Нечисть, нежить, нелюдь - Страница 7

Подняла тяжелую голову, встретилась взглядом с нечеловеческими, светящимися янтарем глазами. Звериные вертикальные зрачки сузились.

На расстоянии шага стояла злыдня и, кажется, была удивлена не меньше меня. Тощий хвост раздраженно стеганул по земле. Никогда не видела нечисть так близко. И вполне обошлась бы без этого.

Черная шкура отливала серебром. Я могла поднять руку и…

Зверь едва слышно зарычал.

…могла дотронуться до черной треугольной морды. Поднять руку и тут же лишиться пальцев? По-моему, не лучшая мысль перед смертью.

Злыдня продолжала смотреть на меня с аппетитом, но с места не сдвинулась. Были бы силы, я драпанула бы так, что только пятки сверкали бы. Останавливала мысль, что нечисть быстрее, а к веселой игре в догонялки наверняка присоединятся все остальные.

Зверь шумно фыркнул, лицо обдало горячим дыханием. Пахло из пасти злыдни скверно, совсем как у сына кузнеца, пытавшегося пригласить меня на сеновал.

Тварь наклонилась и с интересом обнюхала мои волосы. Квадратные ушки постоянно шевелились, поворачивались в разные стороны. Она напоминала кошку, очень большую и тощую, состоящую из одних костей.

Я зажмурилась, готовясь лишиться половины головы и заорать, если останется чем, а главное, все-таки вскочить и побежать. Плевать, что это заранее обречено на провал. Я просто больше не могла оставаться на месте.

Тварь мотнула башкой и вдруг боднула меня лбом в щеку. Я распахнула глаза, зверь махнул хвостом и боднул еще раз, едва не опрокинув на землю.

Знаете, что мне напомнило это нарочитое «бодание»? Так парни у нас в Солодках в шутку пихали друг друга кулаками или хлопали по спине, мол, чего ты, не тревожь попусту душу, лапоть сплетется и из сырой бересты…

Ну и кто из нас сошел с ума? Я или злыдня?

Настал мой черед мотать головой. Тварь одобрительно рыкнула. Мы обе стояли на четырех конечностях и по очереди трясли головами. Наверное, был в этом какой-то тайный смысл, но пока я не поняла.

Одно хорошо, встреча с нечистью отвлекла от страшных видений, и я снова смогла думать, хоть и не поручусь за разумность этих мыслей.

Если злыдня не собиралась меня есть прямо сейчас… Я покосилась на тварь, та с готовностью раззявила полную острых зубов пасть. Допустим, она не собиралась меня есть, тогда еще не все потеряно. Осколок надо вернуть, и у нас появится шанс уйти. У меня появится шанс.

Я качнулась и рывком села. Тьма внутри всколыхнулась, перед глазами промелькнули тошнотворные картинки. Смерть, такая разная и такая одинаковая. Она снова заслонила все…

Тварь угрожающе зашипела. Шерсть на загривке встала дыбом. Злыдня снова приблизилась и вдруг лизнула меня в щеку шершавым кошачьим языком. Один раз, второй, почти царапая кожу, почти причиняя боль… Такую приятную боль. Она лизала мне щеку, и с каждым движением ее языка смерть отступала. Тьма уменьшалась, словно я была сосудом, а зверь лакал из меня тьму, как молоко из блюдца. Глоток за глотком, как лакомство.

Минута, и я снова смогла дышать. Всего минута, и картины смертей померкли. Я посмотрела в горящие глаза напротив. Черная морда так и лучилась самодовольством, словно только что отведала отборных сливок, а меня так и тянуло потрепать ее за ушами, словно самую обычную домашнюю кису. Слава Эолу, не успела.

Что там поют менестрели об истинных парах, способных делиться силой? Кажется, я только что нашла свою.

Злыдня выгнулась и издала пронзительный вой. Ей со всех сторон многоголосо ответили. Мелькнула массивная тень базыги, заскрежетала каркуша, снова залился веселым смехом Игоша, сама тьма шевельнулась, отвечая на призывный крик нечисти. Кто-то прошел за спиной, я почувствовала его мимолетное движение как порыв холодного воздуха. Прошел и… ничего не сделал — сломав ветки кустов, скрылся в окружающей Источник тьме. Корявая ерка, так похожая на высохший и искривленный временем древесный ствол, игриво коснулась плеча руками-ветками. Я не смогла сдержать дрожь. Ерка — это то, во что после смерти превращаются невинные девушки, наложившие на себя руки, те, кому отказано в погребении по законам Эола. Скитающиеся высохшие души. Нежить. И эта нежить, откликнувшаяся на призыв злыдни, совсем не собиралась перекусывать случайно забредшим к столу человеком. А человеком ли?

