Неизвестная война (СИ) - Страница 4

Изменить размер шрифта:

Откровенно говоря, похлебка объемом в триста грамм и четыре галеты меня не насытили. С удовольствием съел бы еще столько, а лучше два раза по столько. Нет, дорогие мои, здесь мне оставаться не хочется.

Еще обратил внимание, что кое-кто из моих товарищей украдкой от охранников срывал какие-то листочки-лепесточки — не то лопушки, не то одуванчики. Вначале не понял, но потом до меня дошло! Это же витамины! И я при малейшей возможности набил карманы листьями одуванчика. Вроде бы из него даже салаты делают, и кролики довольны, чем я хуже?

Вечером нам выдали еще по четыре галеты, налили по кружке воды и загнали в барак.

Уже забравшись на нары, прикинул — сколько весит одна галета? Если грамм двадцать, тогда нормально, а если десять?

Странно, чего это я? Еще и поголодать-то как следует не успел, а мысли уже только о еде. Пытаешься их гнать, но не получается. И я уже начинаю понимать, что голод сидит не в брюхе, а моих мозгах. Что постоянно думаю о еде, представляя «вкусности», которыми меня потчевала Галина Витальевна, перловую кашу Полины-Капитолины, тетушкины пироги. И даже супчик из «карих глазок», что подавали нам в столовой на Лубянке. Любопытно, но о нашей «будущей» столовой с ее разносолами и демократическими ценами я почему-то не вспоминал, как не вспоминал о московских ресторанах или кафе в Крыму. А ведь летом восемнадцатого, когда еды было столько же, сколько здесь, в концлагере, а может и меньше, я почему-то совсем не думал о жратве. Почему бы это? Может, потому что человеку нужна не только еда, а что-то другое? Здесь же все человеческое постепенно начнет вытравляться, утекать, оставляя в голове одну мысль о голоде, и о том, что нужно что-то пожрать. Я могу терпеть голод, если у меня будет дело, которое действительно важно.

Нет, пока я еще способен соображать, надо бежать.

Как только начал думать о побеге, сразу стало легче. Даже бурчание в желудке (у, ненасытная утроба!), прекратилось.

К счастью, о бегстве с Мудьюга думал не только я, но и другие. И Виктор, и Серафим мечтали о том же. А теперь и другие начали увлекаться нашей идеей.

Для начала провели «инвентаризацию» оружия. Выяснилось, что в наличие три ножа — один, вполне приличный, доставшийся Серафиму после боя с главарем, второй серебряный, напоминавший десертный, невесть каким образом оказавшийся на Мудьюге, а теперь ставший собственностью «комитета по подготовке восстания», а третий — мой, только внешне напоминавший нож. Я же говорил, что накануне того, как «сдаться» английской контрразведке, немного подготовился к заключению? Купил в аптеке пачечку пластыря, а потом прилепил к голени один из переплетных ножей, предварительно сняв с него рукоять. Меня обыскивали два раза. Первый — при передаче от англичан русским, а второй — при отправке в Архангельскую тюрьму. И оба раза, проверив мои карманы, пошарив под мышками и заставив разуться и потрясти сапогами, охранники не додумались проверить еще и тело! Верно, они здесь еще не достигли тех высот обыска, до которых дойдут попозже, когда арестанту заглядывают туда, куда никогда не заглядывает солнце. А я, честно говоря, вычитал о таком способе хранения ножа в какой-то книжке из разряда научной фантастики. Автора и названия не припомню, но речь шла о юноше, отправлявшемуся в разведку на какой-то планете. Его родная сестрица подарила пареньку лезвие, порекомендовав прилепить его клейкой лентой к ноге. Позже подарок спас юноше жизнь, когда какие-то бандиты напали на него, оглушили и отобрали все вещи и оружие, но не заметили клинок.

У меня при хранении лезвия возникли проблемы, о которых не предупреждали авторы — пластырь пересыхал, и его приходилось заменять новым, заклеенное место прело, нога чесалась, а кончик клинка иной раз больно впивался в тело. Но самое главное — за месяц заключения я так и не смог придумать, где мне использовать свой нож. Бросаться с ним на охрану было бы глупо и нелепо, а резать себе вены я не собирался. Но все-таки рука не поднималась выкинуть лезвие. Но теперь, кажется, нужный час настал, и я с удовольствием отодрал остатки пластыря и внес в наш скромный арсенал свой вклад.

