Неизвестные Стругацкие От «Страны багровых туч» до «Трудно быть богом»: черновики, рукописи, вариант - Страница 138

Муга. Сию минуту… (Уходит, покачиваясь.)

Будах. Да, сидим в темноте, готовимся к бесславной гибели… И вдруг, представьте, я чувствую, что меня кто-то грызет!

Румата. Вас, мой друг?

Будах. То есть, не совсем меня, конечно… Но я чувствую…

Короче говоря, эта наша прелесть, эта наша ласточка… Подите сюда, дитя мое! (Снова отрывает Киру от Руматы и звучно целует ее в щеку.) Одним словом, она перегрызла на мне веревки! Ну, тут уж пошло другое дело. Я освободился от пут, развязал ее и Мугу, и мы стали готовиться к драке…

М у га (входит с кувшином). Извольте, отец Будах.

Будах. Благодарю тебя, друг мой. (Залпом выпивает кувшин.) О чем бишь я? Ну, ждем. Тянется время. Вы знаете, как тянется время в темноте, мой друг? И тут наша красавица… Подойдите сюда, дитя мое!

Румата. Вы так избалуете ее, мой друг. (Отстраняет руки Будаха.)

Будах. Да? Гм… Ну, хорошо. В общем, она нашла в погребе бочонок пива, окорок, грибы и еще что-то… Стыд и позор тебе, Муга, это было твое дело!

Муга. Я был убит горем и ничего не соображал…

Будах. Так или иначе, мы основательно подкрепились, и тут дверь распахивается. Я схватил бочонок, чтобы проломить башку первому же негодяю, но… этого негодяя бросают к нам с уже проломленной головой. Вы представляете, дон Румата?

Румата. Продолжайте…

Б уд а х. За несколько минут какие-то монахи накидали нам в погреб десяток дохлых штурмовиков, после чего снова заперли дверь.

Муга. Я чуть не помер от страха.

Будах. Да, это было неприятное соседство. Я совершенно потерял аппетит и мог только пить. А потом дверь снова открыли, гаркнули: „Выходи! Свободны!“, и мы перелезли через трупы и вышли. Так что же произошло все-таки?

Румата (устало). Повторилась история с капитаном Рэмом.

Будах. Простите, не понял.

Румата. Да ничего особенного. Дон Рэба спровоцировал серые роты на мятеж, ввел в город войска Святого Ордена и перерезал штурмовиков, а короля низложил. Сейчас он во главе королевства.

Пауза.

Будах. Ловкая скотина. Такого даже я не ожидал от него… Ну, а как уцелели вы, мой друг? И мы тоже?

Румата. Я договорился с доном Рэбой. Временно, во всяком случае. Вам надлежит сегодня же покинуть город, отец Будах. Я отвезу вас.

Будах. Но мой благородный друг!..

Румата. Сейчас ни слова, мой друг. Идите все, приведите себя в порядок. Муга, обед через час… вернее, завтрак.

Сцена погружается в темноту. Только окна светятся розовым рассветом. На фоне одного из окон — черный силуэт Руматы. Слышится карканье ворон.

Румата. Город поражен невыносимым ужасом. Солнце озаряет пустынные улицы, дымящиеся развалины, содранные ставни, взломанные двери. Кроваво сверкают в пыли осколки стекол. Неисчислимые полчища ворон спустились на город, как на чистое поле. На площадях и перекрестках по двое и по трое торчат всадники в черном — медленно поворачиваются в седлах, поглядывая сквозь прорези в глухих черных шлемах. С наспех врытых столбов свисают на цепях обугленные тела над погасшими углями. Кажется, что ничего живого не осталось в городе — только орущие вороны и деловитые убийцы в черном…

Румата поворачивается и идет в луче прожектора к авансцене, останавливается лицом к зрительному залу.

В будущих учебниках истории этой планеты ученики прочтут:

„В конце года Воды — такой-то и такой-то год по новому лето исчислению — центробежные процессы в древней Империи стали значимыми. Воспользовавшись этим, Святой Орден, представлявший, по сути, интересы наиболее реакционных групп феодального общества…“ А как пахли горящие трупы на столбах, вы знаете? А вы видели женщин со вспоротыми животами, лежащих в уличной пыли? А вы видели города, в которых люди молчат и кричат только вороны? Вы, еще не родившиеся девочки и мальчики за партами в шкодах грядущей Коммунистической Республики Гиганды?

