненависть к Муэтдину буквально во всех слоях населения, мы, однако, долго не находили поддержки в широких массах для ликвидации этого злодея.

На борьбу с Муэтдином были брошены довольно крупные силы. Однако его отряды обладали большой подвижностью, хорошо ориентировались на местности, что сильно усложняло борьбу с ними. Совершая удивительные по быстроте переходы, Муэтдин внезапно появлялся в различных районах, подвергая осаде наши гарнизоны. Он совершал неожиданные нападения и на крупные русские поселки, на города Ош и Андижан, после чего быстро уходил далеко в горы. Очень трудно было определить, где действовал сам Муэтдин, а где подвластные ему начальники отрядов.

В 1921 и в начале 1922 года Муэтдин осмеливается уже вести плановую войну с частями Красной Армии, оказывая им упорное сопротивление, прибегая к контратакам, демонстративным наступлениям и бросая в бой крупные силы, вооруженные пулеметами.

В марте-мае 1922 года командование войсками Ферганской области затеяло переговоры с Муэтдином, которые носили очень длительный характер. Муэтдин их всячески затягивал, не желая сдавать оружие и разоружаться.

Эти переговоры велись Муэтдином, конечно, не по доброй воле. Обстановка складывалась не в его пользу. Долготерпение населения истерзанной Ферганы иссякло. Повсюду начали организовываться отряды самообороны. Это стало возможным благодаря тому, что широкие массы населения решили наконец пресечь грабительскую деятельность басмачей. Даже духовенство и некоторые влиятельные киргизские роды, не говоря уже о бедноте, поднялись на борьбу с Муэтдином.

Муэтдин чувствовал, что дни его сочтены. В отчаянии он предпринимает ряд дерзких нападений на наши части, а 3 июля врывается в город Ош. Во время этого налета им была разгромлена больница. Медицинский персонал и больные были зверски убиты, окрестности Оша и примыкающие к городу кишлаки разграблены, а жители перебиты. Это была уже агония издыхающего зверя.

Прижатый частями Красной Армии к горным перевалам, Муэтдин пытался найти выход. Он мог уйти через перевалы в Алайскую долину. Но он знал, что встретится там с холодом и голодом. Его отряды не вынесли бы суровой алайской зимы и неминуемо погибли. Однако был и другой вариант: спрятать самое лучшее оружие и пулеметы и сдаться частям Красной Армии. Когда же наступит удобный момент, снова начать вооруженную борьбу с Советской властью. Муэтдин остановился на этом варианте. 6 июля 1922 года он сдался советским отрядам в горной части восточной Ферганы.

Претворить свой план в жизнь Муэтдину не удалось. Сами джигиты помогли советским отрядам отыскать спрятанное оружие. Муэтдин понял, что его игра проиграна. Он решил бежать, уничтожив перед побегом военкома штаба войск Ферганской области Болотникова и начальника штаба Киргизской обороны Камчибекова. Но и этот замысел Муэтдина своевременно удалось раскрыть, и он вместе со воем своим штабом был арестован.

В августе 1922 года мне было предложено принять дело о Муэтдине к своему производству и, закончив его в недельный срок, провести показательный процесс в городе Ташкенте. В полученных мной трех тетрадях были только оперативные сводки о боевых действиях против муэтдиновских отрядов. Ни личность Муэтдина, ни его политическое значение, как это ни странно, не нашли отражения в материалах дознания. Во исполнение приказа мной было дано распоряжение председателю 2-го отдела военного трибунала в Фергане Румянцеву: в порядке боевого приказа опросить население наиболее пострадавших районов Ферганы и принять меры к проведению процесса в самом центре муэтдиновских операций. В Огаский район я командировал старшего следователя военного трибунала Туркестанского фронта Кириллова с предложением закончить следствие в наикратчайший срок.

