Необычайные похождения царевича Нараваханадатты - Страница 16

Согласилась подвижница с цирюльником, пошла к старшей царице и все ей подробно растолковала. Когда же все было сделано, как сказано, и раджа своими глазами убедился, что Кадалигарбха — ведьма и отвернулся от нее, обрадовалась старшая царица и на радостях щедро наградила подвижницу, а та, как было условлено, поделилась с цирюльником. А что до Кадалигарбхи, то она, покинутая Дрирхаварманом и мучающаяся из-за его недовольства, оставила дворец и каким путем в него пришла, тем и из него ушла. И, направляясь к отцовскому дому, дорогу она находила по кустикам горчицы, которую посеяла по пути в дом жениха. Увидал Манканака, как она подходила к его обители, и подумал на миг, что дурно она себя, должно быть, вела. Но тут же благодаря силе прозрения, присущей отшельникам, понял он, что случилось, и, успокоив ее, вместе с ней отправился во дворец. Пришли они, и отец рассказал, что не совершила Кадалигарбха никакого греха и что все это было сделано старшей царицей из-за опасения соперницы. Тогда пришел к радже цирюльник и поведал об всем, что и как было задумано. «Отослал я отсюда Кадалигарбху, чтобы спасти ее от всяких заклинаний против нее, а с помощью этого я и старшую царицу оберег!» Узнав такое, убедился раджа в добродетельности Кадалигарбхи и в правильности сказанного лучшим из пророков и снова принял жену. Ушел Манканака. Раджа наградил цирюльника, подумав: «Вот истинно преданный мне!» — и стал счастливо жить с Кадалигарбхой, отдалив от себя старшую царицу. Так-то мошенники надувают царей!

Вот какие горести и интриги приходится претерпевать женам от соперниц, Калингасена, красавица моя! Ты еще девушка, и, раз свадьба твоя отложена, многие боги, трудно даже подумать сколько их, желают тебя. Раз ты сама поручила себя единственному украшению мира — повелителю ватсов, то теперь ты сама себя должна охранять! Я же не смогу теперь приходить к тебе — ты теперь в доме супруга. Никогда добродетельные женщины не ходят в дома к замужним подругам, и мой муж сегодня уже запретил мне к тебе ходить. Хоть и сильно полюбила я тебя, но не могу я даже тайно тебя навещать, ибо обладает мой муж даром божественного всевидения. Сегодня же пришла я к тебе только с его особого позволения. Не могу я теперь оставаться с тобой, подружка моя милая, и ухожу домой, а если удастся мне упросить мужа, то приду снова и стыд мне не помеха».

День уже угасал, когда Сомапрабха, дочь повелителя асуров, в слезах попрощавшись с Калингасеной, дочерью земного царя, лицо которой тоже было залито слезами, улетела небесной дорогой к себе домой.

Так вот царевна Калингасена, покинувшая родную страну, родных и близких, не надеющаяся на скорую свадьбу с повелителем ватсов, тоскуя по оставившей ее Сомапрабхе, металась в Каушамби, словно газель, выскочившая из родного леса на голое поле. Властитель ватсов хмурился на звездочетов, нагадавших ему отсрочку сочетания с Калингасеной. С сердцем, отягченным томительным ожиданием, пошел в тот день раджа облегчить душу в покои царицы Васавадатты. Она же, подученная министром, не выказала супругу никакого неудовольствия и встретила его заботой и ласками. Захотелось ему узнать, не разгневалась ли на него Васавадатта, узнав о Калингасене. «Ты знаешь, — спросил он царицу, — сюда прибыла царевна Калингасена, чтобы избрать меня в мужья?» Она же, и глазом не моргнув, ответила ему на это: «Ведомо мне это, и очень я рада. Словно сама богиня Лакшми осчастливила нас своим приходом. Ведь ее приход означает, что Калингадатта, отец царевны, становится твоим вассалом и власть твоя распространится благодаря этому на всю землю. А что до меня, то счастлива я твоему величию и счастье твое — мое счастье. И почему мне не радоваться тому, что царевны предпочитают тебя всем другим раджам и князьям?»