Прожектор гаснет. Сцена освещается: Зала в доме Руматы.

Всё более или менее прибрано, в креслах и на диване сидят Кира.

Румaта и Будах, умытые, причесанные, хорошо одетые.

Будах. Когда торжествуют серые, к власти приходят черные. Да. Отличная мысль. Поздравляю, дон Румата.

Румата. Мысль, в общем, банальная. Но она в какой-то степени отражает закономерности движения нашего мира.

Будах. До чего же ловко научились выражаться эти дворяне! Не обижайтесь, мой друг. Мне очень приятно, что вы совершенно самостоятельно пришли к выводу о существовании закономерностей в нашем мире. Оно свидетельствует в свою очередь о совершенстве мира, не так ли?

Румата (удивленно). Неужели вы серьезно считаете этот мир совершенным? После ваших бесед с доном Рэбой, после погреба с трупами…

Будах. Мой молодой друг, ну конечно же! Мне многое не нравится в мире, многое я хотел бы видеть другим… Но что делать? В глазах высших сил совершенство выглядит иначе, чем в моих…

Румата. А что если бы можно было изменять высшие предначертания?

Будах. На это способны только высшие силы…

Румата. Но все-таки представьте себе, что вы бог…

Кира вздрагивает и прижимается лицом к плечу Руматы.

Б у д ах (смеется). Если бы я мог представить себя богом, я бы стал им!

Румата. Ну, а если бы вы имели возможность посоветовать богу?

Б уд а х. У вас богатое воображение, мой дорогой друг. Это хорошо.

Румата. Вы мне льстите… Но что же вы все-таки посоветовали бы всемогущему? Что, по-вашему, следовало бы сделать всемогущему, чтобы вы сказали: вот теперь мир добр и хорош?

Будах, посмеиваясь и покачивая головой, встает и проходится по зале.

Будах. Что ж, извольте. Я сказал бы всемогущему: „Создатель, я не знаю твоих планов, но захоти сделать людей добры ми и счастливыми. Так просто этого достигнуть! Дай людям вволю хлеба, мяса и вина, дай им кров и одежду. Пусть исчезнут голод и нужды, а вместе с тем и все, что разделяет людей“.

Румата. И это всё?

Будах. Вам кажется, что этого мало?

Румата. Бог ответил бы вам: „Не пойдет это на пользу людям. Ибо сильные вашего мира отберут у слабых то, что я дал им, и слабые по-прежнему останутся нищими“.

Будах. Я бы попросил бога оградить слабых. „Вразуми жестоких правителей“, — сказал бы я.

Румата. Жестокость есть сила. Утратив жестокость, правители потеряют силу, и другие жестокие заменят их…

Будах останавливается и снова садится.

Будах. Накажи жестоких! Чтобы неповадно было сильным проявлять жестокость к слабым!

Румата. Человек рождается слабым. Сильным он становится, когда нет вокруг никого сильнее его. Когда будут наказаны жестокие из сильных, их место займут сильнейшие из слабых. Тоже жестокие. Так придется карать всех, а я не хочу этого.

Будах. Тебе виднее, всемогущий. Сделай тогда просто так, чтобы люди получили все и не отбирали друг у друга то, что ты дал им.

Румата. И это не пойдет людям на пользу. Ибо когда получат они все даром, без трудов, из рук моих, то забудут труд и обратятся в моих домашних животных, которых я вынужден буду впредь кормить и одевать вечно.

Будах. Не давай им всего сразу! Давай понемногу, постепенно!

Румата. Постепенно люди и сами возьмут все, что им понадобится.

Будах (чешет в затылке). Да, я вижу, это не так просто.

Я как-то не думал о таких вещах… Кажется, мы с вами, мой друг, перебрали всё. Впрочем, есть еще одна возможность. Сделай так, чтобы больше всего люди любили труд и знание, чтобы это стало единственным смыслом их жизни!

Румата. Я мог бы сделать и это. Но можно ли лишать человечество его истории? Можно ли подменять одно человечество другим? Это же все равно, что стереть это человечество с лица планеты и создать на его месте новое…

Будах. Понятно… Тогда, господи, сотри нас с лица земли и создай заново более совершенными… или, еще лучше, оставь нас и дай нам идти своей дорогой.

Румата (медленно). Сердце мое полно жалости. Я не могу этого сделать.

Пауза.

Кира отшатывается от Руматы и закрывает лицо руками.

Будах медленно поднимается из кресла.