Неопознанный ходячий обект - Страница 1
Татьяна Полякова
Неопознанный ходячий объект
– Это черт знает что такое! – заявила Женька, и я удрученно кивнула в знак согласия. – Что он себе позволяет? – продолжила подружка. – Нет, спускать такое с рук никак нельзя, себе дороже.
Я вздохнула и даже шмыгнула носом от обиды и отчаяния, потому что Женька была права по всем статьям: и с рук спускать нельзя, и себе дороже. Однако Женьке хорошо говорить, а каково мне, ведь речь идет о моем муже? Роман Андреевич, бравый полковник спецназа, в самом деле время от времени позволял себе… я хочу сказать, иногда он вел себя как распоследняя свинья, прошу прощения… Взять, к примеру, вчерашний случай. Разумный человек сначала бы выяснил, в чем дело, а уж потом бы начал столы кувыркать, хотя, по моему мнению, разумному человеку столы кувыркать вовсе ни к чему. Впрочем, зная характер мужа, стоило предупредить его, что я иду в ресторан с двумя типами, то есть не я иду, конечно, мне-то они даром не нужны, идет Женька, а я ее сопровождаю. Но подружка сказала, что предупреждать Ромку не стоит, не то он непременно разволнуется и начнет воспитывать, лучше, мол, сходим по-тихому, он даже ничего не узнает. По-тихому не получилось, то есть получилось совсем наоборот, даже очень громко, так что лучше бы он нас воспитывал, а не столы в ресторане кувыркал.
Вспомнив об этом, я пунцово покраснела и тяжко вздохнула уже который раз за утро. Женька, нахмурив брови, посмотрела на меня и заметила:
– Гнать его надо. В шею.
– Как это? – испугалась я. Прежде всего сама идея показалась мне крайне сомнительной в плане претворения ее в жизнь: Роман Андреевич – мужчина очень крупный, и гнать его в шею весьма затруднительно. А потом, что значит «гнать»? – Ну не разводиться же мне с ним? – испуганно спросила я и даже поежилась.
Конечно, Ромка иногда ведет себя ужасно, потому что патологически ревнив. Хотя с какой стати ему ревновать, а главное, к кому, я постигнуть не в состоянии. Тут я невольно поморщилась и вдруг подумала: «Вечно я иду на поводу у подружки, от этого все мои неприятности», – тут же устыдилась такому предательству по отношению к Женьке и ни с того ни с сего заревела.
– Анфиса, – протянула Женька, обняла меня и тоже заревела. – Ну, что ты? Помиришься ты со своим Ромкой, нашла о ком слезы лить.
– Дело не только в этом, – прохныкала я.
– А в чем?
– Во многих вещах. Из-за его выходки ты лишилась…
– Наплюй, – перебила меня подружка и махнула рукой. – Найду еще спонсоров, а не найду – не велика потеря, мир вполне способен выстоять и без моих рассказов о собаках и кошках.
– А стыдно-то как, Женечка, – всхлипнула я.
– Подумаешь, покидал мужик столы. Если уж быть точным, пострадал всего один стол. Наш. И Ромка за все расплатился. А эти хмыри в ресторане пусть не делают вид, что такое им в диковинку. В этом кабаке в прошлом году Жора Самсонов пальбу устроил. Народ натурально залег, а Жорка полтора часа держал оборону и даже орал: «За Родину, за Сталина», когда спецназ вызвали.
– Мне Ромочка рассказывал, – кивнула я.
– Ну… Жора немного отдохнул в психушке и сейчас в «Лютеции» любимый клиент.
– При чем здесь психушка? – испугалась я.
Женька только рукой махнула.
– Ромку твоего в психушку не отправят, он же не орал: «Родина-мать зовет» – и стрельбу тоже не устраивал, хотя, если б кто поинтересовался моим мнением, я б посоветовала твоему муженьку валерьянку пить. Лучше ведрами. Уж очень он у нас возбудимый.
Мы дружно вздохнули и замолчали.
Я жалобно взглянула на Женьку и вздохнула еще раз, выходило, что подружка пострадала больше всех. И хоть она сейчас храбрится, но наверняка здорово переживает. Дело в том, что Евгения Петровна пишет рассказы, главными героями коих являются животные, и печатает их в воскресных номерах газеты, в которой работает уже лет пять. Ее произведения печатались под рубрикой «Окно в природу». Рассказов накопилось уже немало, и Женька решила выпустить их отдельной книжкой. Я активно поддержала эту идею и предложила свою помощь. Если честно, мне хотелось сделать Женьке подарок: издать на свои средства книгу тиражом экземпляров в триста, зато на хорошей бумаге и с иллюстрациями местного художника Петровского, который тоже очень любил животных… Но подружке моя идея пришлась не по вкусу.