Народ к моей выдумке отнесся с восхищением, а Серафим Корсаков еще и принялся рассказывать, как «Володька классно придумал бабахнуть из старинной пушки, чтобы отвлечь милиционеров и спасти товарища!»

А вот к моему ножичку отнеслись без должного уважения — мол, лезвие короткое, и вообще...

При обсуждении восстания не обошлось без споров и разногласий. Петр Петрович неплохой дядька и большевик стоящий. Одна беда — правильный, до занудства. По его мнению, чтобы поднять восстание в концлагере, необходимо выполнить следующие условия:

Связаться с другими бараками;Создать в каждом бараке организационную группу в количестве пяти человек;В каждом бараке провести митинг;Заручиться поддержкой подавляющего большинства узников;Накопить для побега достаточно продовольствия.

Так-то оно так, и все правильно, должно быть доброе желание арестантов, но меня смущали два обстоятельства. Во-первых, сколько времени мы затратим? Чего доброго, с митингами и обсуждениями начнется осень, а то и зима. Во-вторых, чем дольше мы планируем и собираемся, тем больше шансов, что нас кто-нибудь выдаст. Я даже сейчас не уверен, что в нашем бараке нет стукача. И он не обязательно завербован охраной, и не получает за свой нелегкий труд какие-нибудь бонусы, в виде куска колбасы, или пачки папирос. Предаст либо по своей подлой сущности, либо из благих побуждений — мол, во время восстания могут быть напрасные жертвы. Такое, как мы знаем, бывало не раз. Стало быть, надо действовать сообразно обстановке, не забывая слов товарища Ленина, как-то сказавшего, что «вчера было рано, завтра будет поздно!» А товарищ Стрелков, хотя и надежный товарищ, но в данный момент ведет себя как последний меньшевик, выступающий против пролетарской революции. Стало быть, нам понадобятся активные силы, способные увлечь за собой колеблющиеся массы. И кто станет главной ударной силой? Разумеется, Володька Аксенов, Серафим Корсаков и Виктор, пока остающийся бесфамильным. Вот с ними и нужно повести предметный разговор.

Утром нам выдали по очередной порции галет, по кружке воды, а потом принялись выстраивать в шеренги, чтобы вести на работу. Охранники, наставляя винтовки, свирепо порыкивали, попутно поколачивая медлительных прикладами. Били не от злобы, а порядка ради.

— Ой-ой-ой! — истошно завопил я, падая на спину и начиная молотить по земле руками и ногами.

Перевернувшись, поелозил мордой по грязи и щебню, натасканными сюда сотнями ног, опять начал орать.

— Э, ты чего? — настороженно спросил один из охранников, взявший меня на мушку.

Я опять повернулся на спину и снова истошно завопил:

— Ой-ой-ой!

— Падучая у него! — крикнул кто-то из наших.

— Сбрендил парень! — проорал другой. — Вон, землю жрать начал!

Теперь я раскинул руки и ноги, приняв позу распятого раба, и завопил:

— Ай-ай-ай!

И тут в мой живот уперся долгожданный ствол винтовки. Если берданка без штыка, то лучше бы так не делать!

— Вставай, не то прямо в кишки пальну!

— Ай-ай-ай! — снова проорал я, хватаясь за ствол и отводя его в сторону, а потом резко дернув вниз. Бабахнул выстрел, пуля выбила фонтанчик земли, но берданка уже поменяла хозяина, а я, вскочив на ноги, вбил приклад между глаз конвоира.

— Даешь, Соломбала! — раздался боевой клич Серафима Корсакова, следом за ним крики боли, вопли и еще два выстрела.

Но мне сейчас не до криков, я лихорадочно шарил на поясе конвоира, открывая подсумок с патронами. Эх, плохо, что это не «мосинка», времени на перезарядку больше уйдет.

Затвор отведен назад, гильза улетела, теперь вставить свежий патрон! Так, в кого?!

Но все конвоиры уже лежали на земле, а каторжники добивали их ножами и камнями, а то и просто ногами и руками. Ах ты, черт! Тут же еще и вышка, как же я забыл?! А вон, скотина такая, уже целится в кого-то из нас!

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com