Неотразимый дикарь - Страница 21

— Если ты не перестанешь ныть, — сказала Памела сестре, — я разжалую тебя в посудомойки, и тогда тебе придется глодать куриные кости на кухне.

Софи не отреагировала на шутку сестры и даже не улыбнулась. Памела вздохнула и повернулась к ней лицом.

— Дорогая, мне тоже все это не нравится. Если бы я знала, что мы останемся здесь надолго, я бы представила им тебя своей сестрой, а не служанкой. Я знаю, тебе нелегко играть эту роль, но, по крайней мере, я знаю, что со мной ты в безопасности. Обещаю сказать, кто ты такая на самом деле, как только… — она запнулась, желая защитить сестру от ужасной правды о причине смерти их матери, — как только представится удобный случай.

Софи все еще продолжала дуться на сестру, несмотря на все старания Памелы.

— Ты хотя бы могла сказать, что я француженка, а не просто служанка! — негодующе фыркнула Софи.

— Знаешь, некоторые леди имеют обыкновение… бить своих служанок, чтобы поднять им настроение, — лукаво улыбнулась Памела.

Софи вздернула подбородок и сердито фыркнула, но все же закончила причесывать сестру и торжествующе воскликнула по-французски, отступив на шаг назад:

— Вуаля! Готово!

Коснувшись рукой прически, Памела не могла не признать, что сестра сотворила чудо, имея в своем распоряжении минимум средств. Она вплела в волосы Памелы одну из своих алых лент и завернула их греческим узлом на шее. Чтобы прическа не выглядела слишком строгой, она выпустила несколько локонов по обеим сторонам лица.

Памела с удовлетворением разглядывала свое отражение в зеркале. Пусть она бледна, а глаза слишком ярко горят, зато волосы уложены безупречно.

Теперь ей оставалось лишь спуститься в столовую и предстать перед своим вероломным женихом и, может быть, увидеть злодея, готового убрать его с дороги.

Коннор беспокойно ходил в своей комнате из угла в угол, ожидая, когда позовут к ужину. Половину просторной спальни занимала огромная кровать с четырьмя столбиками по углам и большим бархатным балдахином. Одна эта кровать была больше некоторых тюремных камер, где довелось побывать Коннору, и все же ему казалось, что в спальне слишком тесно.

Каждый раз, когда правосудие отправляло его в тюрьму, он, по крайней мере, знал, что оттуда можно сбежать. Коннор машинально запустил руку за ворот и потер старые шрамы от веревки палача.

Он слишком много лет провел на воле, свободно бродя по горам и болотам, и не мог хорошо чувствовать себя взаперти. Ему буквально не хватало воздуха в этой просторной спальне, идеальной для уважающего себя джентльмена. Стены были окрашены в теплый бордовый цвет и обиты по низу панелями из вишневого дерева. Вся мебель в основном была сделана из красного дерева. Перед камином, отделанным черным мрамором, стояли два обитых бежевой кожей кресла.

В воздухе стояли устойчивые запахи кожи и дерева, нигде не было ни пылинки. Создавалось впечатление, что эта комната всегда ждала его.

Нет, не его, конечно, а настоящего сына герцога.

Когда старый герцог коснулся щеки Коннора и посмотрел на него так, словно он был послан ему Всевышним, он должен был возликовать, но вместо этого почувствовал острую жалость и… угрызения совести. В эту минуту он готов был отдать все на свете, только бы оказаться снова в горах Шотландии, верхом на коне, где-нибудь в вересковых пустошах…

Члены его клана однажды точно так же смотрели на него, словно он мог осуществить их мечты о воссоединении клана Кинкейдов. Почти десять лет они были с ним рядом. Они были ему ближе братьев, узы верности связывали их крепче кровных уз. Но постепенно Коннор стал понимать, что ведет их прямо в петлю палача. Поэтому пять лет назад, одним туманным утром, он сел на коня и ускакал прочь от своих людей и от несбыточных мечтаний.

Коннор подошел к окну, выходившему в сад, чтобы вдохнуть живительный воздух. Ухватившись обеими руками за створки окна, он попытался распахнуть их, но тщетно — все было покрыто толстым слоем белой краски. Очевидно, окно только недавно покрасили.

