Неотвратимое возмездие (сборник) - Страница 12
— Борис Савинков?
— Да-да, тот самый...
Сын варшавского судьи, Борис Савинков в двадцатилетнем возрасте был исключен из Петербургского университета за участие в студенческих волнениях. Вскоре после этого он становится членом организации эсеров и непосредственно участвует в убийстве великого князя Сергея Александровича, министра внутренних дел Плеве, шефа жандармов Дурново... Он готовит покушение на царя.
14 мая 1906 года Савинков был арестован «за участие в бомбометании» в коменданта Севастопольской крепости Неплюева, однако 16 июля того же года на рассвете он бежал с главной гауптвахты вместе с разводящим вольноопределяющимся Сулетинским.
В 1911 году Савинков эмигрировал за границу. Там он вошел в состав руководящего ядра эсеровской организации, по заданию которой неоднократно нелегально приезжал в Россию. Одновременно Савинков занимался литературной деятельностью. В годы первой мировой войны он добровольцем сражался на стороне французских войск.
Вернувшись в Россию после Февральской революции, Савинков принимал активное участие в политической жизни. Временное правительство назначило его комиссаром при командующем Юго-Западным фронтом Корнилове, а затем и военным министром в кабинете Керенского...
Выходец из мелкобуржуазной среды, террорист-одиночка, Савинков никогда не был связан с народными массами, не знал и не понимал их нужд. Он враждебно воспринял победу Великой Октябрьской социалистической революции и совершил ряд тягчайших преступлений против государства рабочих и крестьян.
Судебный процесс над Савинковым явился крупным политическим событием. И не только потому, что на скамье подсудимых сидел матерый враг Советской власти. Одновременно это был суд истории над белогвардейщиной в лице царских генералов Краснова, Корнилова, Деникина, Колчака и других, над правителями буржуазных государств — Черчиллем, Ллойд Джорджем, Пуанкаре, Муссолини, Пилсудским. Это был также суд истории над идейно обанкротившимися партиями меньшевиков и эсеров, над «демократами» типа Керенского, Чернова и других.
Процесс проходил в накаленной атмосфере. Нагнетая обстановку, буржуазная пресса, не считаясь с фактами, кричала о том, что суд над Савинковым не более как спектакль, а сам подсудимый — слепое орудие коммунистической пропаганды. Прежние друзья и союзники Савинкова обливали грязью своего бывшего кумира, сравнивали его с Иудой, грозили расправой... Потребовались энергичные меры по охране процесса, чтобы исключить возможность провокаций.
Георгий Гаврилович Кушнирюк, входивший в состав суда над Савинковым, вспоминает:
«Первоначально предполагалось во избежание провокаций провести судебный процесс при закрытых дверях. Все, что было связано с делом Савинкова, держалось в строгой тайне. Члены Верховного Суда, не имевшие отношения к этому делу, ничего не должны были знать о нем. Вспоминаю, как заместитель председателя Верхсуда Васильев-Южин упрекал меня за то, что я не сказал ему ничего о деле Савинкова, когда оно находилось у меня и я его изучал.
Однако закрытый процесс не смог бы достичь целей, которые перед ним ставились. Весь мир должен был убедиться, что процесс не инсценирован, Савинков — настоящий, а его разоблачительные показания — не выдумка пропаганды. В связи с этим было решено дело Савинкова рассматривать публично, приняв дополнительные меры к охране процесса...»
В материалах дела сохранился рапорт коменданта суда, в котором, в частности, говорится, что «секретная охрана процесса, состоявшая из 21 сотрудника, с честью справилась с возложенными на нее трудными и ответственными обязанностями...».
В августе 1924 года внимание общественности привлекло появившееся в советских газетах правительственное сообщение. В нем говорилось:
«В двадцатых числах августа с. г. на территории Советской России ОГПУ был задержан гражданин Савинков Борис Викторович, один из самых непримиримых и активных врагов Рабоче-Крестьянской России (Савинков задержан с фальшивым паспортом на имя В. И. Степанова)».
