Недвижимость - Страница 60
Полосочка светится? Светится. Следующую – фр-р-р-р! Светится.
Остатки – фр-р-р-р! Нормально. Пишу на листке – $ 39 000
(тридцать девять тысяч USD). Это для себя. Для памяти. Для надежности. На всякий случай, в общем. Кладу в кассету деньги и бумажку. Закрываю.
– Все, – говорю я, поднимаясь.
На мое место садится Панкратов.
Коноплянников стоит сзади и тянет шею.
– Да вы присядьте.
Коноплянников садится, нервно поправляет очки. Смотрит на руки
Панкратова как человек, который готовится разгадать фокус.
Панкратов прогоняет деньги через счетчик… смотрит под лампой… пропускает десятка полтора через сканер…
– Ну вот, – говорит он. – Все в порядке.
– А вот туда? – спрашивает Коноплянников.
– Куда?
– Вот в это.
– В сканер? Я же несколько прогнал.
– Давайте все. Тут, знаете, такие умельцы попадаются, что… давайте уж.
Ничего не попишешь. Его право.
Панкратов пожимает плечами. В сущности, это недолго.
Я смотрю на Ксению. Она чувствует взгляд и вдруг оживает, причем как-то нервно.
– Сергей, а раньше вы не сможете освободить?
– Что?
– Мне нужно раньше!
– Мы же договорились, – говорю я улыбаясь. – Правда, Ксения…
Ведь мы на месяц договаривались? Я очень постараюсь, чтобы это произошло раньше. Поверьте. Да это и в моих интересах. Просто со стариками сложно… но они уже пакуются. Ну, может, три недели… попробуем.
– А раньше не можете? – говорит она, теребя сумочку.
Лицо кривится – ну будто вот-вот заплачет.
– Я боюсь, что… – мямлю я. – Не знаю… Вряд ли. Видите ли… у них книг очень много. Да вы не волнуйтесь, Ксения… хотите, можно одну комнату раньше освободить?
Ксения меня не слышит, хоть и смотрит в глаза.
– Я ведь покупаю, чтобы жить, понимаете? – говорит она. -
Понимаете? – жить! Почему я должна ждать? Мне нужно начинать ремонт! Я жить хочу, а не дожидаться, пока все это!..
– Ксения, ну что вы! – вступает Марина. – Да не успеете оглянуться, как освободят. Да что вы! Да Сергей же не будет тянуть!
– Я в милицию прямо завтра их погоню, – говорю я. – Через неделю сможете прописываться. А? Это нормально. Очень быстро. Правда?
Ксения кусает губы, смотрит на Марину так же, как только что смотрела на меня, – то есть как будто та у нее что-то украла и не хочет отдавать…
– Все, – говорит Панкратов.
Коноплянников лезет в портфель и достает тетрадку.
– Давайте перепишем номера, – доброжелательно предлагает он. -
Диктуйте.
– Что?! – спрашивает Панкратов.
Совместными усилиями кое-как его отговариваем. Все? Все. Несем кассеты к своим сейфам. Как пауки мух. Кассету – блям! Замочком
– щелк! Кончено.
Выбираемся на белый свет. На белом свете лупит дождь.
Через пятнадцать минут подъезжаем к нотариальной конторе.
Технический отдел.
– Никита, готово?
Никита кивает на пачку документов. Так… договоры… четыре экземпляра Чернотцова – Будяевы… четыре же Будяевы -
Коноплянников… доверенности на регистрацию… раз, два… да, две: Коноплянников сам поедет…
– Проверял?
– А как же!
– Погоди, погоди… давай-ка еще раз.
Никита со вздохом начинает диктовать цифры из правоустанавливающих… из справок… паспортные данные… я вожу пальцем по договорам.
Все.
Хватаю кипу бумаг, выхожу в коридор… сидят, голубчики. У седьмого кабинета, как сказано. А где же Будяевы? Черт возьми!..
Распахиваю дверь.
– Сережа! – нараспев говорит Клавдия Андреевна. – Где же вы? Вас тут дожидаются!
Ага. Все на месте. Алевтина Петровна прижухнулась на стульчике.
Как штык. Будяев провалился в кресло. Манит пальцем оттуда.
– Ну молодцы, – говорю я, подходя. – Давно ждете? Сейчас подпишете договор – и все. Это недолго.
– Вот оно, – трясет Будяев козлиной своей бородой. В глазах – смех пополам с ужасом. – Мы тут сидим, уж и не знаем…
У-у-у-у-у-у-у-у-у!.. Я Але-то говорю: вот оно, самое-то логовище!..
