Нечисть, нежить, нелюдь - Страница 72
Седовласый чаровник что-то торопливо чертил на черной земле, второй — ногой расчищал место с другой стороны Фонтана. Удар с помощью артефактов…
— Нам нужно время. Минута, не больше, — сказал седовласый, торопливо рисуя в грязи знаки. Он не поворачивал головы, но говорил. Обращался ко мне. — Дайте нам эту минуту.
Вряд ли их волновали вирийский чернокнижник и оборванная девчонка. Их не волновал даже Михей и раненый лучник. Их не волновала затаившаяся в кустах притвора, готовая в любой момент ступить на дороги другого мира, но почему-то до сих пор не сделавшая этого. Что же Вит ей сказал? Что пообещал?
Им нужна минута. Всего минута.
Дамир сделал шаг к чернокнижнику, руки его дрожали от желания прикоснуться.
Михей ругался. Михей да я… Что мы можем?
— Дамир, — позвала я, едва соображая, что делаю и чего делать не должна. — Здесь есть блюдо повкуснее порченой крови.
В словах слышалась бравада. Отчаянная, жалкая, но все же. Я спрятала руки за спину, чтобы он не видел, как они дрожат. Насколько было бы проще, если бы Вит все же убил меня там, у трактира. Для всех проще. Особенно для меня. Иногда смерть — это благо.
Я снова вспомнила Оську-гончара. Нашла о ком думать на смертном одре. Но мысли, что я так тщательно прятала даже от самой себя, словно выпущенные из чулана мыши, разбежались в разные стороны.
Дамир посмотрел на меня, и тяжесть его взгляда едва не заставила пожалеть о сказанном. Тут и в самом деле было блюдо повкуснее чернокнижника. Например, зеркальный маг.
Я попятилась, уперлась спиной в полуразрушенную чашу Фонтана и замерла.
Источник пел. В знакомую мелодию вплетались новые ноты — боль, гнев, потрясение. Музыка то взлетала высокими аккордами, то гремела оглушительно низкими раскатами. Наши сердца еще бились.
Учитель Риона выпрямился. До чернокнижника всего два шага, до меня четыре. Кого он выпьет первым?
Вит выругался. Но я смотрела только на бывшего действительного, а тот смотрел на меня. Хорошо. Не дай ему отвернуться, Айка, не дай подумать о ком-то другом.
Когда Оське перебило спину телегой, он долго кричал. Не час и даже не два. Он кричал несколько дней от боли в ногах, которых больше не чувствовал. Никто не знал, что делать. Денег на целителя не было. Конечно, если бы скинулись всем селом да послали гонца в Вышград… Но скидываться никто не хотел. Медные черени, так любовно выменянные на ярмарке, лежали в глиняных крынках под полом. Все смотрели друг на друга и молчали.
А Оська орал от боли. Его жена и брат отдали бы все. Если бы это «все» у них было.
Иногда у нас нет того, что мы хотим отдать.
Дамир обошел Вита. Значит, первой стану я, а не чернокнижник. Глаза вдруг защипало. Вот только плакать не смей, Айка. Не сейчас. Не перед ним.
Учитель Риона встал напротив, разглядывая меня с интересом и… голодом, словно диковинное блюдо типа пахлавы, что привозили ярмарочные купцы из-за Тесеша. Мы бегали в лавку смотреть, нас прогоняли, но мальчишки возвращались снова и снова.
— Тшш, — ласково проговорил Дамир, и я поняла, что все же плачу. — Я ничего не сделаю тебе, глупая.
Голос был тих, мягок, и ему так легко было поверить.
Дамир положил руки на раскрошившийся бортик Фонтана совсем рядом с моими. Сжал и разжал ладонь. Сжал и разжал. А потом поднял руку и осторожно отвел со щеки прядь моих волос. Очень осторожно, чтобы, не дай Эол, не коснуться кожи.
Иногда предвкушение намного слаще, чем само блюдо.
— Что будет, если встретятся два зеркальных? — спросила я у Дамира.
— Не знаю, — с улыбкой ответил он.
— Кто кого убьет? Кто перетянет силу?
Он продолжал улыбаться, но рука у лица дрогнула. Я видела, что он сдерживается из последних сил, что еще миг — и…
— Есть только один способ узнать, — торопливо прошептал бывший действительный, склоняясь все ниже и ниже к моему лицу. Мужская ладонь разжалась, локон упал на щеку.
