Неизбежность Пасхи. Великопостные письма - Страница 3

Множества содеянных мною лютых

помышляя окаянный,

трепещу страшнаго дне суднаго,

но надеяся на милость благоутробия Твоего,

яко Давид вопию Ти:

помилуй мя, Боже, по велицей Твоей милости.

Автор этих тропарей неизвестен. Молитвы очень древние. Хотя в Триодь Постную они попали только в XIV веке. Церковный человек привычен к таким текстам. Все наше богослужение выткано сложным узором покаянных молитв. Вот мы и привыкли. Но ведь этими словами молится вся церковь! Подумать только: эти молитвы звучат от лица каждого человека, молящегося в храме! Каждого! То есть именно я утверждаю, что сделал множество лютых согрешений, «окалял» свою душу грехами, это именно мой храм тела осквернен, именно я загубил в лености свою жизнь, «окаянный» – это про меня. И я соглашусь. А вы? Вы тоже такой? А ваша жена? А ваша мама? Если мы поем в церкви все вместе эти тропари, значит, никто не смеет сказать: «За себя говори!» Подписываюсь под каждым словом.

Ведь есть люди хорошие, праведные, благочестивые. Может быть, правильнее было бы молиться отдельно: вот – молитвы для грешников, а тут – молитвы для праведников. Ведь люди трудились, ограничивали себя, спасались, пока вот эти, которые плачут о своих реальных проступках, – и правильно делают, что плачут! – грешили, губили жизнь свою в страстях и похотях. Почему мы этими молитвами мажем всех одним миром? Пусть бы праведники благодарили Бога, а грешники в это время отдельно бы читали свои покаянные молитвы, например, у входа в храм, в особо отведенном месте. Зачем же людям благочестивым прикидываться кающимися? Мы ведь не грешили. По крайней мере, так, как этот… мытарь.

Гордость – детский грех. Или подростковый? Чем отличается гордость от тщеславия? Гордый, возношаясь, непременно унижает ближнего. Тщеславный гордится бескорыстно и безобидно. Оба состояния – ненормальны. Это болезнь. Великий пост предваряется евангельской «профилактикой» гордости. Ведь притча о мытаре и фарисее очень проста, она даже начинается с простой подсказки: Сказал также к некоторым, которые уверены были о себе, что они праведны, и уничижали других, следующую притчу (Лк. 18: 9).

Слушая «Покаяние», мы молимся всей церковью, каемся всей церковью, добровольно принимаем себя в статусе грешников. Это все про меня, Господи! И нет между нами разделения, потому что Пасха – для всех! Пасху нельзя получить для себя или для своих. Пасха – для всех! В чтении притчи о мытаре и фарисее предваряется пасхальная весть о том, что радости воскресения приобщится и тот, кто постился с первого часа, и тот, кто трудился с третьего, и тот, кто только в одиннадцатом часу пришел, ни в чем не получит ущерба. На небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии (Лк. 15: 7). Почему так? Почему Бог всегда на стороне этих мытарей? Потому что Бог там, где есть нужда в милосердии. Он там, где больно, где страдание.

Бог не отвергает молитвы праведного фарисея. Ведь все, что тот говорил Богу в своей молитве, – правда. Он ничего не приукрасил. Фарисей на самом деле был благочестивым человеком. Но Господь заметил именно мытаря. Кающегося мытаря. Сказываю вам, что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится (Лк. 18: 14).

Созерцать Пасху мы начинаем с притчи о мытаре и фарисее. Оба оказались в храме. Оба молились Богу. Оба были услышаны Богом. Христос пошел на Крест и за праведников, и за грешников. Это мы так привыкли делить людей. Но перед Его Любовью мы все – лютые грешники, и нечем нам гордиться и искать особых молитв, особых мест, особого отношения. Пасха – для всех! Откровение о Пасхе начинается с того, что пасхальную трапезу, как и Трапезу Вечности, мне, «праведнику», придется делить вот с этим «грешником», потому что Пасха – для всех.

Огонь справедливости и возмездия – не огонь Пасхи.

