Ненаместные (СИ) - Страница 72

И Жаннэй вошла в зал.

Лиль очень устала.

Вроде бы и не делала ничего, только встала с кровати, умылась, села в машину, да доехала до этой дурацкой школы - а устала, как будто всю неделю только и делала, что решала контрольную за контрольной, а не валялась себе в постели. Голова распухла, ее какой-то бог-садист будто перепутал с подушкой для булавок. Острая боль колола виски и отступала. И опять, и опять.

Звуки казались приглушенными, происходящее - нереальным. Все, в чем она была уверена - это в руке Герки, за которую цеплялась.

Без нее она бы, наверное, давно уплыла - заснула бы, или прямо в обморок.

Что-нибудь такое.

Простенькое.

Но со вкусом. Изящно. Чтобы сбежать.

Она знала, что ей ничего не грозит. В самом худшем случае она все равно оказывалась жертвой. Геркиной жертвой, жертвой несчастного случая.

А с родителями - работают.

И Яйла обещала помочь с документами на Канги.

Яйла очень изменилась. Теперь она держит себя с Лиль отстраненно, подчеркнуто вежливо. Выплачивает долг, а не разговаривает. Когда выплатит - оборвет общение, не раздумывая.

Случись эта перемена еще недавно, и Лиль бы танцевала танец счастья и радости. Но после долгой разлуки с Канги и родителями ей бы не помешала капелька даже той, притворной заботы. Лиль и сама не заметила, как привыкла к Яйле.

Хочется опереться на Геркино плечо. Спрятаться за его спину. Но это было бы неправильно.

Она в любом случае отделается малой кровью. Для нее все уже кончилось, вернулось на свои места, она уже свободна, и, если она сейчас встанет и выйдет из зала, никто и не подумает ее задержать.

Она - добровольный свидетель. Всего лишь телекинетик, да и телекинетик слабый. Чистая кровь, ни одной престарелой тетушки в учреждении. Полноценный член общества, не подкопаться. Жертва.

Герка - обвиняемый.

За Геркиной спиной нельзя спрятаться от того, чего Лиль на самом деле боится - потому что она боится за Герку.

Все, что ей остается - цепляться за его руку.

Жаннэй входит в залу быстрым шагом. Слишком быстрым - Лиль плохо знает Жаннэй, Герка с ней лучше знаком, и Герка наклоняется, чтобы прошептать в ухо:

- Она нервничает.

На лице Жаннэй - холодном, замершем лице, ни морщинки, безмятежная фарфоровая пустыня щек, черные провалы глаз, не женщина, а снеговик, - нет ничего.

Но Лиль верит Герке.

И начинает нервничать тоже.

У нее всегда было хорошее зрение, но сегодня глаза шутят с ней ужасную шутку: она больше ничего не может видеть, кроме этого лица и мертвых пуговичных глаз. И то, что она видит их замечательно, так четко, как в замедленной сьемке, видит даже поры на чистейшей коже - это не помогает.

Лиль очень хочет доверять Жаннэй.

Она так старалась ей доверять.

Так старалась.

Герка ей доверяет.

И, главное, не понять почему он так в нее верит. Потому что посоветовала настрочить анонимку и это, кажется, сработало?

Потому что не взяла когда-то за шкирку и не отвела в отделение?

Потому что оставила их наедине тогда, в палате?

Потому что Ким ей верит, а Герка верит Киму?

Этот кошак как никто умеет заползти в чужую душу и свернуться там теплым клубочком: казалось бы, нежеланный жених, навязавшийся друг, человек-вечно-по-уши-в-телефоне, а Герка ему доверяет так, будто они знакомы не несколько месяцев, а всю жизнь. Да и Лиль не может сказать плохого слова. Не могла даже тогда, когда некого больше было винить в пропаже родителей. Даже понимая, что он, скорее всего, косвенно послужил причиной.

Он очень старался. По нему было видно, насколько. Всегда было.

В отличие от Жаннэй, которая просто работала. Ее не волновала работа, и в и Лиль не видела в ней ни стремления, ни страсти - она просто делала то, что должна была делать. И Ким ее не волновал - она таскала его за собой, как носила на плечах пальто. Ради удобства.

