Нечто по Хичкоку (сборник) - Страница 56
— Долго мы будем тянуть с этой чепухой, Мосс? Не лучше ли поскорее закончить?
— Да, мы знаем, что вы убили. А вы знаете, что мы это знаем. Почему бы не признаться?
— Да-да, приятель, почему не сделать чистосердечное признание? Всего и делов-то!..
Страх снова заявил о себе мелкой дрожью.
— Это не я… это не я… это не я… какой-то мужчина… когда я вбежал, он вылезал в окно…
Сиприан бессмысленно бормотал, а в его помутненном сознании возник образ Чарльза. Высокий, мужественный, уверенный, Чарльз стоял на пороге и смотрел на них. В углу его рта, между толстыми губами — сигарета. С холодной улыбкой на лице он смотрел с порога на них. Смотрит на все эти лисьи морды…
Глаза у Сиприана закрылись, его голова качнулась. Больше он ничего не видел, не слышал никаких звуков. Единственно, что еще было, — ощущение твердости стола под щекой и запах мыла и карандаша.
Грубая рука взяла его за плечо, встряхнула. Голова снова качнулась, как у куклы.
— Оставь его Шраф, сходите за врачом. Позовите доктора Инна. В конце концов, мы не с бродягой имеем дело.
Голова Сиприана снова приникла к столу. Голоса перекликались над ним, но к нему они не обращались. Его никто не трогал. Около него стояли и переговаривались.
Сиприан открывает глаза. Он заставляет свои мышцы лица поднять тяжелые веки. Вот эти умные серые глаза, они продолжают смотреть на него. Они все понимают. Тяжелые веки опускаются, Сиприан не может удержать их.
Дверь открывается. Поспешные шаги входящих. Чьи-то деловые, умелые руки трогают Сиприана. Руки врача. Они ощупывают виски, запястье. Палец приподнимает закрытое веко.
Голоса переговариваются тихо. Кто-то осторожно снимает с Сиприана пиджак. Ему закатывают рукава рубашки.
Долгая бесконечная пауза. Потом пальцы крепко берут его руку, жалящий укол иглы…
Когда Сиприан проснулся и открыл глаза, все вокруг было серым. Серое одеяло, серые стены, серые прутья решетки на двери. Серый свет сочился сквозь зарешеченное оконце.
Он долго лежал, ни о чем не думая. Продолжалось действие укола. Постепенно стала возвращаться память. И стал возвращаться страх.
Сиприан сел на койке. Упер локти в колени, а лицо в ладони — поза отчаяния.
Он услышал шаги и непроизвольно поднял голову. К его камере шел полицейский. Он вошел, поставил чемодан на пол, повернулся к двери, запер ее.
С бесстрастным удивлением, просочившимся сквозь серую пелену страха, Сиприан отметил, что на чемодане его инициалы «С», «М», что это чемодан, который ему привез Чарльз из Лондона.
— Это мой… как вы…
— Это из вашей квартиры. Там белье, одежда, бритвенные принадлежности, все необходимое.
Полицейский подошел поближе и сказал:
— Это распорядился господин Фриар. Он пришлет все, что вам понадобится.
Слабенький огонек, чуть-чуть рассеявший эту серую, безнадежную мглу, загорелся где-то там, далеко.
«Так это Джон Фриар», — подумал Сиприан.
Полицейский спросил:
— Вам надо что-нибудь? Вы хотите позавтракать? Или только кофе?
Сиприан молча смотрел на полицейского.
Он напряженно пытался осмыслить что-то другое. Вопрос полицейского он осознал с замедлением.
— Кофе? Да, только кофе.
Полицейский кивнул в знак согласия и подошел к двери. Открыв ее, он повернулся и спросил.
— Хотите посмотреть газеты?
Этот вопрос Сиприан воспринял немедленно, как удар в лицо. Он отшатнулся.
— Нет, нет, нет!
