Недолгое правление Пипина IV - Страница 17

— Нет, нет, — запротестовал король, — В Лувре подлинник.

Клотильда надула губы.

— Обязательно говорить о делах?

— Погоди, Кролик, мне интересно.

— Продолжайте, дядюшка, — произнес король, — это ваша история. И ваше…

— Не могу сказать, что я это одобрял, — перебил Шарль Мартель, — но никто из честных людей не пострадал.

— Ну так расскажите ему поскорей, и покончим с этим, — вставила Клотильда.

— Не стану упоминать имен, но я слыхал, что пока Мона Лиза… хм, отсутствовала, восемь Мон Лиз было куплено очень богатыми людьми.

— Где?

— Ну, где водятся очень богатые люди? В Бразилии, Аргентине, Техасе, Нью-Йорке, Голливуде…

— А почему вернули оригинал?

— Понимаете, коль скоро картину вернули, вора… э-э-э, перестали искать…

— Ага! — проговорил Тод, — А как насчет тех, кто купил подделки?

— Когда вы покупаете украденный шедевр, — ответил дядя Шарль с благочестивым видом, — вы совершаете преступление. И хотя сокровище приходится прятать, покупатели все-таки находятся. Если уже после того, как покупка состоялась, они обнаружат, что сокровище всего лишь, скажем, копия, они едва ли станут предавать это огласке. Говорят, некоторые богачи в таких случаях предпочитают сознательный обман. Я и сам не сомневаюсь, что не найдется ни одного человека, кто бы добровольно признался, что его оставили в дураках.

Тод засмеялся.

— Тогда как, если быть честным…

— Именно, — подтвердил дядя Шарль.

— Почему же тогда король против?

— Он очень чувствителен.

Тод перевел взгляд на короля.

Пипин медленно проговорил:

— Я думаю, что все люди остаются честными, пока дело не коснется корысти. — Я думаю, многие становятся уязвимы, как только у них появляется корыстный интерес. Я верю, что есть люди, которые остаются честными, несмотря на корыстный интерес. И мне кажется предосудительным выискивать у людей слабые места и играть на них.

— Не будет ли у вас сложностей на посту короля? — осведомился Тод.

— Уже есть, — мрачно ответила Клотильда. — Он не только хочет сам быть выше всего, выше всех человеческих слабостей, но и от семьи того же требует. Он хочет, чтобы все были хорошими, а людям вовсе не свойственно быть хорошими…

— Сейчас же замолчите, мисс, — остановил ее Пипин. — Я не желаю этого слышать. Да, люди по природе хорошие — до тех пор, пока им это удается. Каждому человеку хочется быть хорошим. Поэтому-то меня и возмущает, когда им мешают или отнимают такую возможность.

— Перед тем как они пришли, — мстительно сказал дядя Шарль, — ты рассуждал о власти. Ты утверждал, если не ошибаюсь, что король без власти — пшик. А если так, дорогой племянник, то что ты думаешь о тезисе, что власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно?

— Развращает не власть, — возразил король, — а страх. Видимо, страх потерять власть.

— Но не рождает ли власть в подданных импульс, который неизбежно пробуждает страх в обладателе власти? Может ли власть обойтись без неизбежного страха, который приводит к развращению? Может ли существовать власть без страха?

— О, Господи, — сказал Пипин, — если бы я знал!

— Если ты возьмешь власть в свои руки, — не отставал дядя Шарль, — не думаешь ли ты, что те же люди, которые сделали тебя королем, восстанут против тебя?

Король вскинул руки.

— И вы еще советуете мне расслабиться! Для вас все это — отвлеченные идеи. А для меня… Я их поглощаю с пищей, одеваюсь в них, вдыхаю и вижу во сне. Дядя Чарли, для меня это не интеллектуальные упражнения, а сплошная мука.

— Бедное дитя! Я не хотел тебя мучить. Погоди, сейчас я принесу еще одну бутылку. На сей раз разбавлять водой не будем.

Тод наблюдал за королем: с каждым глотком румянец на его щеках становился ярче, напряжение спадало. Перестали дрожать руки и губы. Тело расслабилось, и он предался объятиям бархатных кресел.

— Благодарю, — сказал он дяде Шарлю, — Коньяк изысканный.

