Необычайные похождения Севы Котлова. Повести - Страница 37

Еще накануне мы договорились о том, что не будем показывать в магазине свои родственные отношения: каждый пришел сам по себе.

Первой «совершенно случайно» обратила внимание на нашу мебель моя мама. Она восторженно выкрикнула на весь магазин:

— Ах, какая интересная новинка! Как это просто и как элегантно!…

— И, главное, как дешево!… — угрюмо поддержал маму Дима (он все еще ждал писем от Киры Самошкиной).

— Подумайте только, — продолжала мама, — и все это сделали наши школьники! Наши дети! Наша смена!

Я, честно говоря, не ожидал от мамы такой прыти. Она, оказывается, тоже чудесно «перевоплощалась».

— Просто грех будет не поддержать почин детей и не купить эту мебель, — не совсем удачно, как мне показалось, вступил в разговор папа.

— Нет, вы не правы, — перевоплощаясь в интеллигентного покупателя, тихо и мягко проговорил Владимир Николаевич. — При чем здесь почин? Мы не должны были бы только ради почина покупать плохую мебель… Это было бы неправильно. И даже не педагогично! А эта мебель заслуживает всяческой похвалы, вне зависимости от того, кем она сделана. Я бы, например, даже не догадался, что она не фабричная!

— А я просто всю жизнь мечтала сидеть на таких стульях! И держать книги именно на таких этажерках! — вновь воскликнула мама.

— И я тоже мечтал… — промямлил Дима.

— И я тоже! — гораздо бодрее поддержал папа.

А мама продолжала:

— Простота, даже некоторая нарочитая грубость работы — это же сейчас так модно!

— Нет, вы обратите внимание на цену, — снова вступил неторопливый, интеллигентный покупатель в лице Владимира Николаевича. — Это же фактически даром! Бесплатно! Я, не задумываясь, покупаю стол!…

«У вас как раз не хватает обеденного стола, — подумал я, — так что вы о своей покупке не пожалеете!»

— А я куплю этажерку для книг, — решительно заявила мама.

— А мы по одному стулу! — за себя и за Диму высказался папа.

Вокруг нашей мебели уже была целая толпа покупателей:

— Неужели это сделали сами пионеры?

— Какая прелесть!

— Вот оно, трудовое воспитание! Приносит свои плоды!

И еще все очень высоко оценивали «низкую цену». Одним словом, многие хотели купить изделия мебельного цеха «С пионерским приветом!».

Но тут, расталкивая всех, вырвался вперед очень расторопный молодой человек в гимнастерке и с толстым портфелем:

— Простите, товарищи, но оптовым покупателям всегда и все в первую очередь! Эта мебель очень подойдет для нашего молодежного общежития. Просто, дешево, удобно! Я комендант общежития, и я покупаю все сразу!…

Он вытер лоб платком и счастливо вздохнул. Еще бы, ведь ему так повезло! Успел-таки купить! Я сразу понял, что «оптовый покупатель» — это такой, который хватает все сразу и ничего не оставляет другим.

Вокруг сразу зашумели:

— А когда же еще будет такая мебель?

— Надо сказать, чтобы наши ребята не останавливались на достигнутом!

Директор магазина с трудом протиснулся вперед и успокоил покупателей:

— Не волнуйтесь, товарищи! Тут как раз присутствуют представители мебельного цеха «С пионерским приветом!». — Он указал на нас с Рыжиком. — И мы попросим их передать все ваши пожелания непосредственно по назначению.

— Да, да! Мы обязательно передадим их по назначению, — заверил я покупателей. А когда мы вышли на улицу, сказал Рыжику: — Все в порядке! Все честно-благородно: ведь мебель действительно хорошая! И почти бесплатная. А так бы еще не верили, сомневались, до вечера ощупывали…

— Конечно, хорошая! — неожиданно, уже всерьез согласилась мама. — Я даже не думала, что вы можете так… Я просто с удовольствием поставлю эту этажерку к себе в комнату!