28
Ах, департамент, департамент! Суетливая, нервная толчея первого этажа, напряженное ожидание второго… шалый взгляд тех, у кого почему-то не принимают документы ни на втором, ни на первом, а посылают вместо этого на третий – на сущую погибель, в узкий коридор мелких кабинетиков, откуда и знающий-то человек выберется не скоро, а уж новичку и вовсе хана…
У-у-у-у-у-у-у-у-у! – уж как пить дать, сказал бы Будяев.
Что за глаза, что за лица! Что за мысли ворочаются за костями этих черепов, какие страсти кипят в этих головах! Все, все завязалось мертвым узлом: жизнь, счастье, будущность, надежды, отчаяние, – завязалось, обретя угловатую форму квартирных стен… Но уже почти все позади – бессонные ночи, страхи, бесконечные разговоры, от которых сохнут мозги и выпадают волосы; наконец-то совпали интересы всех сторон, все желания; все сошлось будто по волшебству (а на самом-то деле вовсе не по волшебству, да только никто риэлтору спасибо не скажет), как сходится пасьянс, который, казалось бы, не мог! не должен! не бывает!.. – и вдруг: тыр-тыр-тыр, карточка к карточке, дама к королю, валет к даме, десятка к валету… покатилось, покатилось!.. – вот уже и договор подписан, и теперь только департамент! только регистрация!.. и когда она пройдет, то… а ну как не пройдет?! Ну как за что-нибудь зацепятся?! Они ведь найдут! Ой, найдут! Им-то что? Они вон торчат в своих окошечках… им все равно, что люди ночей не спят… что вся жизнь, вся жизнь!.. Ах, да что говорить! Хоть бы прошло, господи! Ну хоть бы прошло!..
– Санюкович, Никифоров, Пащенко, третье окно… – равнодушным хриплым голосом произносит динамик под потолком.
Трое срываются с места, спешат, топочут… у одного распахивается дипломат… бумаги веером на пол… он приседает… начинает собирать… испариной покрывается его бледное лицо… вот собрал… кинулся следом… сгрудились у окна: что? Готово? Не готово? Как? Почему? Какая ошибка? В каком договоре? Что?! К нотариусу?! Да вы что? Где двенадцать?! Ну и что?! Какие пятнадцать?! Ну и что? Да какая разница-то?..
Через минуту отходят от окна растерянные Никифоров, Санюкович,
Пащенко… вернули договоры! не зарегистрировали! И, похоже, риэлтора с ними нет рядом, некому сказать им, что нужно делать… Беда у них небольшая, плевая у них беда – я б такую беду руками развел, – а они не поймут, что к чему… естественно: во все обстоятельства этого дела стороннему человеку въехать трудно… не понимают они ни куда бежать, ни чего просить… Риэлтор бы сейчас дал отмашку: пулей к нотариусу, ничего страшного, цифру переврали, поправить эту лживую цифру, написать “вместо исправленного /двенадцать/ читать
/пятнадцать/” да шлепнуть еще раз печатью – и все дела, и еще сегодня бы поспели!.. Но некому, некому сказать это гражданам
Никифорову, Санюковичу и Пащенко, пустившимся в плавание по коварному морю департамента без лоцмана, на свой страх и риск…
“Я не понял, – бормочет Пащенко, нервно протирая запотелые очки мятым платком. – Чего они, а? Это что, все сначала, что ли? В
РЭУ, что ли, а потом к нотариусу? Или чего?” – “Хрен их разберет, – отвечает ему Санюкович. – Если к нотариусу… погоди, это что же, и БТИ брать?” – “БТИ? – ошалелым голосом вступает Никифоров. – Какое БТИ? Я не буду платить за БТИ! Я уже платил за БТИ! Вы чего! Я последние за эту проклятую справку отдал!..” – “Погоди, – солидно урезонивает его Санюкович. – Что делать, если у них порядки такие? Что делать-то? Ну давай не пойдем никуда – этого хочешь? Все похерим сейчас и разойдемся.
Так, что ли, предлагаешь? Если надо – значит, надо. РЭУ так РЭУ,
БТИ так БТИ”. Никифоров заламывает руки и, похоже, готов разрыдаться. “Я не понял, – твердит свое Пащенко, сажая очки на нос и беспомощно вертя в руках бумажки. – Я же тоже платил за БТИ…”
Невозможно видеть их тоскующие рожи… Собственно, мне не трудно. Все равно ждать. Поднимаюсь, подхожу к ним. Через минуту