Негромкий голос труб - Страница 37

На протяжении бесчисленных лет великолепные искусства Курра являлись семейными монополиями. Только сын художника имел наследственное право учиться живописи. Только сын музыканта мог обучаться игре на торриле. Прежде Форзон не слишком задумывался над тем, насколько подобные традиции обделяют истинно художественные натуры, и страсть, с которой большинство жителей деревни ухватились за трубу, поначалу его удивила.

А ведь это был музыкальный инструмент без прошлого, не принадлежащий никому, не связанный ни традициями, ни клятвами о сохранении тайны мастерства. На трубе мог играть любой! Надо было лишь найти учителя, а великий музыкант Тор не отказывал никому. Ничуть не удивительно, заключил Форзон, что здешние ремесленники забросили свое ремесло, а кузнецы производят только трубы.

Когда прибыл очередной караван за товарами на продажу, их оказалось так мало, что половина фургонов отправилась в обратный путь пустыми. У королевского агента и деревенских старейшин состоялась весьма бурная беседа, в ходе которой почтенные старцы не отступили ни на шаг, упрямо ссылаясь на традиционное право деревни на независимость. Инцидент не имел последствий, но Форзон глубоко задумался.

– У агента нет законного права на вмешательство, и все-таки не стоит раздражать его без особой нужды, - сказал он Тору. - Лучшие трубачи могут играть с утра до вечера, но остальным придется заниматься музыкой только после работы.

– Думаю, ты прав, - согласился Тор. - Я поговорю с учениками и улажу это дело.

– Твои лучшие ученики достигли высокой степени мастерства. Что ты намерен с ними делать?

– А что еще с ними можно сделать? Они будут играть для собственного удовольствия, вот и все.

– Музыка существует для того, чтобы ее слушали. Почему бы тебе не взять их с собой в столицу?

Тор вздрогнул и нервно заслонился рукой.

– Мы не посмеем!

– Закон не запрещает этого, - мягко сказал Форзон. - В деревне одноруких нас удерживает не закон, а невозможность жить в любом другом месте. Но с трубачами все будет иначе! Любители музыки встретят их с восторгом, а на Курре любят музыку все и каждый.

– Мы не посмеем!

– Но почему? Разве может кто-нибудь дважды потерять свою левую руку?

Ляпнув это, Форзон тут же понял, что сморозил глупость. Король Ровва, будучи в дурном расположении духа, вполне способен изменить традиции и отрубить однорукому голову. Тем не менее всей этой подлости необходимо положить конец, так что придется пойти на риск. Надо будет еще раз поговорить с Тором.

Большинство будущих музыкантов вернулись к работе, однако королевский агент не успокоился: он взял обыкновение шнырять по деревне и вскоре идентифицировал источник музыкальной заразы. Агент не сказал Форзону ни слова, но последний стал натыкаться на первого так часто, что почувствовал себя под колпаком. Поразмыслив, Форзон пришел к выводу, что его привычное времяпрепровождение выглядит крайне подозрительно.

Многие жители деревни тоже не работали, но они сидели по домам, погрузившись в депрессию, и не мешали остальным усердно трудиться. Форзон же бездельничал не от тоски, а напротив, с неистощимым энтузиазмом: он обожал наблюдать за работой мастеров, изводя их бесчисленными вопросами; более того, он подсовывал честным труженикам дурацкие идеи, от которых агент получал не доход, а сплошные убытки.

Форзон решил проблему одним махом: пошел к столяру и нанялся к нему в подмастерья. Агент немного понаблюдал за его работой и покинул деревню довольный. Вечером после первого трудового дня Форзон снова напомнил Тору:

– Музыка для того, чтобы ее слушали! И Тор уныло повторил:

– Мы не посмеем.

На третий день Форзон потерял работу.

Любуясь великолепной текстурой столешницы, которую они обрабатывали, он рассеянно подставил пальцы под удар стамески. Травма оказалась незначительной, но мастер был потрясен до глубины души: в деревне одноруких никто не желал отвечать за порчу чужой руки.

Лекарь снял повязку через несколько дней, но у столяра больше не нашлось работы для Форзона.

Огорченный, он отправился к друзьям-кузнецам, которые уже не делали труб, полностью удовлетворив всех желающих. Те встретили его с восторгом, и теперь Форзон в рабочие часы околачивался в кузне, изредка помогая мастерам, когда возникала нужда в лишней руке.

Каждый вечер он повторял Тору:

– Музыка существует для того, чтобы ее слушали! И каждый вечер тот отвечал:

– Мы не осмелимся!

В одно прекрасное утро, поставив на полку только что законченный комплект изящных серебряных кружек, Форзон вышел из шумной кузни на улицу, чтобы послушать Торовых трубачей. Это была новая композиция, и Форзон с удовлетворением отметил, что Тор открыл для себя победное звучание фанфар. Мысль о разрушении древних традиций Курра более его не беспокоила: музыка, созданная на чуждом этому миру духовом инструменте и в чужой музыкальной системе, была истинно и неоспоримо куррианской. -

Внезапно трубы смолкли на полуфразе. Удивленный Форзон дошел до центральной площади и увидел там старейшин, беседующих с королевским агентом. Неподалеку в плотном каре выстроился взвод королевских солдат. Пока он таращился на эту картинку, старейшины, кивнув, быстро разошлись в разные стороны, громко призывая жителей деревни срочно явиться на общее собрание.

– Что ему нужно? - спросил Форзон, перехватив одного из стариков.

– Поговорить с нами, - ответил тот безразлично.

– О работе? Но у нас давно все в порядке.

– Не знаю, он не сказал.

Народ подходил не спеша, и Форзон весь извелся от беспокойства и нетерпения. Наконец агент залез на повозку и зорко оглядел собравшихся.

– Три месяца назад, в полнолуние, в этой деревне появилась женщина, - зычно объявил он. - Потом она пропала. Кто-нибудь знает эту женщину? Кто может сказать, куда она пошла?

Толпа безмолвствовала.

– Мы проверили королевские реестры, - продолжил агент. - Со второго месяца после прошлой жатвы ни одна женщина не была наказана. Никто не посылал в эту деревню однорукую женщину, и все-таки она появилась здесь. Если кто-нибудь из вас хоть что-то знает, предупреждаю, лучше признаться в этом прямо сейчас.