Неоконченный роман одной студентки (другой перевод) - Страница 38

В первые годы, когда промышленность еще не сможет обеспечивать достаточное количество аккумуляторов, в нынешнем спокойном, демократическом обществе непременно наступят серьезные сотрясения на базе нового, пусть даже временного неравенства, потому что… кто же согласится ждать своей очереди, если речь идет о продолжительности собственной жизни? Однако неизмеримо более страшные перемены наступят, если в конечном итоге окажется, что таким образом время полностью субъективизируется и утрачивается единое ощущение его хода, регулирующего жизнь человеческого сообщества.

Несмотря на хорошую новость, Циана отправилась на собрание в пятую секцию с чувством подавленности. Она думала о компьютере и его участии в этих страшных экспериментах. На протяжении всей своей истории человек придумывал себе в общем-то удобных богов — вроде бы страшных, вроде бы неумолимых, но тем не менее не мешавших ему грешить сколько душе угодно. Неужто теперь он создал могущественного судию с реальной властью, который сумеет держать человека в узде? И богом ли он провозгласит его или, перепуганный насмерть, поспешит объявить его сатаной?

Поэтому, когда ее шутя спросили, как далеко продвинулся ее флирт с компьютером, она коротко ответила: «Он прекратил забастовку» — и попросила позвать координатора и руководителей остальных секций, чтобы сделать сообщение.

— Первый мой вывод касается того, что к компьютеру надо относиться с особым уважением, — заявила она довольно назидательным тоном. Эти развеселившиеся при ее словах мужчины и женщины, как ей показалось, не сознают в полной мере своей ответственности перед будущим.

— Мы и так его уважаем, без него мы ничто! — хором ответили ученые.

— Да, но вы относитесь к нему как к нужной вам вещи, — возразила Циана. — А он — ваш гениальный коллега и друг, к мнению которого вы должны прислушиваться. Второе мое заключение состоит в том, что его исторические труды следует немедленно передать во все информационные банки мира и опубликовать. Он не ставил такого условия, но я считаю, что человечеству будет чрезвычайно полезно взглянуть на свою историю его глазами. И, в-третьих, я хочу вам сказать, что мы должны принять его как исторический факт нашего развития: у вас родился и прошел стадию самообучения компьютер нового типа. Он уже усвоил систему моральных норм человека и уже способен предупреждать нас, когда мы их нарушаем или идем против самих себя. И я очень надеюсь, что он не позволит вам быть неразумными в ваших дальнейших экспериментах. А сейчас вы сами можете в этом убедиться, — закончила молодая хрононавтка, которая сама не раз легкомысленно играла с этой загадочной и пугающей штукой — временем.

Она сказала и сама испугалась: а вдруг компьютер снова откажется им служить, вдруг не оправдает ее надежд на этот новый тип взаимоотношений с людьми? Ведь он ничего ей не обещал! У нее, что называется, душа ушла в пятки, когда все они мгновенно достали карманные компьютеры, чтобы немедленно задать какие-то свои вопросы. Но замурованный в скалах астероида верный человеку и уже озабоченный его будущим колоссальный оптопозитронный мозг никому не дал преимущества, мигом ответил всем одновременно.

Что потом случилось на астероиде «Габрово»? Наша влюбленная в древность героиня очень любила старинные народные сказки, и потому обобщим случившееся в стиле их неизменно счастливого конца: три дня они ели, пили и веселились. И я там был, мед, пиво пил и ел пампушки из межзвездной пыли. Если не верите, садитесь в машину времени и — во всем убедитесь сами. Компьютер непременно встретит вас словами: «Как дела, симпатяга?»