Злыдня оборвала вой и еще раз лизнула меня в щеку. Отливающий в свете луны серебром бок коснулся плеча. Ее шкура была горячей и жесткой, словно вымоченное в соде покрывало, которое забыли прополоскать. Я чуть повернула руку и тыльной стороной кисти провела по боку твари. Та вроде бы совсем не возражала. Она вела себя так, словно не было ничего необычного в том, что человек среди ночи сидит на нечистом капище и позволяет вылизывать себе лицо. Она вела себя так, словно знала меня, словно…

Я вздрогнула. Злыдня отстранилась и заглянула в лицо казавшимися невозможно яркими глазами. Светлыми глазами. А что, если, называя меня «водянкой», люди были чересчур добры? Что, если я вовсе не представительница вордов, пусть и опасная, но все же принадлежащая к людскому роду девчонка, что, если я… нечисть?

Злыдня одобрительно тряхнула головой, задев кончиком хвоста ногу в сапоге.

Ведь не зря богинки приняли меня за свою, не зря звали с собой.

Игоша продолжал смеяться. Луна нырнула за облако, оставив меня в полной темноте.

«Может, потом погорюешь? — раздался в голове бабушкин голос. — Оплачешь нелегкую долю нечисти подальше от этой самой нечисти?»

Я хмыкнула, потому что, будь бабушка здесь, именно так и сказала бы. И, возможно, подкрепила бы воспитательный эффект подзатыльником. Действительно, какой смысл плакать о том, чего нельзя изменить? Никакого, а вот кое-что другое — еще можно.

Я сжала в руке осколок, иззубренный, мягко светящийся край врезался в ладонь. Кое-что еще можно. Вернуть нечисти то, что взяли. Тогда, возможно, нам дадут уйти. Мне дадут.

Я привстала, замахнулась и непослушной онемевшей рукой швырнула осколок во тьму, запоздало представив, что будет, если камешек не долетит до развалин Фонтана. Но камешек долетел… Ох как долетел!

Вспыхнуло так, что осветило и заросли, и разрушенный Фонтан, и очумевшую от светопреставления базыгу. Наступила тишина. Ватная, ненастоящая, выжидательная, от которой у тварей шерсть на загривке встала дыбом. А потом грохнуло так, словно сам Эол взял в руки молот и ударил по земле. Воздушной волной меня опрокинуло на спину. Злыдня рыкнула и прыгнула в кусты, оборвал смех Игоша, ломая ветки, стала удаляться базыга. Все собравшиеся здесь этой ночью мертвые и нечистые твари стали не просто расползаться с капища, они почти бежали. Уносили ноги, руки, ветки и челюсти со священного для них места.

В животе заурчало от голода. Или от страха. Не знаю.

Подняться удалось только с третьей попытки, мышцы слушались с трудом, словно я три часа кряду перебирала горох, голова кружилась. Я поковыляла к раздваивающемуся дереву, подняла голову и, не сдержавшись, ойкнула, словно наступившая на подол сарафана косолапая Ксанка.

Выглянувшая из-за облаков луна показала капище во всей его неприглядности. Источник разнесло на мелкие крошки, словно разрушений, произошедших много лет назад, было недостаточно. Среди каменной россыпи лежали тела. Немного, но они были. Это те, кто слишком близко подошел к каменной чаше. Одна злыдня, непонятное — состоящее из одних волос — существо и истлевающий древесный ствол — все, что осталось от ерки… Может, зацепило кого-то еще, но, чтобы разглядеть, надо было подойти ближе, а у меня такого желания не появилось.

— Айка, — раздался голос за спиной. Я обернулась. От стены ко мне приближался Вит, за ним бледный Михей с заряженным арбалетом. — Ради всех святых Тарии, скажи, что ты сделала?

— Не… не знаю, — прошептала я. — Просто бросила осколок, а когда он упал… — Я беспомощно развела руками и поежилась, оглядываясь.

— Может, вернемся? — Стрелок нервно поводил арбалетом из стороны в сторону. — Как скоро уродцы возвратятся?