Неистовая ночь - Страница 3

ТАИНСТВА БРАКА

"Вопрос, - простонал Шина. - Что останется в стакане, если выпить стакан виски?"

"Ну?" - мрачно отозвался Машка.

"Ответ, - прокуковал Шина, мигая с хитрецой и препротивно шевеля носом-бараболей. - Останется емкость для заполнения этого стакана другим стаканом".

"Это мафия, - тихо сказал Густав. - С ними невозможно иметь дело. Не-воз-мож-но. Они не понимают слов. И наша главная ошибка заключается в том, что мы открылись. Это как в футболе - фол в штрафной площадке. И теперь последует пенальти".

"А если в стакане будет не виски, а Броневицкий?" - заикнулся Ибрагим, сохраняя равновесие.

Шина хихикнул. Машка выругался. Густав не понял. Он смотрел на Ибрагима с надеждой и опять же краснея аж до корней своих белых шведских волос вообще он наливался соком буквально поминутно.

Ибрагим разлил виски - презент шведского фрэнда, - отхлебнул из своего стакана, не спеша достал сигарету, размял ее и прикурил от свечки (ну да, сидели при свечах они - не потому, что за окном темно или электричества здесь нет, а так, скорей для понту, что ли...). Короче, Ибрагим отсосал и прикурил, и все, как по команде, повторили его движения: гулко глотнул Машка, рассеянный Густав флегматично влил в себя остатки Машкиного вайна, ну и лукавый толстый Шина почесал свой триумфальный бакенбард, оседлал носом свой бокал, и ноздри его реяли... Один лишь Новиков, кент Шины, прочим не знакомый, даже не прикоснулся к стакану, а только глядел во все глаза.

"Дело в том, - пояснил Машка Густаву, - что мы пригласили Броневицкого. Это брат Шины".

"Хороший парень, - вставил Шина. - Правда, не пьет, но не так, чтобы очень".

"Конечно, человек он... м-м... ну, в общем, такой..."

"Дерьмо", - подсказал Ибрагим.

"В силу своей природы", - вздохнул Шина.

"...Но дело в том, что он работает в органах. И не просто в органах, а - в Органах. Только поэтому мы вынуждены принимать..."

"Броневицкого внутрь", - смачно завершил Ибрагим.

"Ясно, - кивнул Густав, оживляясь. - Значит, его можно использовать? Но как?"

"Мы его подымем на высокую гору, - сказал Ибрагим, грозя свалиться со стула. - Так?"

"Так", - простодушно моргнул Густав, поправляя очки.

"И бросим его в горизонтальном направлении со скоростью 7,9 км/сек".

Густав улыбнулся.

"Это что, из анекдота какого-нибудь?" - полюбопытствовал он.

"Нет, это просто Ибрагим читал на днях какую-то физическую книгу, объяснил Машка, с сожалением глядя на Ибрагима. - Он вычитал, что если с высокой горы кинуть какое-нибудь тело в горизонтальном направлении со скоростью 7,9 км/сек, то оно не упадет, а будет вращаться вокруг Земли. А еще ему понравилось то, что, оказывается, два тучных человека притягивают друг друга на расстоянии 1 м с силой 1/20 мГ".

"Старую книгу читал, - заметил Густав. - В современных сила обозначается в ньютонах".

"Ох, пролетим мы, чует мое сердце, - стонал меж тем Шина, - ох, настругают нас на ремешки, на тонкие полосочки, ох, настругают..."

"Не надо, - буркнул Машка, - не надо нам стругацких".

Густав засмеялся.

"Ну, точно дети маленькие, - с удовольствием произнес он. - Все бы им в слова играть. Тут такое дело непонятное, а они..."

"А что тут непонятного? - удивился Шина. - Может, тебе, Машка, тут что-то непонятно?"

"Мне-то понятно", - серьезно ответил Машка.

"А что тебе понятно?" - казалось, еще больше удивился Шина.

"А то понятно, что дело наше ясное, то есть дохлое до полной гибели всерьез. Ты ведь сам, Густав, точно заметил, что мы открылись. Раньше нас никто не знал, и мы в своем дружеском кругу могли строить какие угодно планы. Но когда дело дошло до тела, или, вернее, тело добралось до дела, то тело превратилось в мишень. Это уже не любительская лига на уровне кухонной оппозиции. Потому что, ты подумай сам всерьез, ну какое из тебя, к черту, прикрытие? Тоже мне прикрытие... Не прикрытие, а сплошное декольте".