А тот только рад; Лиль не понимала, что Кима так в ней привлекло. Быть может, он просто нашел снежную гору, которую не покорить при всем старании - и зациклился. Такое случается с парнями - и, похоже, с мужчинами тоже бывает.

Как мысли, которые носились в ее голове кругами: чужие любовные проблемы так... отвлекали. Даже головная боль чуть поутихла. Лиль осознала, что у нее затекла нога; села поудобнее, подвернула под себя другую.

Когда Жаннэй повернулась спиной к залу, лицом к старшему брату Нут, - Лиль помнила, у того было родимое пятно за ухом, и ей как раз было отлично видно это ухо, волосатое и слишком большое, так что это точно был старший, - она была все так же бесстрастна.

- Я могу начать?

Голос, не высокий, не низкий, тусклый, безжизненный, как песок в пустыне, вдруг прозвенел льдинками в окнах. Лиль поежилась.

Она не доверяла этой женщине. Она не могла ей полностью довериться.

Она ее побаивалась немного. Вот так.

Лиль пыталась делать шаги ей на встречу, у нее даже получалось - тогда, в больнице, но тогда... она не знала, как же получилось. Жаннэй показалась ей... почти человеком. Рядом с Кимом? В ожидании Кима? Она... оттаивала?

А сейчас... нет.

- Да, начинайте, - Нут склонил голову на бок, на шее вздулись жилы.

Жаннэй скользнула руками по стойке для выступлений, обвила длиннющими пальцами микрофон и оттарабанила заученную фразу формального приветствия.

Лиль наконец-то смогла отвести глаза от ее лица: на среднем пальце правой руки у Жаннэй красовалось дешевое кольцо с огромной прозрачной стекляшкой. Оно совершенно не подходило ни к ее прилизанной прическе, ни к строгой серой форме; такая нелепость, дурацкое, показное ребячество.

Побрякушка на счастье?

Эта ледяная статуя что, правда волнуется?

Она умеет волноваться?

Лиль превратилась в слух, подалась вперед.

Она знала, что Жаннэй должна была сказать. Яйла обсуждала с ней план, когда навещала ее в качестве опекуна.

Лиль знала назубок не только свои слова. Слова Герки, слова Жаннэй, Яйлы, Кима - она выучила их наизусть, будто кто-то выгравировал их ей на черепной коробке.

Жаннэй должна была сказать...

- У этих детей, господа... мудрый Нут... Очень неустойчивая психика.

Голос разнесся по залу и утонул во внезапной тишине.

Нет.

Жаннэй должна была сказать не это.

Совсем не это.

Ровно противоположное. Что Герка может себя контролировать; что он спасал ее. Что это было тщательно рассчитано, что его дар не представляет опасности. Этого от нее ждали: экспертного мнения.

Если эксперт скажет, что дар не опасен; если родственники поручатся... если объединятся даже враги... разве не так? Разве... нет?

А сейчас? Она бросила камень, и Герка утонет, утонет!

Она должна была ответить... что ей говорить, когда ее спросят? Она забыла слова... И что толку их вспоминать, если все планы все равно рассыпались пылью, будто и не было их?

Лиль оглянулась на Герку. Растерянно, удивленно: тот улыбнулся, незаметно, только глазами, она бы и не увидела этой улыбки, если бы не всматривалась так пристально.

"Она знает, что делает", - одними губами.

Теплые пальцы переплетены с ее пальцами; она чувствует, как ускорился Геркин пульс - обычно слишком медленный, сейчас он почти как у обычного человека.

Лиль не верила Жаннэй.

Все, что она могла сделать - уцепиться за слепую веру Герки.

Жаннэй не ожидала, что ее так изменит Тьмаверст.

Или одиночество; впервые за долгое время она осталась с проблемами один на один. Всегда стоявшая в тени, за спинами Юлги и Майи, всегда выполнявшая их указания, она уже очень-очень давно не оказывалась на месте невольного дирижера чужими судьбами. Раньше она только помогала - и ей нравилось помогать.

Это никак не колебало ее спокойствия. Ее душа была зеркало, ровное и безмятежное, хорошее зеркало без изъяна; увиденное в настоящих зеркалах чужое настоящее Жаннэй никак не затрагивало; волновались сокружницы, она лишь передавала информацию.