Немачеха (сборник) - Страница 7

– Тебе три года, что ли? Или ты дура совсем? – Тамар разозлилась. – Они любят друг друга!

– Да ладно! Лю-ю-ю-бят! Он же старый совсем!

– Ну вот мама тебя еще должна была спросить, кого ей выбрать!

– Моя мама всегда спрашивала… – опустив голову, буркнула Рита.

– То-то у вас никогда никаких мужчин не было. Это, значит, она спрашивала, а тебе никто не нравился! А тетя Лена делала по-твоему. Кошмар! Иди, мой сандалии! Твоя черепаха, ты и убирай!

– И не подумаю даже!

– Значит, будешь косу сама плести, я тебе помогать не стану.

– Подумаешь! – фыркнула Рита. – Я тетю Полину разбужу, она заплетет.

Тамар поняла, что действительно разбудит, цаца балованная. Она вымыла сандалии, заплела Рите косу, сунула ей в ранец сверток с сандвичами.

– Только попробуй не съешь! Мама и так устает, да еще успевает бутерброды для нас приготовить. А ты выбрасываешь, я видела.

– Лучше бы денег дала, – буркнула Рита. – Мало ли, что мне захочется – может, булочку, может, пирожное. Мне мама всегда денег с собой давала!

– Вот и избаловала так, что смотреть противно! Вечером будешь учиться заплетать косу.

– С какой это стати? – изумилась Рита.

– Потому что это твоя коса, и ты не безрукий инвалид. Пошли, опоздаем!

Рита, надув губы, промолчала. Тамар нравилась ей ужасно: бойкая, самостоятельная, все умеет – и косу заплести, и обед приготовить, и не боится ничего. Да, она старше, привычно оправдалась Рита, но про себя понимала: подруга старше-то всего на год, это совсем немного. Вот если бы стать такой же независимой! Ведь Тамар в самом деле нигде не пропадет, а она, Рита? «Безрукий инвалид» – это было обидно. Но плести косу, готовить обед… Может, еще и полы мыть? Ведь гораздо интереснее посидеть книжку почитать или на компьютере поиграть, а обед и все такое пусть бы кто-нибудь другой сделал.

За размышлениями Рита не заметила, как дошли до школы. В вестибюле она как-то сразу осталась одна. Так повторялось каждое утро: «Тамар, привет!», «Тамар, а к нам вчера попугайчик на балкон залетел, представляешь?», «Тамар, английский сделала? Дашь посмотреть?»

Вот почему к подруге все кидаются? А к ней, Рите, подходили, только когда мама ей что-то эдакое покупала, чего ни у кого еще нет. Вроде той проклятой Ферби. Чертова, чертова, чертова Ферби! Это из-за нее все плохо стало! Зачем только мама ее купила!

Полина проснулась часа через два после ухода девочек. Лежала, глядела искоса на Роберта и улыбалась. Видимо, почувствовав ее взгляд, он приоткрыл глаза и тоже улыбнулся. Полина подумала, что это невероятно – ну как можно проснуться от взгляда? Можно, если любишь, «прошептал» кто-то внутри. Она смутилась, как будто Роберт мог прочитать ее мысли. Он ведь на самом деле мог!

– Вставай, соня! – улыбнулась Полина. – Все на свете проспишь. Девчонки давно в школу убежали.

– Тогда зачем вставать? – он вытянул руку и привлек ее к себе.

Телефонный звонок ударил, как выстрел – оглушительно и беспощадно.

– Не вставай, ну их! Если что-то нужное, еще раз позвонят. Иди ко мне…

Но Полина уже выскользнула из постели.

– Да… да, понимаю… да, я… да, конечно, спасибо.

Осторожно, точно боясь разбить, Полина положила трубку и тяжело опустилась на кровать. Роберт прижал ее к себе, словно хотел защитить. Защитить от того, от чего защитить было уже нельзя.

Полине хотелось заплакать. Но не получалось.

– Знаешь, она как будто дожидалась, пока я оформлю опекунство. Дождалась – и все.

Во время похорон Рите казалось, что все это не взаправду. Собрались зачем-то тупые тетки из маминой библиотеки, соседи, еще кто-то, на маму надели дурацкий белый балахон, а все стоят вокруг на сухой колючей земле и молчат. Жарко, и пить хочется ужасно. Но Полина сказала, что во время похорон пить нельзя. Глупость какая-то!

