Нектар небожителя - Страница 8

Вьюшин начал подъем, фельдшер следовал за ним неотступно, упирая в спину сапожное шило. Вышли на улицу, Вьюшин споткнулся о камень, и шило немедленно ужалило его, предупреждая. Между тем камни, с явным умыслом разбросанные, продолжали мешаться под ногами. Словно читая его мысли, Газов-Гагарин шепнул, что время разбрасывать камни пришло. "Это составная часть испытания",- догадался Вьюшин и ступал вдвойне осторожно. Фельдшер время от времени его останавливал, заставлял кружиться волчком, запутывая и сбивая с курса. Все это, конечно, носило символический характер, так как действие происходило последовательно в погребе, во дворе и далее - в просторном доме Дуплоноженко, и не приходилось всерьез рассчитывать на то, что кто-то впоследствии не будет способен найти дорогу к секретному капищу.

Взошли на крыльцо; Газов-Гагарин взял заранее выложенный молоток и троекратно бахнул в дверь. Из-за нее со значением замычали:

- Кто нарушает покой братьев-пеликанов, свет несущих иллюминатов волею Гептарха Совокупительного?

Фельдшер отвечал:

- Свободный муж ищет случая быть принятым в священное братство пеликанов, свет несущих иллюминатов волею Гептарха Декапитирующего.

Церемония повторилась еще дважды; затем дверь широко распахнулась, и Дуплоноженко, замогильно подвывая, пригласил их войти.

В доме было темно и тихо, окна завешены, дверь, едва Вьюшин с провожатым переступили порог, плотно затворилась. Невидимый гроссмейстер тяжело проследовал вглубь комнаты и, судя по скрипнувшему стулу, сел. Слышалось чье-то хриплое учащенное дыхание. После непродолжительной паузы из мрака посыпались вопросы:

- Как твое имя?

- Сколько от роду лет?

- Где родился?

- Где проживаешь?

- Которой веры и в каких чинах?

Непонятные хрипы усилились, и это отвлекало Вьюшина, но он сумел ответить без запинки. Когда допрос закончился, заговорил уже новый, незнакомый голос:

- Великий гроссмейстер, брат Верховный Иллюминат, апостол Гептарха получил Священное Слово, реченное через воды речные. Испив Покровителя, пошел он с вестью благой в дома и сады, зовя во мраке пребывающих наполнить бидоны и баки, покуда не иссяк Господь. И проповедовал Слово, и был услышан.

Вьюшин, слушая это ритуальное вступление, испытал благоговейный порыв и повалился на колени. Голос, осекшись для исторжения одобрительного кряка, объявил:

- Да не сократятся дни пресветлого братства, где нет ни больших, ни меньших, но все чрез Декапитатора и Совокупителя равны в Гептархе, одно имеют Откровение. Декапитатор, Совокупитель и иже с ними...

- Какие " иже с ними"?! - вдруг кто-то истошно, словно резаный, завизжал.- Какие-такие "иже с ними"?! Что ты себе позволяешь, богохульник, грязная твоя пасть?!!

Случился небольшой переполох, комната наполнилась озабоченным шебуршанием, послышался недовольный гул. Невидимый оратор, клацая зубами, начал оправдываться:

- Сорвалось, граждане пеликаны...бес попутал...Един Гептарх, имея трех в одном, и да не приложится никто сверх установленного...

Воцарилась наэлектризованная тишина. Еретик, глотнув воздуха, затараторил:

- Хвала Святому образу, что в комнате умывальной явлен был, в ничтожной кляксе умаленный с нашим ничтожеством сообразно...

Перед внутренним взором Вьюшина возникла рельефная миниатюрная харя, которую прозревший Дуплоноженко увидел на косяке в случайном потеке краски и принял сначала за окаменевшего домового, но после, хлебнув еще речной водицы, усвоил истину и начал относиться к потеку с должным почтением. Долго каялся, стуча в половицы лбом, ибо не вчера потек образовался, был здесь многие годы, да вот не распознал его беззаботный хозяин...Снова полетели вопросы, Вьюшин очнулся от грез:

- Первейшим ли ты признаешь долгом, чтобы высочайшее Существо, источник всякого порядка и согласия почитать, страшиться и любить? Признаешь ли за закон голов усекновение и совокупление природы супротив во имя князя не от мира сего? Свят ли для тебя Водолей, чья эра грядет во славе?

