Ненаследный князь - Страница 24
Дырку, просверленную в полу прошлым разом – старушенции пришлось заплатить отдельно за ущерб, имуществу нанесенный, – она не заделала. Более того, у дыры появились слуховая трубка и мягонькая подушечка с кривоватою кошачьей мордой, вышитой крестиком. Один глаз кошака был зеленым, другой – желтым. Подушечку старушенция, поджав тонкие губы, убрала.
Сама же осталась.
– Вы бы пошли, бабушка, погуляли, – миролюбиво предложил Гавел, подгребая верную камеру под бок. Уж больно заинтересовался ею матерый черной масти зверь, с чьей морды и вышивали портрет. Шкура кошака лоснилась, а шею украшал пышный голубой бант с бубенчиком.
Зверь щурился, потягивался и демонстративно выпускал когти.
– Уголечка не бойся, – сказала старушенция, напрочь проигнорировав предложение Гавела. А зря, в ее возрасте прогулки полезны для здоровья. – Он смирный.
Кот оскалился и заурчал, наглядно демонстрируя степень своей смирности.
Пакость!
И Гавел решительно склонился над дырой, именно для того чтобы услышать…
– …не люблю баб. – Этот гулкий, точно колокольной бронзою рожденный голос заставил Гавела замереть.
С ведьмаком, о котором слухи ходили самые разнообразные, но все, как один, свойства дурного, напрочь отбивающего охоту связываться с Аврелием Яковлевичем, Гавел сталкивался.
Один раз.
Один растреклятый раз, на память о котором достались почесуха, заикание и косящий глаз. И если почесуху с заиканием Гавел кое-как изжил, то с глазом и по сей день неладно было. Он задергался, мелко, нервно, предчувствуя неладное.
– Евстафий Елисеевич, а что это вы делаете? – игриво поинтересовался низкий женский голос, Гавелу незнакомый.
Он даже взопрел от неожиданности.
Выходит, что не так уж чист и уныл познаньский воевода, как думалось…
…и воевода тоже?
А ведьмак как же?
Или их там трое?
Гавел заерзал, привлекая внимание кошака, который подобрался вплотную и, вытянув когтистую лапу, попытался выцарапать трубку.
– Кыш, – прошипел Гавел и рукой отмахнулся.
Но отвлекся, видать, потому как услышал лишь обрывок фразы:
– …ничего и не видно!
Кому не видно?! И что именно не видно?
– Дура, – донеслось из дыры сиплое, – как есть дура.
Трое. Определенно трое… ведьмак, воевода и неизвестная женщина…
– Да мы только взглянем!
На что? Хотя известно, на что смотрят в этаких случаях. Воображение Гавела, в меру испорченное карьерой и действительностью, с которой ему приходилось иметь дело, заработало, сочиняя новую, несомненно скандальную, статейку.
– Все вы так говорите! Сначала только взглянуть, потом только потрогать… глазом моргнуть не успеешь, как останешься одна и с тремя детьми.
Кем бы ни была неизвестная женщина, но характером она определенно обладала весьма непростым. Ответа воеводы – а ведь Гавел почти поверил, что есть на свете порядочные люди, – он не расслышал, потому как Хельмов кошак взвыл дурниной и, взлетев на комод, опрокинул пару безделушек.
Старуха заохала и громко принялась уговаривать скотину с комода слезть. Кошак жмурился и гулял по бровке, поглядывая на хозяйку с презрением…
– Евстафий Елисеевич! – меж тем донеслось из дыры. – Я Дануте Збигневне пожалуюсь, что вы ко мне пристаете!
– Не поверит она…
Кошак взвыл дурным голосом и спину выгнул.
– Брысь!
– Посмотрим, – уверенно заявила незнакомка, рисковая, должно быть, женщина, ежели хватило у нее смелости шантажировать самого познаньского воеводу. – Я вот завтра заявлюсь в этом самом виде… и скажу, что вы меня соблазнили!
А голос-то бархатистый…
Уголечек, к совести которого хозяйка взывала слишком уж громко, и тот замолк.
– Соблазнили. Лишили чести девичьей… а жениться отказываетесь!
– Так я ж…
– Не отказываетесь? – воскликнула женщина с пылом. – Я знала, Евстафий Елисеевич, что вы порядочный человек!
Кошак, поняв, что грозный вид его нисколько чужака не впечатлил, пошел в наступление. Он спустился и, обойдя хозяйку по дуге, двинулся к склонившемуся над дырой человеку. Зверь вышагивал гордо, что породистый иноходец, то подбираясь к грязному, пропахшему помойкой и чужим, кошачьим же духом гостю, то отступая.
Тот же, увлеченный происходящим в третьей квартире, не замечал ничего вокруг. И зад выпятил.
– Я… – продолжал отбиваться воевода. – Я женат!
– Разведетесь.
– Я жену свою люблю!
– А меня?! – гневно воскликнула женщина, которой Гавел в эту минуту посочувствовал от всего сердца. – Вы мне врали, Евстафий Елисеевич, когда говорили, что любите меня?
– Когда это я такое говорил?
Кошак замер и, хлестанув себя по бокам, сугубо для куражу, взлетел на сгорбленную спину. Острые когти его пробили и шерстяной пиджачок, который Гавел отыскал в лавке старьевщика, и застиранную рубашку, и шкуру, которой случалось страдать и прежде, пусть даже не от кошачьих когтей.
Гавел не взвыл, как кот, единственно по причине немалого опыта, каковой сводился к тому, что как бы ни было плохо, стоит себя обнаружить, и станет еще хуже.
Он поднялся и, сунув руку за спину, ухватил кошака за хвост.
Потянул.
– Уголечек! – взвизгнула старуха.
Кошак отрывался плохо, орал и цеплялся когтями, а из заветной дыры, сквозь вой доносилось обрывочное:
– И еще говорили, что я – отрада души вашей… свет в окошке… надежда…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.