Нелимитированная орбита - Страница 7

Эти идиоты сегодня в министерстве, неужели они не понимают, что используемая сейчас система ионного обмена совершенно неэффективна при горячем обогащении и что даже небольшое базовое исследование могло бы привести к решению, которое…

Свобода стукнул узловатым кулаком по машине. Бесполезно. Он не знал, с кем именно надо бороться. С таким же успехом можно было ловить воду решетом.

Ян вздохнул и пошел на кухню.

Он был среднего роста, довольно стройный, темноволосый, с высокими скулами, крючковатым носом и глубокой, преждевременной морщинкой между бровей.

– Здравствуй, дорогой, – жена поцеловала его. Затем добавила:

– Ах, ощущение такое, как будто целуешь каменную стену. Что случилось?

– То же, что и обычно, – пробурчал Свобода.

Он прислушался к поразительной тишине.

– Где дети?

– Джосселина звонила с материка и сказала, что хочет провести этот вечер с какой-то своей подругой. Я ей разрешила.

Свобода остановился и долго смотрел на жену. Джудит сделала шаг назад.

– Да что случилось?

– Что случилось? – Ян заговорил, все повышая и повышая голос. – А ты знаешь, что вчера мы с ней застряли на середине теоремы о согласованном планировании? У меня сложилось такое впечатление, что она совершенно не в состоянии понять, о чем там идет речь. И это неудивительно, если в школе у нее целыми днями одно домоводство или еще какая-нибудь ерунда вроде этого, как будто единственная цель в ее жизни – стать игрушкой богача или женой нищего. И разве можно ожидать, что она когда-нибудь научится правильно мыслить, если она даже не знает, каковы функции языка? Клянусь жабами рогатыми! К завтрашнему вечеру она забудет все, что я вдолбил ей вчера!

Свобода почувствовал, что его голос сорвался на крик. Он замолчал, сглотнул и попытался оценить ситуацию объективно.

– Извини, я не должен был так взрываться. Но ты не знаешь.

– Может, и знаю, – медленно произнесла Джудит.

– Что? – Свобода, собравшийся выйти из кухни, развернулся на каблуках.

Джудит собралась с духом и сказала.

– В жизни существует не только одна дисциплина. Подумай сам: здоровые юнцы проводят в школе на математике четыре дня в неделю по шесть часов каждый день. Там они встречаются с местными детьми, которые планируют различные игры, экскурсии и вечера во внеурочное время. Так разве можно ожидать, что после этого наши дети вернутся сюда, где нет ни одного их сверстника, ничего, кроме твоих лекций и книг?

– Но мы же катаемся на лодке, – возразил ошеломленный Ян. – Мы ныряем, ловим рыбу… ездим в гости. У Локейберов мальчишка – ровесник Дэвида, а у Де Сметов…

– Мы встречаемся с этими людьми от силы раз в месяц, – перебила Джудит. – Все друзья Джози и Дэви живут на материке.

– Целая куча друзей, – огрызнулся Свобода. – У кого осталась Джози?

Джудит заколебалась.

– Так у кого же?

– Она не сказала.

Ян кивнул, почувствовав, как шея вдруг стала негнущейся.

– Я так и думал. Конечно, мы ведь старомодные чудаки. Мы не одобрили бы того, что четырнадцатилетняя девочка ходит на невинные маленькие вечера, где курят марихуану. Если они еще запланировали только это.

Он вновь перешел на крик.

– Ну, это в последний раз! На подобные просьбы впредь будет следовать категорический отказ, и пусть их драгоценная общественная жизнь катится к дьяволу!

Джудит закусила дрожащую нижнюю губу. Она отвела взгляд и тихо сказала:

– Прошлый год все было несколько иначе…

– Разумеется. Тогда у нас была своя школа. Не было никакой необходимости в дополнительных домашних занятиях, потому что во время уроков дети занимались чем положено. С одноклассниками тоже все было в порядке: это были дети нашего круга, с нормальным поведением и разумными символами престижа. Но что же мы теперь можем сделать?

Свобода провел рукой по глазам. Голова трещала. Джудит подошла к нему и потерлась щекой о его грудь.

– Не принимай это так близко к сердцу, дорогой, – прошептала она. Вспомни, о чем всегда говорил Лэад: «Добивайтесь взаимодействия с неизбежным».