– Издавать книжку на свои деньги – это белая горячка, – сурово отрезала она. – Если ты решила потратиться, лучше на день рождения резину мне купи. Лето, а на моей тачке ездить нельзя, менты цепляются. А чтоб книжку издать, я спонсоров найду, можешь не сомневаться.
В Женьке я никогда не сомневалась, подарила ей комплект резины, а она занялась поисками спонсоров, и таковые в самом деле не замедлились объявиться. Женька позвонила мне накануне и похвастала:
– Слышь, Анфиса, дело, считай, в шляпе. Один хмырь готов раскошелиться. Соловьем пел… Но ты должна мне помочь. У хмыря друг совершенно помешался на детективах, причем на твоих в особенности. Просто жаждет познакомиться. Я так думаю: если мы правильно себя поведем, мои рассказы выйдут на мелованной бумаге в сафьяновом переплете. – Если честно, местоимение «мы», употребленное Евгенией Петровной, меня насторожило, но возражать я не рискнула, утешив себя мыслью, что нет ничего плохого в том, чтоб познакомиться с каким-то хмырем, то есть другом хмыря, и тем самым помочь подруге. – Короче, сегодня вечером идем в «Лютецию».
– Я не могу, – запаниковала я, – Роман Андреевич…
Но подружка сурово перебила:
– Роман Андреевич сегодня дежурит, так что не вкручивай…
– Хорошо, – пошла я на попятный, – я с ним поговорю.
– Еще чего, он сто предлогов изобретет, чтоб тебя из дома не выпустить.
– Ничего подобного, – попробовала я вступиться за мужа, но Женька вновь перебила меня:
– Не вздумай ему рассказать. И помни, ты моя самая близкая подруга и просто обязана думать о моем благополучии. Так что Ромке о ресторане помалкивай, подгребай к шести часам к зданию цирка, там мы тебя и заберем.
Мы тепло простились, но через пятнадцать минут Женька опять позвонила, и мы стали совещаться: что надеть вечером и какую следует сделать прическу. Впрочем, вопрос о прическе касался только меня, свои волосы Женька месяц назад обкорнала, так что теперь могла о них не беспокоиться до тех пор, пока они хоть немного не отрастут. Волосы, в знак протеста против различного рода истязаний, на Женькиной голове произрастали весьма неохотно. Должно быть, с отчаяния она взяла да и выкрасила те, что еще украшали ее макушку, в синий цвет и стала выглядеть сногсшибательно в буквальном смысле слова. Так что когда Женька, рассказывая об очередном своем знакомом, произносила фразу «Он совершенно остолбенел», мне и в голову не приходило усомниться в этом.
Мы благополучно закончили переговоры, и в 18.00 я появилась возле здания цирка, где меня поджидал роскошный «БМВ», из которого вышли двое молодых мужчин и моя подружка. Мужчины выглядели абсолютно счастливыми и рассыпались в комплиментах. Занятая знакомством и улыбками, я совершенно не обращала внимания на то, что происходит по соседству. И совершенно напрасно, как выяснилось. По соседству в тот момент проезжал Роман Андреевич и мог наблюдать с расстояния в несколько метров, как я загружаюсь в «БМВ» с помощью молодого человека, который демонстрировал свой восторг моей персоной со всей страстью души, на какую только был способен. Супруг, забыв об очередном боевом задании, проследовал за нами до «Лютеции». Не успели мы устроиться за столом, как в зале возник Роман Андреевич, и… вспоминать, что было дальше, совершенно не хотелось. Ромка вел себя как неандерталец, не обращая внимания ни на мои объяснения, ни на Женькины отчаянные вопли. Но это еще не все. Он привез меня домой и там устроил повторный скандал. Говорил мне гадости, топал ногами (у нас третий этаж, а у Ромки – комплекция). Бедные соседи под нами наверняка решили, что началось землетрясение. И только когда я в отчаянии запустила в него чайником, согласился выслушать мои объяснения. Тут подоспела Женька, которая все это время утешала пострадавших бизнесменов и своих несостоявшихся спонсоров, и слово в слово повторила то, что десять минут назад поведала я.