Неотразимый дикарь - Страница 3

При жизни матери Памела всегда была жертвой ее переменчивого настроения, капризов и потребностей своей младшей сестры. Именно Памеле приходилось утешать мать, когда ее любовники исчезали, и всеми мыслимыми и немыслимыми способами удерживать семью от полного обнищания в перерывах между получением гонораров за спектакли.

— Пожалуй, сейчас я не властна над своей судьбой, — призналась Памела. — Ведь не я сейчас держу в руках пистолет.

— А если бы у тебя был пистолет? Ты бы захотела уступить первому попавшемуся человеку, обвинившему тебя в занятии разбойным ремеслом? Что, если я давно решил, что не хочу быть голым и босым, в то время как англичане набивают карманы тем, что по праву принадлежит шотландцам?

— Разве вы не понимаете, что рано или поздно вас схватят, отдадут под суд и подвергнут наказанию?

— Когда англичанин лишает шотландца его земли и достоинства, он имеет на это полное право, а вот когда шотландец лишает англичанина его кошелька, это уже разбой! — презрительно фыркнул в темноте злодей. — Где же справедливость?

Памела захлопала в ладоши.

— Браво! — воскликнула она. — Я вас недооценила. Ваше искреннее чувство добавляет убедительности тексту. Если бы ваш пистолет не был нацелен мне в грудь, я бы, наверное, даже одобрила ваш благородный порыв избавить меня от кошелька.

К ее удивлению, разбойник медленно опустил пистолет. Странное дело, но от этого он не стал менее страшным. Сердце Памелы учащенно забилось. Может, он решил просто задушить ее голыми руками? В темноте она не видела его лица, но кожей чувствовала на себе его пронизывающий взгляд. Учитывая его монолог о попрании прав шотландцев, можно было ожидать, что на нем надет килт, на поясе висит сверкающий шотландский палаш, а на плече болтается волынка или что-то в этом роде. Однако разбойник, похоже, был одет во все черное, потому что сливался с ночной тьмой.

Памела осторожно сделала шаг назад, потом еще один… Он двинулся вслед за ней, повторяя ее движения. Памела продолжала пятиться, лихорадочно соображая, как использовать ситуацию с выгодой для себя. Может, если ей удастся увести его подальше от кареты, Софи догадается незаметно выскользнуть и побежать за помощью? Или хотя бы спасти свою жизнь…

Памела бросила взгляд через плечо на раскачивающиеся на ветру сосны вдоль каменистой дороги. Оставался лишь один надежный способ отвлечь внимание разбойника от кареты, чтобы Софи могла спастись бегством.

Рискуя получить пулю в спину, Памела резко повернулась и бросилась бежать. Однако не успела она сделать и двух шагов, как разбойник схватил ее за руку и грубым рывком повернул к себе лицом. Споткнувшись о камень, она подалась вперед и уткнулась в его широкую грудь. Откинув назад голову, она посмотрела на него, чувствуя, как гнев вытесняет в ней страх.

В этот момент луна неожиданно осветила его лицо, и Памела замерла, мгновенно потеряв все надежды на спасение. В узких прорезях черной кожаной полумаски светились глаза стального цвета с неожиданно густыми ресницами. Нос был довольно крупным, но с заметной горбинкой. Разумеется, ему ничего не стоило остановить ее одной рукой, но он тяжело дышал, его челюсти были плотно сжаты, словно он боролся с каким-то невидимым сильным противником. На правой щеке виднелась ямочка, и Памела вдруг ясно представила себе обаяние его улыбки, хотя в тот момент ему было явно не до этого.

Она лишилась всякой воли к сопротивлению и словно зачарованная смотрела на разбойника, совсем как тогда, в деревне, где впервые увидела объявление с его изображением. Наконец она медленно подняла дрожащую руку и кончиками пальцев коснулась его щеки. Разбойник не шевельнулся, он был похож на гранитное изваяние. Щека была теплой и слегка шершавой от двухдневной щетины…

— В деревне я видела объявление о вашем розыске, — тихо сказала Памела с едва слышным вздохом и смущенно взглянула в его глаза. — Вас повесят, если поймают.

— Тогда пора сотворить что-нибудь стоящее смертной казни, — хрипло усмехнулся он.