Свет Пасхи – свет милосердия.

За две недели до начала Великого поста становится тревожно. Уже скоро. «Близ есть, при дверех», и все очень серьезно. Значительность предстоящего нам труда подчеркивает текст, который читается во второе пред-постное воскресенье – отрывок из пятнадцатой главы Евангелия от Луки, известный как притча о блудном сыне.

Пожалуй, это самый известный евангельский сюжет. В нем есть все, что способно взволновать читателя и слушателя, чтобы сделать историю запоминающейся: трагедия беспечной юности, предательство, праздник жизни с нависшей угрозой падения, голод, нужда и одиночество, раскаяние и трогательная встреча, интрига брата, несхожесть характеров, несколько узлов конфликтов – между братьями, между каждым из них и отцом. Кроме трех главных персонажей есть и таинственные «статисты»: «странный гражданин», посылающий обедневшего наследника пасти свиней, растерянный слуга, сообщающий «правильному» брату последние новости. Отношения между героями развиваются, искрят эмоциями. Притча очень динамична, и не удивительно, что две тысячи лет люди находятся под сильнейшим воздействием ее драматургии.

Почему эту историю назвали «притчей о блудном сыне»? Ведь сам Автор не дает Своему рассказу никакого названия. Название придумали читатели. Почему сын – «блудный»? В современном русском языке это слово указывает на поведение, связанное с грехами плоти. Но «блудный сын» – сказано не по-русски, это фраза из славянского языка, в котором слово «блудный» имеет скорее значение «заблудившийся, сбившийся с пути», поэтому решайте сами, как станете переводить на славянский стихотворение Гумилева «Заблудившийся трамвай».

В древнем акафисте святителю Николаю есть такой запев: «Радуйся, заре, сияющая в нощи греховней блудящим». В изданиях XX века эту строчку исправили: «в нощи греховней блуждающим», чтобы читатель не услышал слишком «взрослое» значение в безобидном акафистном стихе. «Блудный сын» – это не молодой человек, одержимый похотью, а заблудившееся дитя, потерянный ребенок. Притча о блудном сыне – рассказ о найденыше. Так и недавнее английское издание Библии озаглавило эту притчу “The lost son and the dutiful son” – «потерянный сын и сын, послушный долгу».

Западная традиция избрала другой эпитет для «блудного сына»: у англичан это prodigal son, у французов enfant prodigue, оба случая отсылают нас к латинскому prodigus – «расточительный».

О том, что младший сын промотал наследство с блудницами, поминает в своей обвинительной речи старший брат. Сама притча говорит только о том, что младший жил распутно – «зон асо́тос» – «живя бездумно, на широкую ногу, разгульно, роскошно». По прошествии немногих дней младший сын, собрав все, пошел в дальнюю сторону, и там расточил имение свое, живя распутно (Лк. 15: 13).

В латинском тексте на месте греческого «зон асо́тос» стоит vivendo luxuriose – «живя роскошно». Слово luxuria нам знакомо и дорого. В память о латинской роскоши мы, например, награждаем «люксом» номера гостиницы или уровень обслуживания. Старый английский перевод называет жизнь младшего сына riotous living – «буйная, бунтарская, мятежная, разгульная жизнь». Младший сын – riot, мятежник и бунтарь. Современный английский перевод постарался максимально понятно передать характер жизни младшего брата на чужбине, назвав этот стиль жизни life of debauchery. Узнали слово «дебош»? Младший сын вдали от дома дебоширил, куролесил, сын-дебошир.

У нас есть очень удачные русские слова для называния людей, сбившихся с пути в нравственном смысле: «беспутный», «распутный» или просто «непутевый». Тот, кто утратил свой «путь во тьме долины», и есть заблудившийся, потерянный. Конечно, жизнь распутная и беспутная включает в себя и грехи против тела, но, согласитесь, эти грехи не исчерпывают всего «горизонта падения». Для любящего отца младший сын был потерянным ребенком, для читателя – распутным и разгульным наследником, а вот старший брат решил унизить младшего, сведя его трагедию к банальному блуду.