Нелюбимый (СИ) - Страница 27

Все же, когда Давид зашел в палату и увидел бледное измученное лицо девушки и как Сашка держит ее за руку, чуть смутился, но спросил:

— Это ведь твоя вторая беременность, да, Алевтина?

Девушка испуганно посмотрела сначала на Сашку, потом на Алену, и глотая слезы, кивнула.

— Где же твой первый ребенок? Кто это был? Мальчик, девочка? — Давид говорил тихо, но Алена знала, какой ураган эмоций он сейчас пытается обуздать. И надеялась, что ему удастся это сделать.

— Он умер… мальчик…

— Когда?

— Он родился недоношенным… сразу же…

— Когда? — таким же монотонным голосом повторил свой вопрос Давид.

— 6 декабря 2010 года.

Давид закрыл ладонями глаза, едва сдерживая себя, чтобы не закричать.

— Это был мой сын?

Алевтина немного привстала на постели и пожала плечами:

— Или ваш, или насильника…

— Прекращай реветь и спокойно расскажи мне, что случилось.

Грета затащила девушку в комнату и посадила на диван:

— Давай!

— Они накрыли наш салон, в котором я работала! — Оксана продолжала плакать и вытирать рукавом слезы.

— Кто они?

— Менты! Кто же еще? Разделили нас по комнатам и запугивали. Прорабатывали. Я сначала не поняла, что им нужно. В основном спрашивали, что мы делали ночью десятого мая.

— Ничего не понимаю… — пробурчала Грета.

— Дом, в котором жила Алевтина, ночью десятого мая сгорел. Говорят, что это был поджог.

— Батюшки, — запричитала Грета, — тот дом, где семья ее приемная живет?

— Жила. Они все погибли.

— Кто все? — не поняла Грета.

— Отец наш приемный, мать — Тамара и две наши подруги…

— Заживо сгорели? — охнула Грета.

Оксана кивнула и снова начала рыдать:

— И Алевтину арестовали за поджог и их убийство.

— Так она же не убивала никого. Она со мной была в ту ночь. Это когда было? С восьмого на девятое?

— Нет. С девятого на десятое.

Грета задумалась и снова повторила:

— Ну да, со мной она была!

Оксана перестала плакать:

— Вы это серьезно? Не она их отправила? — и девушка подняла глаза к небу.

— Бог с тобой! Со мной она была.

Оксана молчала и пыталась проанализировать ситуацию:

— Тогда кто же их грохнул? Неужели Галка?

— А тебя только это волнует? Надо в Москву ехать и дать показания, что Алевтина была со мной.

— Правильно! — воскликнула девушка, но потом добавила: — Только я с вами не пойду. Они виновных ищут и им все равно, кого засадить. Отпустят Алю — посадят меня. Все, я падаю на дно и буду тихо-мирно сидеть и никуда не высовываться. Пойду работать уборщицей куда-то…

— Меня отвези туда и иди куда хочешь! — Грета засуетилась и принялась собираться в дорогу.

На прощание Оксана дала бабушке новый номер своего мобильного телефона.

— Пусть позвонит мне, когда все успокоится, хорошо? — она задумалась, понимая, что Алевтину могут заставить позвонить и добавила: — Месяца через два-три, не раньше.

— Хорошо, хорошо! — Грета нервничала и Оксану почти не слушала.

Оперуполномоченные не ожидали увидеть Грету Львовну, поначалу даже принимать не хотели, отказывали, утверждали, что заняты. Но через пару часов поняли, что бабуля не собирается сдаваться, и взяли у нее все показания.

— Вы, голуби мои, ошибаетесь! Девочка ни в чем не виновата и если вы ее не отпустите, то я до Кремля дойду. Меня ничто не остановит. Я за справедливость, а у Алевтины есть алиби и куча свидетелей. Так что давайте отпускайте ее! — она пригрозила пальцем. — Не уеду без нее, так и знайте.

— Вам она дочь родная или кто? — не унимался один из оперов.

— Дочь не дочь, а бедного невинного человека не гоже держать за решеткой.

Алевтину выпустили, но до этого взяли показания у других свидетелей, которые провели с «подозреваемой» тот вечер, и через три дня Грета вместе с Алевтиной вернулись в Тверь.

