Нечистая сила и народные праздники - Страница 36

Выше объяснено, что Восток, как страна воскресающего солнца, был признан за блаженное царство весны и что именно там арийское племя полагало вечно цветущий, пресветлый рай – обиталище всещедрых богов и блаженных предков. По литовскому преданию, в этом солнечном царстве, на Востоке, пребывают души, пока не будут посланы на землю в тела новорожденных младенцев, и потом, по окончании земной жизни, снова возвращаются в свое первобытное отечество. По свидетельству малорусской сказки, душа добродетельного, пришедшая в «бессмертную страну», примется в окно терема Солнцевой сестры, т. е. в то светлое окно небесного чертога, которое ранним утром отворяется на востоке богиней Зорею; этим же путем нисходит душа усопшей матери на свадьбу своей милой дочери. В Галиции сохраняется предание, что далеко на восходе солнца, за черными морями (т. е. дожденосными тучами), обитает счастливый народ рахманы; они ведут святую жизнь, содержат постоянный строгий пост[194] и только однажды в году разрешают мясо – на Велик день рахманский, который приходится тогда, когда скорлупа освященного красного яйца доплывает к ним от нас через широкое море. В южной Руси народ этот называют навы, а празднуемый ими Велик день – навьский или русальный. На Святой неделе малорусы бросают в воду скорлупу от крашеных яиц, чтобы она донесла покойникам радостную весть о наступившем празднике Воскресения Христова. В Польше обращаются к солнцу с такою песнею:

Слово «рахманый» (рахманный) доселе употребительно в народных говорах в следующих значениях: а) веселый, щедрый, хлебосольный, угостительный; b) тихий, кроткий, воздержный; с) вялый, слабоумный, скучный – точно так же, как слово «блаженный» (кроме общеизвестного своего смысла) употребляется еще в значении «полоумный, расслабленный, дряхлый, блажной»; блажь – дурь, юродство. Таким образом, с этими эпитетами сочетались различные понятия, с одной стороны, указывающие на призванных к вечному довольству и покою, а с другой – на людей, отмеченных рукою Смерти: болезненных, расслабленных, тоскливых, безумных, словом – подобных тем, которыми овладевают эльфы. В Костромской губ. о человеке, убитом горем, исхудавшем, дурно одетом и нечесаном отзываются: «Он ходит как рахманый!» Собственно, рахмане суть «брахманы» (брамины), о счастливой, безмятежной жизни которых на Макарийских островах, под самым востоком солнца, известно суеверное сказание, занесенное в рукописные сборники средневековой литературы; но сказание это, перейдя через посредство означенных памятников к славянам, связалось с их национальными верованиями в навов, и вместе с тем слово «рахманый» получило в устах наших поселян те самые значения, на какие наводили их старинные представления о душах усопших.

Когда человек умирает, душе его предстоит далекое и многотрудное странствование; чтобы достигнуть светлого неба (Gimli) и водвориться там в блаженных селениях, она должна перенестись через широкие, необозримые пространства воздушной области, которая отделяет мир людей от царства богов и предков (pitris). По скандинавским преданиям, Один и подвластные ему валькирии являлись на своих быстрых конях на поле битвы, забирали души падших героев, увозили их в Валгаллу и зачисляли в сонм небесных ратников, подобно тому как, по мнению индусов, души сраженных воинов шли в небо Индры. Общеизвестные на севере выражения: «Zu Odhinn fahren», «Bei Odhinn zu gast sein», «Odhinn heimsuchen» – означают «умереть»; в христианскую эпоху выражения эти частию обратились в проклятия: «Far pû til Odhins!», «Odhinn eige pik!» – частию стали заменяться другими: «Zu Gott gehen», «Zu Gott heimkehren». Вместо глагола «умереть» чехи употребляют выражение: «Zа daleku cestu se strojiti», а на Руси говорят: «Отойти к Богу (к отцам или предкам)» – и даже просто «отойти», что указывает на тот дальний путь, в который пускается усопший; канон, читаемый над умирающим, называют отходной. Если