Все точно, как ее научил Яугандхараяна, сказала царица Васавадатта повелителю ватсов, и он обрадовался сказанному. И он отведал с ней разных яств, и принял из ее рук бетель, и остался на ночь в ее покоях. Но, проснувшись среди ночи, задумался Удаяна: «Почему так благородно согласилась царица на то, чтобы Калингасена стала мне женой наравне с ней? Как может она сносить ее присутствие, когда из-за свадьбы моей с Падмавати чуть не лишила себя жизни? Ведь если все это противоречит ее желаниям, то все погибнет — от этого ведь зависит судьба сына моего, тестя и тещи, зятьев и золовок, и Падмавати, и самого царства? Что тут скажешь? И как мне при всем этом жениться на Калингасене?»

В таких раздумьях повелитель ватсов на исходе ночи покинул покои Васавадатты, а на другой день вошел он к царице Падмавати. Она же, подученная Васавадаттой, встретила его заботами и ласками и приятной беседой, и услышал он от нее такое же согласие, как и от Васавадатты. Убедившись в том, что обе царицы и думают и говорят одинаково, растроганный царь рассказал об их единодушии Яугандхараяне, а тот, видя, что раджа впал в нерешительность, и посчитав это удобным случаем для подкрепления задуманного, так сказал: «Думаю я, что это не так. Скрыта за их словами цель ужасная — они обе хотят лишить себя жизни. Ведь благородные женщины, если умирает их супруг или увлечен другой, готовы умереть и никаких иных желаний у них нет. Невыносимо для них крушение их любви. Слушай, раджа, поведаю я тебе

В давнее время в южных землях правил в городе Гокарна[165] царь Шрутасена, и был он украшением рода и светочем знаний. Всего было у него в достатке, и лишь одна забота тревожила его — не было у него жены, равной ему достоинствами. Однажды во время беседы, видя, что царь чем-то озабочен, сказал ему брахман Агнишарман: «Расскажу я тебе, раджа, про два чуда, виденные мной. Слушай! Странствовал я по местам святых купаний, и случилось мне посетить пять из них, прославившиеся тем, что пять апсар жили там, обращенные проклятием пророка в крокодилов. Они были избавлены от этого проклятия только благодаря славному герою Арджуне, совершавшему там же святые омовения. Есть у этих мест такое свойство — каждый омывшийся там и проведший пять ночей становится спутником Нараяны[166]. А когда отправился я туда, увидел по пути пахаря, пашущего плугом поле и поющего. Спросил его какой-то монашек о дороге, но крестьянин, увлекшийся пением, не расслышал его. Разозлился монашек и стал всячески поносить крестьянина. Тот кончил петь и так ему сказал: «Хоть ты и монах, а вижу я, что нисколечко веры своей не знаешь, а я хоть и не учен, а в вере крепок». «Да ты-то что знаешь?» — возразил монашек в изумлении. Ответил ему пахарь: «Пойди-ка в тень и слушай, что я тебе расскажу.

Есть тут у нас три брахмана, три брата: Брахмадатта, Сомадатта и добродетельный Вишнудатта. Двое старших уже женаты, а третий, самый младший из них, — холостой. Он безропотно по слову старших братьев выполнял всякую работу вместе со мной, а я — их крестьянин. Старшие братья считали его лишенным разума, потому что всегда он был добродетельным, отзывчивым, безустанным, готовым разделить и труд, и дорогу. Но вот воспылали к нему любовной страстью обе невестки, а он, относившийся к каждой из них, как к матери, отказался потворствовать им. Тогда пошли они к мужьям и соврали им: «Ваш-то младшенький к нам обеим страстью воспылал и по одиночке заманивает!»

Разозлились на него старшие братья — не разобрали они, что верно и что неверно в речах их жен. Вот и говорят они ему: «Ступай-ка на поле. Есть там муравейник, так ты его сровняй с землей!»

«Ладно», — ответил он, пошел на поле и стал лопатой разбивать муравейник, а я ему и говорю: «Осторожно, осторожно, ведь там нора черной кобры!» Отвечает он мне: «Чему быть, того не миновать!» — и продолжает рыть, выполняя то, что велели ему злые братья. Копал он, копал и докопался до чаши, полной золотых монет, а не до змеи — добродетель помогает добрым людям! Притащил он эту чашу' к братьям и отдал им, хотя и отговаривал я его от этого. А они послали к нему убийц, подкупив их частью найденного им золота, и те отрубили ему руки и ноги. Но он и тогда не разгневался на братьев. И за такую его праведность вознагражден он был тем, что снова выросли у него и руки и ноги.