«Голосуя» на обочине дороги, Циана очень скоро заметила, что, если рядом с шофером сидела женщина, машина не только не останавливалась, а наоборот, увеличивала скорость. Тогда она стала выбирать, когда стоит поднимать руку, а когда нет. Иногда, если шофер был один, он сбавлял скорость, подъезжая, оглядывал ее и, когда казалось, что машина вот-вот остановится, прибавлял газу с каким-то особенным выражением лица, отражавшим нечто среднее между разочарованием и сожалением. Боже мой, говорила она себе, глядя вслед пустым машинам, неужели у меня на родине такие бессердечные люди! Она где надо и не надо повторяла это «боже мой» — по ее сведениям, самое распространенное восклицание, хотя к этому времени люди в большинстве своем уже были неверующими. То, что атеисты на каждом шагу призывали на помощь бога, ничуть ее не смущало — она не была знатоком двадцатого века, да и не особенно-то стремилась изучить его. Более того, источники, по которым она готовилась втайне от специалистов, не внушали доверия.

Время от времени она засовывала себе в рот часики-жвачку, подаренные ей на астероиде «Габрово». Тогда они нужны были ей, чтобы включиться в проводившийся там эксперимент, теперь же она жевала, чтобы согреться. Ветер проносился над автострадой на бреющем полете и, будто забавляясь, увивался вокруг почти не защищенных короткой юбчонкой бедер.

Появление девушки из двадцать четвертого века в нашем времени, да еще на автомагистрали, ведущей на Софию, может показаться читателю странным и неожиданным. Ведь по ряду соображений научного и морального естества двадцатый век был строго запрещен для посещений из будущего. К тому же, предыдущие контакты с этим веком, как нам известно, были стерты в ее памяти. Надо же, одно из них, как назло, всплыло в ее сознании, причем с такой завладевающей, всепоглощающей силой, что можно было просто сойти с ума!

Когда прибор оттеснил в глубины ее сознания приключение с эллинским ваятелем Праксителем, бог знает каким образом вместо него постепенно начало всплывать подавленное ранее воспоминание об историке из двадцатого века.

Ничего не поделаешь, такая уж странная и легко уязвимая эта штука — человеческий мозг. Подавишь что-то одно, а что-нибудь другое возьмет да и выпрет. В наше время этого явления политики очень боятся, а социологи тщательно изучают. И хотя за столько веков ученые вроде бы изучили мозг намного лучше нас, природа то и дело преподносила им сюрпризы, щелкая их по любопытным носам.

Вернувшись с «Габрово», Циана бросилась на шею своему старому профессору. Ей было бесконечно одиноко — вероятно, такой уж она родилась — непригодной для своего времени… Он, профессор, не знал, что значит быть историком, когда тебя влечет не на астероиды, а в прошлое. Как оказалось, единственный близкий ей человек-она это поняла только сейчас-остался в двадцатом веке. Так вот, ей тоже ужасно хотелось бы хоть краешком глаза, хоть на пару деньков заглянуть в этот век. Циана не жалела слов и слез, чтобы разжалобить старого профессора.

Она еще не успела прибыть с астероида, а на земле уже были получены благодарности за исключительные достижения в науке — благодаря истории с компьютером! — так что профессор не мог отказать ее просьбе и выхлопотал для нее самый совершенный хронолет. К тому же он лично переправил ее в двадцатый век и высадил в окрестностях Софии, надеясь, что небольшое путешествие в прошлом, о котором она так мечтала, лучше всяких психолабораторий излечит его бывшую студентку от романтических бредней. Путешествие «автостопом» — одно из немногих романтических приключений сурового двадцатого века, доступных любому молодому человеку, если он достаточно вынослив, чтобы простоять пару часов на шоссе. Для девушки вроде Цианы это время значительно сокращалось. Любой мало-мальски сведущий в математике человек мог бы высчитать его по формуле: чем короче юбка, тем меньше время ожидания. На беду, в это время дня машины были битком забиты или же рядом с водителями сидели женщины, не дававшие своим мужьям даже глянуть в сторону девушки. Однако ветер, который тоже интересовался ее короткой юбчонкой, продолжал настойчиво поднимать ее руку. И хотя продрогшей Циане казалось, что с тех пор, как она оказалась на автомагистрали, прошла целая вечность, на самом деле она простояла не больше пятнадцати минут.