больному придут на мысль лошади, если к дому его будет протоптана новая дорожка – то и другое принимается нашими простолюдинами за предвестие его скорой кончины; если первою встречею на пути будет белый конь, чехи видят в этом предзнаменование смерти: примета, намекающая на белого коня, на котором ездит Один. Согласно с представлением воздушной области всесветным морем или рекою, обтекающею со всех сторон землю, души усопших должны были переправляться на тот свет через обширные и глубокие воды[195]; такая переправа совершалась на корабле или ладье как древнейшей метафоре ходячего по воздушному океану облака. Для уплаты за этот перевоз греки, германцы и славяне давали покойнику несколько мелких монет. Как громоносный Индра обладал кораблем и плавал по воздушному океану вместе с марутами; так об Одине сохранилось предание, что он отвозил души усопших в Валгаллу на золотом корабле. По свидетельству Льва-диакона, руссы, погребая убитых воинов, задушали в волнах реки петухов и младенцев как жертвы, обреченные сопутствовать умершим в их загробном странствовании. До сих пор стружки, оставшиеся от поделки гроба, принято на Руси пускать в проточную воду; туда же пускают и скорлупу красных яиц, чтобы известить навов о празднике Пасхи, а по другому поверью: скорлупа яйца, брошенная в поток, служит кораблем, на котором русалки уплывают в свое подводное (= заоблачное, небесное) царство. Сербы раздавливают яичные скорлупы, «да се не би вjештице (ведьмы-эльфы, души-мотыльки) у њ има могле возити преко вода»[196]. В Германии рассказывают, что эльфы, мары и ведьмы плавают в челноке или яичной скорлупе в блаженную страну душ (Engelland; Elbenreich). Народная загадка, означающая яйцо, выражается о нем так: «Es kommt ein schiff aus Engelland, hat kein bügel und kein band, und doch zweierlei bier» (= белок и желток). Гладкое, искусно созданное яйцо, без швов и связей, так что в нем не видно ни начала, ни конца, рассматривалось как хитрая работа кузнецов-эльфов. На Страшном суде души, прежде чем вселятся в райские обители, должны будут перейти через огненную реку (= объятые грозовым пламенем тучи) и очиститься от своих прошлых грехов в ее бурных, клокочущих волнах.

Млечный Путь и мост-радуга в поэтических сказаниях индоевропейских народов представлялись священными дорогами, по которым боги сходили с высокого неба на землю; теми же дорогами следовали и души усопших, устремляясь в пренеба на землю; теми же дорогами следовали и души усопших, устремляясь в пресветлый рай. В ведаических песнях нередко упоминается о дороге, шествуя которою – боги нисходят к воспринятию приносимых им жертв; в Ригведе возглашатель гимна обращается к божественным марутам с мольбою не допустить его странствовать по пути Ямы, т. е. не обрекать его смерти, а если уже такая судьба неизбежна, то защитить от владычицы ада – Nirrti. «Иди, – возглашалось усопшему, – по тому пути, каким прежде шествовали наши предки; ты должен узреть высоких властителей Яму и Варуну». Путь Ямы разделялся надвое: одна дорога вела вниз – в адские вертепы (= в мрачные пещеры туч), а другая вверх – в светлое небо. Две четырехглазые собаки оберегают дорогу, ведущую к жилищу Ямы, где души праведных успокаиваются от своего блуждания; сходно с этим греческий аид охранялся трехглавым Цербером. По указанию других гимнов, собака, как воплощение вихря или грозового облака, сопровождает души в царство блаженных предков; отсюда объясняется и следующий суеверный обряд, к которому доныне прибегают на Руси: когда умирающий страдает от долгой агонии, крестьяне наши, с целию ускорить исход души из тела, разбирают над его головою потолок и крышу и сквозь сделанное отверстие протаскивают из хаты на двор черную собаку. Сверх того, индусы верили, что душа, шествующая в царство отцов, перевозится через бурный поток (Vâitaranî) и мост смерти облачною коровою. Такое верование определило самую обстановку похоронного обряда: корова влекла труп усопшего