И так далее, и тому подобное - все вопросы предусматривали положительные ответы, которые Вьюшин и давал всякий раз с безрассудной горячностью.

- Ей, тако!- воскликнул Дуплоноженко из угла.- Да возгорится свет!

Вспыхнуло электричество, Вьюшин зажмурился. Комната оказалась битком набита людьми, едва ли не друг на дружке сидевшими. Похоже было, что и вправду весь поселок явился на торжественное заседание - так оно, впрочем, и было бы, если б хватило места. Все присутствующие нарядились с учетом важности события: смешались черные полумаски, остроконечные колпаки, накладные журавлиные клювы, пестрые домино и алые первомайские банты. Дуплоноженко, тоже в полумаске, увенчанный короной с фаллическими зубцами, восседал на аляповато украшенном троне. Пол был усыпан конфетти и лентами серпантина, горели лампады по углам, тяжелым взором смотрели со стен изображения Магомета, Будды, Иоанна Крестителя и, разумеется, Фредди Меркьюри. В центре помещался раздвижной стол, на котором был растянут, привязанный, источник хриплого дыхания: Ауслендер. Он лежал ничком так, что седая голова свешивалась за край, лицо налилось кровью, глаза скрывались под черной шелковой повязкой, а изо рта торчал видавший виды кляп. Рядом высился Выморков, одетый, как и Газов-Гагарин, в черный плащ, но, в отличие от фельдшера, скотник натянул на голову черный капюшон. В ногах у Выморкова приютилась мясницкая колода, и в ней сидел потемневший за долгие годы службы топор.

Ауслендер лежал совершенно голый. Никакого достоинства, каковое он позволял себе демонстрировать перед компьютером, не осталось и в помине. Незадачливый соглядатай крупно дрожал, показывая, что только наедине с самим собою мог превращаться в агента типа Джеймса Бонда. Объявившись в свое время в поселке, он до того усердно взялся изображать пенька, что вскоре им и сделался, не умея понять очевидного. Ему и в голову не пришло, что только он единственный не выпил некогда того, что пили все прочие без исключения. А пеликаны знай себе ухмылялись, послушно принимая навязанные правила игры.

О происходящем вокруг стола Ауслендер мог только догадываться. Тем временем по кругу пустили ковш. Зарокотал припрятанный пионерский барабан, двое в колпаках внесли в комнату святыню: пресловутый косяк, который давно уже, сразу по получении Откровения, был отделен от стены и на собраниях служил предметом поклонения; в обычные же дни деревянный столб аккуратно прилаживался на место.

Дуплоноженко торжественно повелел:

- Снимите повязку с этого пса, пусть увидит.

Выморков рванул шелк; Ауслендер тупо уставился на мясную колоду. Первый апостол обратился к нему с надменной речью:

- Жалкий шпион, посланный власть предержащими, чьи зубы стерлись и чей век на исходе! Идет за тобой, Иона, некто более сильный, сильнее тебя, кому не достоин ты завязать обувь - да он и не носит обуви.- И перевел глаза на Выморкова, сказав:- Брат Ужас! приготовь новичка к процедуре!

Выморков, он же по случаю Брат Ужас, подошел к Вьюшину и сорвал с него одежду.

- Благославляю химический брак! - Дуплоноженко неспешно утвердился пред косяком на коленях.- Великий Гептарх, освяти нашу мистерию и разреши свершиться положенному! - И вслед за тем обратился к портрету Меркьюри со словами:- Великий Дух Меркурий, дозволь нам, недостойным, пройти путем твоим.

Барабанный ритм сменился, палочки начали выстукивать ламбаду. Брат Ужас подал Вьюшину ковш. Вьюшин, понимая, чего от него ждут, с отчаянием взглянул себе ниже пояса: вера его явно не окрепла, так как естество не видело в убеленной сединами невесте ничего заманчивого.

- Маловер! - шепнул Брат Ужас грозно.- Не тревожься без нужды, что не под силу человеку, то по плечу Совокупителю. Пей, и силы твои умножатся.

Вьюшин залпом осушил священный ковшик; черный тюльпан расцвел в нем, покуда он глотал, и пеленой помутилось зрение. Силы его и в самом деле многократно возросли, он испытал возбуждение, которого раньше не знал. Да и вообще - прежний демон соитие не приветствовал. Теперь желудочный властелин поменялся; могущественный Гептарх имел совсем другие соображения насчет сексуальной практики.