В общем моя фантастическая корреспонденция «Идея номер один» стала вдруг чистой правдой! Я только немного «предвосхитил» события…

Накануне первой встречи с руководителем драмкружка Рыжик начал так усиленно «вживаться в образ» Тома Сойера, что соседям по квартире стало просто невмоготу: он ежедневно устраивал какие-нибудь «розыгрыши» и выкидывал разные штуки, которые, по его мнению, могли бы прийти на ум Тому Сойеру. Меня он называл то Геком, то Джимом, а то вдруг я превращался в прелестную Бекки, и Рыжик ходил передо мной на руках и вертел перед самым моим носом какой-то старой тряпкой, которая должна была изображать дохлую мышь.

В день встречи с руководителем кружка Рыжик утром примчался ко мне.

— Он решил сперва встретиться со мной наедине, а потом уж со всеми другими членами нашего кружка. Понимаешь почему? Потому что я исполняю главную роль, а все остальные — это как бы мое «окружение». В театре и кино употребляют такое слово — «окружение». Слышал? Для исполнителей второстепенных ролей. А еще есть такое словечко: «антураж». Тоже не слышал? Эх, ты! Это значит, когда при главном исполнителе (в данном случае, значит, при мне) есть много других исполнителей, играющих не такие уж важные роли. Но вообще-то Станиславский говорил, что нет маленьких ролей, а есть маленькие актеры. Понимаешь, что он хотел сказать? Значит, всякая роль очень важная. Но моя, сам понимаешь, важней всех! Он, наверно, захочет сегодня меня испытать… Заставит прочитать басню, стихотворение, какую-нибудь сценку разыграть. Ну, насчет сценок у меня все будет в порядке: я на соседях натренировался. Тяжело им, правда, пришлось. Ну ничего… Я объяснил, что «искусство требует жертв» (слышал такое выражение!), и они согласились. Я хочу законным образом на главную роль пройти, а не по знакомству. Понимаешь? Ну, не потому, что отец у меня тоже в театре. И все такое прочее… Я сам хочу заслужить! А если не подойду, пусть другого выберут.

У Рыжика, только он начинал говорить о театре, очень быстро, как я уже отмечал, менялся характер. Он, всегда такой сдержанный, не очень-то разговорчивый, вдруг становился шумным, восторженным и даже начинал немного задаваться, чего в другое время с ним никогда не случалось.

— Ты пойдешь со мной, — продолжал Рыжик. — Потому что актеру обязательно нужен зритель. Понимаешь? В пустом зале выступать очень трудно, — надо все время чувствовать публику, реакцию зала. Это так все актеры говорят. Так что уж ты реагируй вовсю, когда я читать буду: или смейся, или грусти, или еще что-нибудь…

— А плакать можно?

— Это даже очень хорошо.

— Ну, а если на меня твое чтение никак не подействует? Все равно реагировать?

— Нет! Тогда не надо. Не реагируй… Пусть все будет по-честному!

Мы снова пришли в школу, куда мне с первого сентября предстояло бегать каждое утро, так же как я бегал с книжками в свою московскую школу (теперь издалека она казалась мне самым родным и милым домом на всем белом свете). В этот день никто в мастерских не работал, наш мебельный цех «С пионерским приветом!» тоже временно отдыхал, и на всех этажах было пусто.

Летняя школа… Тихая, до того пустая, что каждый шаг гулко разносится по коридорам. Как она всегда бывает не похожа на ту, которая в первый осенний день и до самого лета наполняется шумом, гамом, беготней, пионерскими сборами, комсомольскими собраниями и, конечно же, уроками, по которым я тоже уже, как ни странно, немного начинал скучать!

Мы с Рыжиком поднялись на самый верхний этаж, в зал, куда должен был прийти и руководитель драмкружка. Мы пришли, конечно, немного раньше условленного времени, и Рыжик сразу взобрался на сцену. Он взлохматил свои волосы и лихо подмигнул мне сверху вниз:

— Ну как, похож на Тома? А так? — Рыжик прошелся на руках по сцене. — А так?… — Он показал «нос» кому-то из своих противников, которых не было на сцене, но которых он себе вообразил.

— Я вижу, концерт уже начался! — раздался сзади голос.

Я замер: это был голос Жаннетты. Рыжик тоже так и застыл со смешно растопыренными пальцами, поднятыми к носу.