"Ну... - смутился Густав. - Я думаю, в случае чего мои родственники... папа... И вообще, я не могу понять, разве нам грозит что-то страшное? Не убьют же нас?"

"Нас расстреляют, - вздохнул Машка. - Прямой наводкой из противотанкового орудия. Или из огнетушителя, что еще хуже".

"Из броневицкого, - подсказал Ибрагим, - жидким дерьмом".

Густав поморщился.

"Ну, опять началось", - с неудовольствием произнес он.

"А что, достали мы тебя?"

"Меня вообще невозможно достать".

"Ты понимаешь, Густав, - Шина ехидно заглянул ему в глаза, - чтобы достать, нужно приподняться..."

Густав снова залился краской, развел руками и беспомощно оглянулся на Ибрагима.

Ибрагим встал и, пошатываясь, вышел на балкон.

В передней загремел звонок. Маршеобразным перезвоном наполнилась квартира - такую наглость могла себе позволить только Фанни, - но, впрочем, старый механизм тут же смутился собственною прытью, закашлялся и расчихался, расстроенным диезом зуммер завсхлипывал...

"Диезом зуммер, - бормотал Шина, отпирая входную дверь. - Вольтова дуга. Дорога в дхарму. Му. Я не Коровкин. Я - товарищ Маша, емкость тела 100 литров, грузоподъемность 320 кг (4 человека) - как у лифта... мера социальной защиты - расстрел из броневицкого..."

Машка сложил из пальцев физический карандаш и, показавши его Шине, продолжал гудеть.

"Ты понимаешь, Густав, - гудел Машка, - я всегда говорил, что для того, чтоб заниматься политикой, нужно быть или слоном, или утиральником. Иначе говоря, деловым человеком. Вот так. Но нет у нас для этого данных, ну просто никаких, понимаешь, ну полный финиш... Да нет, куда там, не понять тебе... Вас там воспитывают, понимаешь, с самого детства именно для дела. В первую очередь - дело, а потом уже все остальное. А у нас наоборот, понимаешь, сначала все остальное, ну, а потом уже..."

"Да все понятно, понял я тебя!" - слабо кричал Густав, красный, как паспорт, порываясь вскинуться навстречу девушке из Машкиных объятий. Трещала свеча. Матовая, смутных очертаний Густавская тень обреталась на стене матерым человечищем, а голова его ползла по потолку, напоминая африканский континент.

Вошла Фанни.

"Ну, что вы меня встречаете, как мента, - засмеялась Фанни, молчанием?"

"Здравствуйте! Здравствуйте!" - вздыхал Густав, всей фигурою своей выражая радость и напрягая все свои малые визуальные силы и оптические снасти.

Фанни показала язык Машкиной спине и отправилась на кухню. Вслед за ней плотоядным котярой достигался Шина.

Густав еще раз вздохнул и откинулся на кресло. Мавр съежился за Густавскую спину.

Тем временем забытый, очевидно, всеми Ибрагим в одиночестве пропадал на балконе. Курил он, что ли, или нет, и чем он занимался там - никому, вроде, до этого и дела не было.

Покамест же все терли что-то свое.

"Навага фри, форшмак, тур де анш, суфле, суплес..." - это Шина, путая названия блюд с приемами из французской борьбы, угощал на кухне Фанни пивом с воблой и лещом.

"Would you drink with me?" - говорил Машка, обнаруживая знание иностранного языка.

"Значит, если брат Броневицкий, значит он тоже - Броневицкий?" вежливо удивлялся Густав.

"Sure, - мычал Машка, - в большой степени броневицкий".

"Чуяло мое сердце, - стонал Шина, - чуяло мое вещее, что Фаничка придет..."

"А я сегодня стишок сочинила!" - пищала Фанни.

"...А то проснулся я утром, а в комнате грязь, слякоть... Стоит посередине ящик Машки с китайской надписью "яблоки"..."

"Would you like огненная вода?"

"...А что там внутри? Посмотрел я, а там - рукописи, мышиные фекалии и гербарий из погибших тараканов..."

"Нет, ты послушай, Шин!.."

"...На полу - кастрюли грязные с тучами москитов... Да еще ночью меня разбудил телефон, я говорю "але", а там - неопознанный дышащий объект... Но чуяло мое сердце, что Фаничка придет, и я убрался: выкинул кастрюли с тучами москитов, спрятал ящик Машкин, как мешающий простору души... Ну, что ты там сочинила, девочка?"