— Еще бы. Он ждал своего часа со времен Гентского соглашения. Не желаешь ли еще? Заметь, я не предлагаю его этим невеждам.

Тод Джонсон взял руку Клотильды, лежащую у нее на коленях, и зажал в своих ладонях.

— Меня берут сомнения, — начал он смущенно. — Вы знаете, мы с вашей дочерью встречаемся. Она мне нравится. При обычных обстоятельствах я бы на всё… В смысле, поступил бы как хочу. Но… понимаете, сэр, вы мне тоже нравитесь, вот я и… ну, в общем, я хочу сперва спросить у вас…

Пипин улыбнулся.

— Благодарю вас. По-моему, жестоко, что король никому не должен нравиться и королю не позволено, чтобы ему кто-то нравился. Вас мучают сомнения оттого, что Клотильда — дочь короля, так я понимаю?

— Да, так. Сами знаете, какая в Англии поднялась заваруха из-за такой же истории. Я не хочу ей причинять неприятности… но и себе не хочу.

— Ты что же, Тодди, — разгневанно вмешалась Клотильда, — собираешься припустить тягу?

— Я не совсем понял, — заметил Пипин. — О какой тяге речь?

Тод засмеялся.

— Она проходит курс по Берлицу, изучает американский сленг. Видно, ее преподаватели сами что-то напутали. Она хочет сказать — не собираюсь ли я сматывать удочки?

— Распроститься, — добавил в виде пояснения дядя Шарль.

— Ну и как? Собираетесь? — дружелюбно спросил король.

— Сам еще не знаю. Вот я и хочу вас кое о чем спросить. Я тут немножко почитал. Французские короли всегда ведь соблюдали Салический закон, верно? А по Салическому закону женщины не наследуют трон. Верно? В таком случае для государства не очень-то важно, за кого выйдет особа королевской крови. Так или нет?

Пипин одобрительно кивнул.

— Прочли вы правильно. Все верно. Но в одном пункте вы ошибаетесь. Хотя к Салическому закону это не имеет отношения. Женщин из знатных домов всегда использовали в качестве своего рода магнита для других знатных домов, вместе с их землями, имуществом и титулами.

— Вроде катализатора для слияния корпораций, — вставил Тод.

— Салический закон вовсе не закон, — вмешался дядя Шарль. — Это просто обычай, принесенный германцами. Забудьте о нем.

— Дядюшка, если верить вашему толкованию, наши предки тоже были германцы — Эристаль, Арнульф. — Пипин обернулся к Тоду, — Мой юный друг, я не знаю, каково будет решение о престолонаследии. Клотильда — мой единственный ребенок. Я не собираюсь разводиться с женой ради наследника, а жена моя уже… Ну, вы понимаете. Вполне вероятно, что под нажимом общественности Клотильде придется стать нерестилищем королей. Обычай, в особенности бессмысленный обычай, как правило, сильнее закона. Не согласитесь ли вы повременить с… тягой, пока мы не решили этот вопрос? Кстати, о какой тяге речь — печной или механической?

— Будь я проклят, если я знаю, — ответил Тод, — Единственные люди, которых интересует значение сленговых слов, как раз те, которые сами их не употребляют. Вы хотите сказать, сэр, чтобы я тут еще немного поошивался?

— Совершенно верно. Видите ли, вторая функция привлекательных родовитых дам состояла в том, чтобы приносить деньги в семью.

— Если это вы про Петалуму, сэр, то забудьте. Насколько я знаю моего отца, он свяжет деньги и отдаст попечительскому совету.

— Неважно, — вмешался дядя Шарль, — его репутация все равно делает из вас довольно завидного искателя руки принцессы. Больше всего на свете французы не любят оставаться в дураках. А брак с богатым человеком — независимо от изъянов этого брака — во Франции никогда не считался глупым.

— Ясно. Вы мне придумываете оправдания. Спасибо. Получается, будто я вроде как уже член семьи, по крайней мере на срок. Поэтому я и решил сначала поспрашивать. Вы, конечно, король и старше меня, но вы еще не напрактиковались. Королевская власть штука отличная, но если вы будете делать неправильные ходы, все может взорваться к черту.

— Это уже случалось в прошлом, — согласился Пипин, — и даже не так давно.

— Вот об этом-то мне и хотелось поговорить с вами. Раз уж я в вашей семье хожу, так сказать, в подмастерьях.