— Что именно? — прошептала она, холодея от ужаса.

Красноречивый взгляд, которым он окинул всю ее фигуру, подтвердил ее худшие опасения, но вместе с ужасом она неожиданно испытала что-то вроде радости.

Закрыв глаза, он приблизил свои губы к ее рту, и она ощутила их теплое и нежное прикосновение, что было гораздо опаснее насильственной ласки.

Памела была хорошо знакома с искусством театральных поцелуев, целью которых была лишь имитация жаркой страсти, не вызывавшая никакого отклика ни в душе, ни в теле партнеров. Это было лишь мимолетное касание сухих сжатых губ. Именно поэтому поцелуй разбойника удивил ее. Его горячий шелковистый язык бесцеремонно раздвинул ее губы и принялся ласкать внутреннюю поверхность рта, пытаясь проникнуть как можно глубже. От него пахло свежей хвоей, дымом и виски.

Ее руки невольно легли ему на грудь, и под своими ладонями она ощутила частое биение его сердца.

Нет, он не совершил над ней никакого насилия. Поцелуй не был украден, он был подарен по доброй воле, и ни один суд на свете не мог бы вынести ему за это обвинительный приговор.

Ласково проведя пальцами по густым волосам Памелы, он сдвинул ее шляпку за спину, чтобы она не мешала ему наслаждаться ее губами. В этот момент она забыла о Софи, о безуспешных поисках наследника герцога, о последних шиллингах, отделявших их от полной нищеты. Она не помнила и не чувствовала ничего, кроме безумного наслаждения от поцелуев разбойника на каменистой дороге в свете яркой луны.

Тут раздался пронзительный крик, и какой-то розовый предмет ударил разбойника по голове.

За двадцать девять лет жизни в Коннора Кинкейда дважды стреляли. Его трижды ударяли ножом и один раз чуть не утопили в бурных водах горной реки. Он многократно ломал нос и ребра в бесчисленных драках и чудом выжил после неудачной попытки повесить его. Но ни разу в жизни на него не нападала визжащая женщина с зонтиком в руках.

Эффект от неожиданной атаки мог бы оказаться куда более существенным, если бы он не был в этот момент ослеплен и оглушен пьянящим вкусом и запахом девушки, которую держал в объятиях. По ее поведению было ясно, что она девственна и не имеет опыта интимного общения с мужчиной, и это лишь добавляло масла в огонь внезапно вспыхнувшего в нем желания. Он уже собирался увлечь ее в лес, уложить на мох и… Но тут реальность обрушилась на его голову в виде какого-то розового предмета с оборками.

Если бы в руках нападавшей оказался пистолет вместо зонтика, она могла бы запросто застрелить его. И поделом! Нельзя быть таким беспечным идиотом! Судьба безжалостна — он мог погибнуть из-за какого-то поцелуя…

— Руки прочь от моей сестры, любезный! — пронзительно кричала девица, колотя Коннора по голове и плечам розовым зонтиком.

Он развернулся и поднял согнутую в локте руку, защищаясь от ударов. Зонтик был украшен перьями, и Коннору на миг показалось, что на него напала стая розовых воробьев. Тут ему ощутимо попало зонтиком по правому уху, и он, чертыхнувшись от боли, инстинктивно вскинул другую руку с пистолетом.

Девица тут же отступила, все еще сжимая в руке зонтик. Прежде чем Коннор смог собраться с мыслями, другая девушка, сладкий поцелуй которой мог стоить ему жизни, внезапно выскочила из-за его спины и встала между ним и напавшей на него фурией, так что пистолет снова оказался нацеленным в ее грудь. Она дрожала всем телом, но янтарные глаза по-прежнему смотрели с вызовом.

Вид двух девушек, съежившихся в испуге перед ним, еще больше разозлил его. Он никогда не был любителем нападать на женщин, но когда до него дошел слух о том, что две разодетые в меха и драгоценности англичанки путешествуют по здешним местам без всякой охраны, соблазн оказался слишком велик. Он собирался всего лишь ограбить их и отпустить восвояси. Ничего, от них не убудет! Их состоятельные отцы и мужья снова оденут их в новые меха и драгоценности. Впрочем, всего несколько минут назад он собирался лишить одну из англичанок того, что нельзя компенсировать никакими богатствами…