Мысленно кляня недобросовестного маляра, Коннор огляделся в поисках чего-нибудь подходящего, для того чтобы разлепить раму и створки. Подойдя к камину, он взял кочергу и вернулся к окну. Ему почти удалось высвободить одну створку, когда кочерга вдруг выскользнула из его вспотевших рук и разбила нижнюю часть оконного стекла. Осколки со звоном посыпались на мощеную дорожку под окном. В оконный проем ворвался прохладный вечерний воздух. Коннор чертыхнулся, в ужасе глядя на разбитое окно.

— Кочергой не окна открывают, а огонь в камине поправляют, — раздался за его спиной насмешливый голос.

Коннор обернулся — у порога стоял улыбающийся Броуди. В штанах до колена, белых чулках и туфлях с пряжками он выглядел скорее школьником-переростком, нежели камердинером.

— Еще раз подкрадешься ко мне, — Коннор сердито ткнул в его сторону кочергой, — воспользуюсь этой штукой, чтобы проучить тебя как следует.

Не обращая ни малейшего внимания на угрозы Коннора, Броуди направился через всю комнату к кровати, странно позвякивая при каждом шаге. Подойдя к кровати, он расстегнул сюртук, и оттуда вывалилось немыслимое количество всевозможного добра, включая пару серебряных подсвечников, маленький золотой наперсток, фарфоровую масленку и часы филигранной работы.

Недоуменно хлопая ресницами, Коннор смотрел на все это богатство.

— Это что, дворецкий попросил тебя принести все это сюда, чтобы как следует почистить?

Выудив из кучи добра серебряную ложку, Броуди принялся любоваться собственным отражением.

— Просто я думаю о будущем. Если завтра этот твой герцог решит выкинуть нас на улицу, я не собираюсь уходить с пустыми руками. Кроме того, тут этого добра столько, что пропажи хватятся не раньше чем через месяц-другой.

Положив кочергу на место, Коннор сказал:

— Мне не хочется напоминать тебе об этом, но все же я когда-нибудь стану хозяином этого дома, и сейчас ты украл мои вещи.

— В таком случае будем считать это авансом.

— Но я не собираюсь платить тебе жалованье.

— Тогда я, пожалуй, вернусь в библиотеку за серебряной табакеркой.

Броуди направился к двери, но Коннор преградил ему дорогу, заставив повернуть обратно.

— Ты же мой камердинер, и тебе, кажется, полагается чистить мою одежду, сапоги или что-то в этом роде, не так ли?

Броуди невозмутимо улегся на кровать и закурил сигару, которую, вне всяких сомнений, украл у герцога.

— Но у тебя ведь еще нет никаких сапог. Сапожник придет завтра утром.

Коннор провел рукой по волосам и снова стал ходить из угла в угол.

— Ну да, вместе с портным, шляпником, ювелиром, галантерейщиком, учителем фехтования и прочими, — раздосадовано уточнил он.

— Не понимаю, чего ты капризничаешь, дружище. Не успел пробыть здесь и нескольких часов, как нашел себе невесту. Ты подумал, каково мне?

Коннор сложил руки на груди. Ему не хотелось признаваться в том, что ему стало страшно, когда Памела собралась уйти. В тот момент в его ушах уже слышался звон кандалов и клацанье замка тюремной камеры.

— Ты отлично знаешь, что я не имею намерения жениться на мисс Дарби, — мрачно сказал он. — Мне не хотелось отпускать ее. Она бы ушла, а мы бы остались запертыми в этой золотой клетке. Насколько я ее знаю, она вполне могла бы улепетнуть с вознаграждением, предварительно анонимно уведомив власти о том, что новоявленный сын герцога, то есть я, всего лишь самозванец.

— Значит, ты ей совсем не доверяешь?

— Разумеется, не доверяю, — посуровел Коннор. — Она же англичанка.

— Рад слышать это, — расплылся в широкой улыбке Броуди. — Я всегда думал, что ты скорее попадешь на виселицу, чем женишься.

С этими словами Броуди выпустил колечко дыма и стал наблюдать из-под полуприкрытых тяжелых век, как оно медленно поднимается к потолку.

— А странно, ведь герцог сказал, что у тебя глаза матери, то есть его жены, герцогини, — задумчиво проговорил он. — У меня просто мурашки по коже побежали.