И я поняла, что он хочет меня поцеловать. Снова. Последним смертельным поцелуем. Эта идея понравилась ему настолько, что мужчина не мог сдержаться, не мог остановиться. Какой-то своей частью я понимала его, понимала нетерпение и голод.
— Нет, — закричал Вит. — Нет, Айка, не надо!
Но я знала: надо, если я хочу спасти хоть кого-то…
Губы Дамира были черными, вымазанными в грязи. Мои — разбиты в кровь магическими щитами. От него смердело потом и грязью, от меня наверняка пахло не лучше. Сосуды в его глазах полопались, ноздри раздулись…
И все-таки я не выдержала, не смогла пересилить себя и позволить ему прикоснуться. Не таким должен быть мой последний поцелуй.
Я сама подалась вперед, чуть отвернула голову, и его губы скользнули по щеке, пачкая кожу грязью. Щека к щеке. Плоть к плоти, магия к магии, голод к голоду.
Кто победит? Маг, только что осушивший нескольких демонов? Или девчонка, всего лишь отведавшая умирающего мага?
Исход предрешен. Это — как перетягивание каната, если с одной стороны поставить самого сильного парня деревни, а с другой стороны привязать козу.
Пальцы соскользнули с крошащегося камня прямо в плещущую и играющую тысячей сердец силу. Прикосновение Дамира было похоже на хруст ломкого листа, что осенью упал с ветки дерева, если движение вообще можно сравнивать со звуком. Во рту стало сухо, словно кто-то разом выпил из меня все силы. Руки ослабели, хвост задрожал, в груди поселилась ноющая боль…
Лишь пальцы продолжали касаться Фонтана.
Говорят, что Источник откликается магу лишь раз в жизни, до краев наполняя резерв. Всего один раз. И сколько бы потом ни взывал чаровник, природа остается глуха к его мольбам. Еще недавно Дамир упал в эту чашу и вышел из нее точно таким же голодным, как и раньше.
Вот только я никогда ничего не просила. Мне не дали этого сделать.
Я не знала, как чаровники взывают к Источнику, какие при этом произносят слова, какие поют песни и танцуют танцы. Но это не имело значения. Я просто попросила:
«Помоги мне. Дай силы!»
И все. Четыре простых слова, которые я даже не произнесла вслух. Четыре слова, изменившие все вокруг.
«После ритуала ты уже не будешь магом. Мир тебя не услышит, — сказал мне когда-то учитель Риона. — Не услышит и не откликнется».
Действительный соврал. Мир услышал. Он отдалился, словно я была уже не я, а арбалетный болт, выпущенный в небо. Я снова увидела весь мир целиком, всех людей, их жизни, услышала биение сердец, ощутила дыхание на своей коже. Взлетела надо всем этим, легкая и невесомая.
Источник откликнулся. Сухость сменилась живительной влагой. Жажда — удовольствием. Голод — удовлетворением.
Говорят, Источник всегда наполняет резерв до конца, а если возьмешь больше, сила разрывает сосуд. А что делать, если резерва нет? Если в тебе живет лишь вечная голодная пустота?
У моего резерва не имелось дна, не имелось стен и ограничений. А источник был бездонным. Мы оба были бездонными. Сила все не кончалась и не кончалась, продолжала прибывать, заставляя мышцы дрожать, шерсть пушиться, а меня урчать от удовольствия.
Сила была двоякой. Одна — напоминала ягодный морс, поданный жарким летом, когда залпом осушаешь кружку и зубы сводит от его холодной сладости. Вторая — горьковатая, как ложка травяной настойки на рыбьем жире, что оседает на языке тошнотворным привкусом. Второй было мало, ничтожно мало по сравнению с той, что давал источник. Ее сосуд тоже был мал.
Горькая сила Дамира кончилась так быстро, что я едва успела это осознать. Всего один глоток. А потом она сменилась чем-то иным, трепыхающимся, как бабочка, пойманная в ладонь…
Где-то на краю сознания я услышала хрип.
Не магия. Жизнь. В меня вливалась сила его жизни. Сила, что заставляла биться сердце. Ведь это, если подумать, тоже магия.
Его было так легко выпить до конца. Просто не останавливаться. Он бы меня не пожалел. Таких врагов нельзя оставлять в живых. Человека, что походя разбрасывается чужими жизнями, надо остановить навсегда.