Девушка не могла поверить своему счастью! И понимала, что если бы не Грета, то она бы вышла из тюрьмы очень нескоро.

Еще спустя пару недель Грета помогла Алевтине сдать выпускные экзамены в школе и получить аттестат.

— Надо учиться! — заявила бабушка. — Без образования ты ничего в жизни не добьешься.

— В медучилище пойду, — согласилась Алевтина. — Хочу стать педиатром и лечить детей.

— Умница, дочка.

Сентябрь в Твери в этом году выдался дождливым. Стоило появиться солнышку, как тут же набегали тучи, поливали старые кирпичные дома и превращали пыль в грязную кашицу.

Планы у Алевтины с Гретой были грандиозные: поклеить новые обои в двух комнатах, застеклить одно окно на кухне, купить кастрюлю и пошить два пальто. Оказалось, Грете в наследство от соседей досталась старая швейная машинка и несколько рулонов материи: тоже древней, но очень симпатичной.

— Тут на два пальто получится. Надо только теплый подклад купить.

— У меня еще где-то лисий воротник был, сейчас! — Грета полезла в шкаф искать его.

Последние три месяца они все делали вместе, гуляли, готовили еду, убирали, вели долгие беседы.

Алевтина представляла себе, как была бы прекрасна ее жизнь, если бы у нее с самого рождения была такая бабушка. Или мама. Если бы у нее с самого начала была такая жизнь! Кто-то скажет — бедно и в таких условиях, где нормальный человек не смог бы жить, но ей впервые было так хорошо! Разве есть еще большее счастье, чем встретить человека, который будет тебя любить любого, будет заботиться и переживать за тебя?

И Грета за это время поняла, что неправильно прожила жизнь. Ей непременно нужно было взять ребенка из приюта лет двадцать назад, поднять его, подарить ему всю свою нерастраченную любовь и помочь встать на ноги…

Все это счастье, вся новая прекрасная жизнь закончилась девятого сентября. Алевтина проснулась, а сердце Греты перестало биться еще ночью.

Впервые в жизни Алевтине не хотелось жить дальше. Она интуитивно искала шанс, чтобы зацепиться, чтобы не уйти за Гретой, потому что такие мысли у нее крепко зацепились в сознании, и очень скоро судьба ей подарила его: Алевтина узнала, что она беременна.

У девушки и мысли не возникло, что это может быть нежеланный ребенок. Даже если он и был от Ярослава. Она не испытывала к своему насильнику ненависти, тем более что его давно наказала сама жизнь. Конечно, она мечтала, чтобы малыш был похож на ее первого мужчину, которого она полюбила с первого взгляда. Но тут уже как Бог даст!

Алевтина переехала жить в общежитие при медицинском училище и собиралась опять начинать новую жизнь.

Только вот новая жизнь никак не спешила разделить с девушкой радости, а опять принесла горе…

Давид был напряжен и взвинчен до предела и разговор с Алевтиной прошел жестко, даже агрессивно.

Это больше походило на допрос: его вопросы были четкие, лаконичные и безапелляционные. Когда он получил от нее всю информацию, он молча вышел из палаты и быстрым шагом направился к выходу, но вдруг остановился как вкопанный и несколько секунд не шевелился, обдумывая полученные факты.

— Дав… — тихо сказала Алена догнав его уже на лестнице.

— Я не верю ей… — так же тихо ответил Давид.

Алена растерялась. За ее плечами были и опыт, и возраст, да и вообще она редко ошибалась в людях, можно сказать, никогда не ошибалась. Но спорить с Давидом не посмела.

— Что ты намерен делать?

— Поеду в этот роддом и все выясню.

— Сам? Лично? Сейчас?

— Нет, конечно, уже поздно. Завтра утром. А пока пойду искать знакомых…

— Хочешь, я с тобой поеду завтра?

— Нет, что ты! А Настя? И Сашке ты сейчас очень нужна. Я сам легко справлюсь.

Алена подошла к нему ближе и хотела обнять или хотя бы похлопать по плечу, как доброго друга, но Давид резко выдохнул и быстрым шагом направился к выходу, даже не бросив ей скупое «пока».