Пришлось приложить немало усилий, чтобы доказать, что проводить процесс в Ташкенте политически нецелесообразно. Со мной вполне согласился член РВС фронта П. И. Баранов, при активной поддержке которого удалось убедить тогдашнее Туркестанское правительство в необходимости слушать дело или в Андижане, или в городе Ош. Остановились на Оше. Следствие было закончено лишь в конце августа.

19 сентября 1922 года Полевая выездная сессия военного трибунала Туркестанского фронта вместе с обвиняемыми специальным поездом выехала в Фергану. Район железной дороги, станция Карасу и город Ош были объявлены на военном положении. Ходили упорные слухи, будто бы зять Муэтдина — Нурмат Мин Баши, действовавший в окрестностях Оша, вошел в соглашение с Исламкулом, Карабаем и другими басмачами и убедил их в том, что надо отбить Муэтдина в пути или во время самого процесса. До станции Карасу сессию сопровождал бронепоезд, а затем для охраны сессии и обвиняемых был сконцентрирован кавалерийский полк под командованием Я. Д. Чанышева и броневик для перевозки басмачей до Оша.

В распоряжение трибунала были выделены взвод курсантов ГПУ и взвод курсантов Военной школы имени Ленина. Персональная ответственность за охрану Муэтдина возлагалась на начальника отдела по борьбе с бандитизмом Леонова, который в пути следования поместил всех 14 обвиняемых в бронированный вагон и сам находился вместе с ними.

Все эти предосторожности диктовались тем, что с басмачеством еще не было покончено. Поэтому процесс необходимо было сделать гласным и открытым для населения всей Ферганы, чтобы окончательно оттолкнуть колеблющиеся элементы от поддержки басмачества. В город Ош на процесс прибыло 1500 человек бедноты из всех пострадавших от басмачей районов области.

Вопрос о начале слушания дела осложнился тем, что назначенные Москвой по представлению ТуркЦИКа члены суда из представителей местного населения к сроку не прибыли. Ферганские адвокаты, кроме того, под всякими предлогами пытались уклониться от поездки в Ош, предлагая в качестве защитников довольно подозрительных местных «ходатаев» по делам.

На процесс прибыли члены Туркестанского ЦИКа тов. А. Кадыров и Н. Рустемов, о назначении которых в состав суда я срочно дал телеграмму в Москву.

В 15 часов 21 сентября на площади Хазратабал рядом с мечетью, у подножия горы Солейман Тахта, открылось судебное заседание. Государственным обвинителем выступал ответственный секретарь ЦК Коммунистической партии Туркестана тов. Н. Тюрякулов, защитником был выдвинут тов. Гумеров,

Свидетелей было вызвано около 150 человек. В первый же день процесса вся обширная площадь Хазратабал сплошь была покрыта народом. Великолепно дисциплинированная охрана исключала возможность побега или беспорядков.

Суду были преданы: Муэтдин Усман Алиев, его начальник штаба Янги-бай Бабашбаев, начальники отрядов Саиб Кари Тюрякулов, мулла Тока Алиев, Исхак Нисанбаев, палач банды Камчи Темирбаев, басмачи из личной охраны Умурзак Широходжаев, Сатыбай Матназаров и четверо других, лично приближенных к Муэтдину басмачей.

Всем им были предъявлены обвинения по статьям 58, 76 и 142 УК РСФСР.

Тяжелые картины прошли перед судом и народом во время шестидневного разбора дела.

Выжженные кишлаки, изуродованные дехкане, изнасилованные девушки, разодранные на части младенцы. Гул негодования сопровождал каждое показание свидетелей. По личной инициативе являлись делегации из самых отдаленных уголков Ферганы, чтобы развернуть перед судом страшную картину басмаческого владычества.

И на каждое показание свидетелей Муэтдин упорно и резко отвечает: «Ложь... Неправда...» Того лошадь задавила, тот сам себя убил, этот погиб в бою, а тот умер от водки и т. д., и лишь изредка бросает отрывисто: «Да, этих двух казнил я».