к костру; позади печальной колесницы до места погребения вели черную корову, которая потом была убиваема; мясо ее возлагалось на костре вместе с покойником, покрывалось снятою кожею, и все это предавалось огню. Думали, что убитая и сожженная корова явится на том свете, что усопший схватится за ее хвост и что животное это перенесет его через глубокий поток. То же значение придавалось первоначально и сожжению с трупом мертвеца коней, собак и кошек – обычай, соблюдаемый некогда и славянами. Путь Ямы, эта «божья дорога и тропа блаженных», есть Путь Млечный, который у разных народов получил название «дороги» – по тому впечатлению, какое производит на глаз зрителя его длинная, тянущаяся по всему небесному своду полоса. У германцев известны для Млечного Пути следующие названия: a) Iringes wëс или straza (Iringsweg, Iringstrasze, Euringsstrasze, Ermingstraet). Irinc, Irmin (древнейшая форма должна быть Irimo или Arimo) признавался божественным героем, родоначальником немецкого племени. В Ведах Млечный Путь называется дорогою Ариамы (Aryamnaћ mahah patha), кроткого властителя в стране усопших предков, с именем которого в несомненном родстве стоит национальное прозвание ариев. Как в санскрите аryа, в зенде airya означает «лучший, почетный, господин», так в ирл. еr – герой, великий, благородный, в армян. aui – храбрый[197]. b) Helweg – путь, ведущий в загробное царство Геллы, и с) н. – нем. kaupat, kuhpfad = cанскp. gôpatha – коровий путь, т. е. дорога, по которой умершие следуют за небесной коровою. Этим последним названием поясняется и словенское màvra, màvriza (пестрая, с черными пятнами корова) – слово, употребляемое для обозначения Млечного Пути и радуги; у чехов есть поговорка: «Čеrnа krava mu na nohu šlápla». Я. Гримм приводит указания, свидетельствующие, что в Млечном Пути видели дорогу Одина: «Wiotanes wec, Wiotanes straza»; созвездие Большой Медведицы, в которой издревле усматривали колесницу, называлось Irmineswagen и Woonswaghen (Woenswaghen = wagen des Wodan), а в Голландии оно слывет Helwaghen (wagen des totenreichs): ясное доказательство, что на это созвездие было перенесено старинное предание о небесной колеснице, на которой души усопших перевозились в царство Одина. Литовцы называют Млечный Путь paukszcziû kieles, т. е. птичья дорога (то же означает и финское linnunrata); потому что души, возносящиеся по этой дороге, на небо, представлялись легкокрылыми птицами. Еще до сих пор литовцы, когда умрет кто-нибудь в семействе, уверяют, что они видели покойника – как он пронесся на борзом коне по птичьей дороге (Млечному Пути), с тремя звездами в руке, и вступил в селение вечного блаженства[198]. В наших областных говорах Млечному Пути даются названия: а) в Нижегородской губ. – «мышины тропки» (мышиная тропа), что указывает на древнейшее представление душ мышами; b) в Тульской губ. «становище» – место для отдыха дорожных людей, странников; с) в Пермской губ. «путь в Иерусалим», и во многих других местностях поселяне убеждены, что белеющая полоса Млечного Пути указывает дорогу в этот святой город, т. е., собственно, это путь, ведущий в божий град, в небесный Иерусалим или рай. В Германии есть предание, что Вуотан ездит ночью в Иерусалим и забирает с собой в колесницу своих храбрых ратников. d) В Тамбовской и Тульской губ. Млечный Путь известен под именем Батыевой дороги; рассказывают, что дорога эта идет от железных гор, в которых заключены татары, т. е. она примыкает к тем адским вертепам облачных гор, где мучатся «дивии народы» = великаны разрушительных бурь и гроз. Мифические сказания об этих последних в Средние века были перенесены на суровых, диких кочевников, беспощадно опустошавших Русскую землю и названных потому «бичом божиим». В Ярославской же губ. между раскольниками сохраняется предание о священном городе, скрытом под глубокими водами и населенном благочестивыми старцами; в этот город, напоминающий заоблачное царство «отцов», ведет Батыева дорога.