Савинков пояснил на следствии, что в Советский Союз он прибыл для того, «чтобы узнать правду о России». Оставим это утверждение на его совести.
Бесспорно одно: советскую границу Савинков перешел нелегально, ночью, с фальшивым паспортом, с намерением встретиться с руководителями якобы существующих в СССР контрреволюционных организаций. Вместе с Савинковым нелегально перешли границу А. А. Дикгоф-Деренталь — «мой министр иностранных дел», как его называл Савинков, и жена Дикгоф-Деренталя Любовь Ефимовна — личный секретарь Савинкова.
На следующий день после перехода границы, 16 августа 1924 года, в Минске все трое были арестованы работниками ОГПУ.
Подчеркнуто небрежный тон и слова, с которыми Савинков обратился к чекистам: «Чисто сделано. Разрешите продолжить завтрак?» — не смогли скрыть его замешательства и растерянности. Еще бы! Неуловимый когда-то Савинков, не раз ускользавший от полицейских шпиков царской России, должен был безоговорочно капитулировать перед советской разведкой, которой удалось арестовать Савинкова в результате блестяще разработанной и проведенной операции по выводу его из заграницы.
И вот он стоит перед судом.
Внешне он мало чем напоминал того таинственного Савинкова, о котором А. Толстой пишет в романе «Хождение по мукам»: «...он держал левой рукой у рта шелковый носовой платок, закрывавший его смуглое или, быть может, загримированное лицо... Отрывистые, уверенные фразы, повелительный голос, холодные глаза... Он был невысок ростом, в мягкой шляпе, в защитном, хорошо сшитом пальто, в кожаных крагах. И одеждой, и точными движениями он походил на иностранца, говорил с петербургским акцентом, неопределенным, глуховатым голосом...» Жизнь основательно потрепала Савинкова. Невысокий лысый средних лет мужчина в черном стоит перед судом в переполненном народом зале. Савинков признает себя виновным. Он говорит свободно, четко формулирует свою мысль.
«Это была, — писал в судебном отчете корреспондент «Правды», — яркая по форме, отточенная, временами художественная мучительная речь».
С первых же дней рождения Советской республики Савинков стал ее убежденным врагом. В борьбе с ней он не гнушался никакими средствами. Теперь он подводит итоги этой борьбы. Неутешительные итоги...
Октябрьская революция застала Савинкова в Петрограде. «Был первый час ночи, — рассказывает подсудимый, — я пошел в совет союза казачьих войск, членом которого состоял, и мне удалось убедить представителей казачьих полков и военных училищ собрать хотя бы небольшую вооруженную силу, чтобы попытаться дать бой осаждавшим Зимний дворец большевикам». Однако в два часа ночи Зимний дворец пал, члены Временного правительства были арестованы революционными рабочими и крестьянами. Первое поражение!
Узнав, что генерал Краснов во главе казачьих полков движется на Петроград, Савинков, переодетый рабочим, пробирается к Краснову. Там он застает в панике верховного главнокомандующего Керенского. Тщетно пытается Савинков побудить его к энергичным действиям. Главковерх продолжает верить только в силу своих речей. С автомобиля он обращается с истерической речью к перешедшим на сторону революции частям Царскосельского гарнизона. Однако результат оказался противоположным тому, на который рассчитывал оратор. Революционные части усилили сопротивление и отбросили Краснова.
Тогда, с польским паспортом в кармане и белым орлом панской Польши на фуражке, Савинков спешит на Дон, где царские генералы Каледин, Корнилов и Алексеев приступили к формированию так называемой Добровольческой армии для похода на Петроград. Политическое руководство армией осуществлялось Донским гражданским советом. Савинков становится активным членом совета, по существу, его идеологом. Стремясь придать совету «демократический» вид, он пытается привлечь на сторону контрреволюции основную казачью массу.