Полицейский вышел, запер камеру, ушел. Все это время глаза Сиприана были закрыты. Он снова сидел в позе отчаяния, уронив лицо в ладони. Газеты. Ему ли не знать, что сейчас будет в газетах. Он представил себе заголовки сенсационных сообщений:
«Известного драматурга обвиняют в убийстве художницы»…
«Сиприан Мосс зверски расправился с художницей, своей сотрудницей»…
«Парк авеню, жестокое убийство, украшение театрального мира, талантливая художница, жестоко избита до смерти. Сиприан Мосс, знаменитость Бродвея, арестован»…
Сиприан со стоном бросился на койку, сдавил ладонями лицо, нажимая пальцами на закрытые глаза, желая вытеснить вновь и вновь создаваемые мозгом строчки газетных заголовков. Он давил пальцами на веки, пока под ними не поплыл красный туман, поглотивший эту ужасную панораму газетных строк. Это было ненадолго — неиссякаемый поток слов возник вновь и неумолимо продолжался. Сиприан ворочался с боку на бок, стон непроизвольно вырывался из его груди. Наконец, он снова поднялся с постели и стал метаться по камере, ужас захлестывал его. Снова послышались шаги полицейского в коридоре. Шум, идущий извне, помог Сиприану немного овладеть собой, он сел на край постели, и полицейский поставил перед ним поднос. Сиприан протянул руку к кофейнику, но все его тело била дрожь. Полицейский сам налил ему кофе в чашку. Сиприан выпил, и это вернуло ему силы. Он посмотрел на полицейского и спросил:
— Могу я… разрешат мне отправить телеграмму?
— Наверно. Надо разрешение начальника тюрьмы.
Он порылся в кармане, достал блокнотик и огрызок карандаша.
— Вы напишете?
Сиприан взял блокнотик и начал писать.
«Чарльзу Ластро. Отель Кастилья Венесуэла. У меня большие неприятности. Ты совершенно необходим. Умоляю, приезжай. Отвечай через Джона Фриара. Сиприан.»
Он вернул блокнот и карандаш полицейскому и наблюдал, как тот читает написанное. Спросил:
— Ну что?
— Думаю, это разрешат.
Полицейский положил блокнот в карман и пошел к двери, сказав Сиприану:
— Не беспокойтесь, я сам займусь.
Сиприан с тоской прислушивался, как удаляются по коридору спокойные шаги полицейского. Снова он остался наедине со своим несчастьем. Все же было хоть что-то предпринято, слабенькая надежда затеплилась в самой глубине сознания. Все же дрожь, колотившая Сиприана, унялась, и он налил себе кофе. Он старался отвлечься от мыслей, переключил внимание на этот простой физический процесс: пальцы берут кофейник, глаза отмечают расположение чашки, носик кофейника наклонен, коричневая струйка льется в чашку, наполняя ее немного не до краев, кофейник поставить снова на поднос, поднести чашку к губам… Только не думать! Только не думать!..
Выпив кофе, Сиприан взял чемодан, поставил его на постель и открыл. Новый ресурс каких-то простых отвлекающих занятий. Сиприан достал из чемодана мыло, бритвенные принадлежности, одежду: костюм из синей фланели, белую шелковую рубашку, коричневый галстук.
Побрившись и умыв лицо, он себя почувствовал чуточку легче. Когда он, приведя в порядок свое лицо, переоделся в чистое, ему легче было поверить в то, что он известный драматург, Сиприан Мосс. Спасибо Джону Фриару.
Надо что-то делать, чем-то отвлекаться от назойливых мыслей. Такое добротное занятие, как умывание, бритье и надевание свежей одежды, к сожалению, завершено. Сиприан закурил сигарету из пачки, которая была в чемодане, и снова начал ходить по камере. Пять шагов на шесть шагов…
Снова шум в коридоре, идут к нему. Полицейский отпирает камеру и впускает двоих. Это Джон Фриар и с ним незнакомый Сиприану мужчина. Полицейский вышел из камеры, закрыл дверь и стал к ней спиной.
Джон Фриар взял двумя руками руку Сиприана. Он был бледен и озабочен. Меньше всего он был сейчас похож на преуспевающего продюсера. Человек, пришедший вместе с Фриаром, был гораздо крупнее его, это был просто великан, немного неуклюжий и сутулящийся. На его голове копна седых волос.
Джон Фриар произнес:
— Сиприан!
Голос его был громкий, но выдавал волнение и какую-то неуверенность. Фриар обратился к своему спутнику:
— Джулиус, разрешите представить вам Сиприана Мосса… Сиприан, познакомьтесь с Джулиусом Магнуссеном.
Еще пара рук сграбастала руку Сиприана. Из-под лохматых седых бровей на него смотрели черные, как агат, глаза.
Джон Фриар продолжал:
— Джулиус возьмется за ваше дело. Вы понимаете, Сиприан, значение этого?