Или нет. Это похоже на то, как снимают кино. Рита два раза видела. Тоже стоит толпа, тетка стучит черно-белой хлопушкой, потом в середине толпы какие-то люди что-то делают, потом тетка или дядька – почему-то непременно в кепке – говорит: «Снято! Всем спасибо», и все начинают расходиться в разные стороны. Наверное, сейчас тоже кто-то скажет «Снято!», мама встанет, и вообще все будет по-прежнему, и можно будет наконец-то попить!

Но маму зачем-то опускают в яму, возле которой из земляной кучи торчит лопата. Могли бы и убрать. Что-то Полина еще дома про эту лопату говорила. Ну когда же можно будет уже попить!

Полина тихонько подтолкнула ее вперед и зашептала в спину: «Нужно три лопаты земли бросить в могилу!» Рита оглянулась, но помогать ей никто не собирался, все стояли и ждали. Она неловко вытащила лопату, неумело копнула, высыпала землю в яму, где лежала мама. Еще раз. И еще. Опять обернулась, ища, кому отдать лопату, услышала Полинин шепот: «Воткни опять в землю!» Рита криво всадила лопату в земляную кучу и отшагнула назад. На ее место вышла Полина, вытащила лопату…

Как глупо, подумала Рита. Зачем втыкать, когда все равно сразу вытаскивать? И этот, черный, зачем-то к нам идет.

Полина подтолкнула Риту навстречу подходившему раввину. Он надрезал девочке кофту и что-то зашептал.

Рита посмотрела на разрезанную кофту – хоть бы совсем ее снять! Жарко, сил нет. Как пить-то хочется! Так и кажется, что она сейчас просто упадет. Вот прямо в эту яму, к маме. Только, оказывается, ее уже засыпали. Как странно, она почему-то не заметила.

Засыпали? Значит, это не кино? Мама не встанет и ничего уже не будет по-прежнему?

Дома – да, да, да, теперь эта чужая квартира стала ее домом! – Рита сразу забилась в детскую. Прежняя жизнь кончилась. Жизнь, в которой они были вдвоем с мамой. Только вдвоем – и никаких волосатых вонючих мужиков рядом! Правда, Роберт на самом деле не такой уж и противный: замечаний почти не делает, не командует, и пахнет от него чем-то свежим. Полина духами почти не пользуется – Тамар сказала, что врачам посторонние запахи мешают. Какие запахи помешали им вылечить маму?! Ее духи были терпкими и сладковатыми – как хурма. А здесь все, все по-другому, и пахнет совсем не так!

Рита вытащила из рюкзачка флакончик маминых духов. Она спрятала его, когда маму забрали в больницу, и каждый вечер потихоньку нюхала, нюхала. Если закрыть глаза, кажется, что все как раньше. Девочка резко открыла флакончик и начала яростно брызгать во все стороны – вот, вот, вот! И на подушку! И на матрас! «Лягу спать, и постель будет мамой пахнуть!»

С кухни доносились голоса: «Тамар, уроки сделай на кухне, Рите сегодня, наверное, хочется одной побыть». – «Да ладно! Она литр воды выпила, сейчас в туалет захочет, потом есть. И вообще она не любит одна быть, всегда в компанию лезет!»

«А вот и не пойду, – рассердилась Рита. Хотя и в туалет, и есть действительно хотелось. – Вот как Тамар всегда знает, что мне хочется есть или пить? Или в компанию? И вовсе не потому что я «не люблю» быть одна! Я люблю. Но мне страшно одной, я боюсь!»

Сумерки были похожи на гречку-размазню: сплошь мутные, неровно-коричневые пятна, не поймешь, то ли рюкзак в углу, то ли притаился кто-то. Рита уткнулась в подушку, чтобы ничего больше не слышать и не чувствовать – только этот родной запах – и так задремала.

Полина, заглянув тихонько в детскую, уложила Риту поудобнее, накрыла легким покрывалом и долго стояла в раздумьях. Бедная девочка, как же с ней быть? Избаловала ее Лена донельзя. Как приучить Риту к тому, что она – не пуп земли? Замечания делать? Жалко. Ох, как жалко! Ей ведь и так трудно. Здесь все чужое… Полина принюхалась: надо же, девочка тут, наверное, целый флакон материнских духов вылила. Чтобы хоть что-то было как раньше.

Наутро она осторожно сказала Рите, что надо бы сходить в их квартиру, собрать вещи.

– Я одна пойду! – угрюмо заявила девочка.

Не было ее долго. Полина каждые десять минут подходила к соседской двери, но оттуда не доносилось ни звука. Ни плача, ни шороха – ничего. Понятно, что вещи Рита не собирает. Вспоминает, наверное, переживает. Но не до вечера же ей там сидеть?