– Ты опускаешь то, что он подразумевал под словом «взаимодействие», мрачно отозвался Свобода. – Он имел в виду, что неизбежное надо использовать наподобие того, как дзюдоист использует атаку своего противника. Мы забываем его совет, все из нас забывают, а его уже нет с нами.

Некоторое время они молчали, и Джудит прижималась к груди мужа.

Ян, казалось, вновь увидел ореол былой славы Лэада: он скользнул взглядом куда-то за пределы комнаты и тихо сказал:

– Ты не знаешь, как все это было. Ты была еще слишком мала и присоединилась к движению после смерти Лэада. Я сам был всего лишь ребенком, но помню, как мой отец насмехался над ним. Однако, я видел, как этот человек говорил, и по видео, и в натуре, и уже тогда я знал. Не то, чтобы я действительно понимал. Но я знал, что существует высокий человек с красивым голосом, вселяющий надежду в сердца людей, чьи родные погибли под развалинами разбомбленных домов. Мне кажется, потом, когда я начал изучать теорию конституционализма, я пытался вернуть то прежнее чувство… А мой отец только насмехался над ним, но сделать ничего не мог! – Ян умолк. Извини, дорогая. Я тебе рассказывал об этом сотню раз.

– А Лэад умер, – вздохнула Джудит.

Вновь охваченный внезапным гневом, Свобода выпалил то, что прежде никогда не говорил жене:

– Убит! Я в этом уверен. Но не просто каким-нибудь братом, случайно встреченным на темной улице – нет, я слышал слово там, намек здесь, что мой отец имел с Лэадом конфиденциальную беседу: Лэад к тому времени стал слишком большой величиной. Я бросил отцу обвинение в том, что это он убрал Лэада. Он ухмыльнулся и не стал этого отрицать. Именно тогда я порвал с ним. А теперь он пытается убить и дело Лэада!

Ян высвободился из объятий жены и ринулся вон из кухни, вихрем пролетел через столовую и гостиную к выходу. Он надеялся, что дыхание бури охладит кипевшую в нем кровь.

В гостиной сидел, скрестив ноги, сын Свободы Дэвид. Он слегка покачивался, глаза его были полузакрыты.

Свобода резко остановился. Сын его не замечал.

– Что ты делаешь? – наконец спросил Ян. Личность девяти лет от роду повернулась с внезапным изумлением, словно пробудившись ото сна.

– О, хэлло, сэр…

– Я спрашиваю, что ты делаешь? – взорвался Свобода.

Веки Дэвида снова опустились. Выглядывая из-под них, он казался ужасным хитрецом.

– Домашние задания, – пробормотал он наконец.

– Какое, к черту, домашнее задание? И с каких это пор этот тупоголовый негодяй под названием учитель начал предъявлять требования к твоему интеллекту?

– Мы должны тренироваться, сэр.

– Прекрати морочить мне голову! – Свобода подошел к мальчику, встал над ним, уперев кулаки в бока, и посмотрел на него сверху вниз. – В чем тренироваться?

На лице Дэвида появилось мятежное выражение, но потом он, видимо, решил, что лучше не связываться.

– Эл… эл… элементарная настройка. Сначала надо освоить технику, чтобы добиться фак… фактического навыка, нужны годы.

– Настройка? Навыки? – у Свободы снова появилось чувство, что он ловит воду решетом. – Объясни, как ты это понимаешь. Настройка на что?

Дэвид покраснел:

– На Невыразимое Все.

Это был вызов.

– Но постой, – сказал Свобода, с трудом пытаясь сохранять спокойствие. – Ты ходишь в светскую школу – по закону. Там ведь вас не учат религии, не так ли? – он говорил и сам надеялся на это.

Если государство вдруг начало бы покровительствовать какому-то одному из миллиона культов и вероучений в ущерб всем остальным, это было бы гарантией беспорядков – что могло бы превратиться в клин для…

– О, нет, сэр. Это факт. Мистер Це объяснил.

Свобода сел рядом с сыном на пол.

– Что это за факт? Научный?

– Нет. Это не совсем так. Ты сам мне говорил, что наука не может дать на все ответов.

– Не может дать ответ, – механически поправил Свобода. – Согласен.