Небо над Дарджилингом - Страница 6

Стоило таинственному покупателю выйти из магазина и скрыться за ближайшим поворотом, как двери в соседних домах почти одновременно распахнулись и кумушки, наблюдавшие приход «турка», сидя на скамеечках у ворот, дружно устремились к Сью, кто за срочно потребовавшимся мотком ниток, кто за иголками.

И Сью рассказала им, приукрашивая церемонную вежливость незнакомца, о том, что он интересовался деревней и ее жителями. А потом последовали вопросы, хочет ли поселиться здесь его богатый господин насовсем и почему, и за оживленной дискуссией Сью как-то забыла, что предметом памятной беседы была Хелена.

Ближе к полудню «турок» распахнул двери гостиной, связывающей две гостевые комнаты в боковом флигеле усадьбы «Оксли». Его господин в рубашке и брюках для верховой езды сидел в сине-золотом кресле с газетой в руках. Завидев слугу, он прервал чтение и вопросительно поднял глаза.

– Ну и?

Человек в тюрбане бросил на стол с изящно изогнутыми ножками коробок спичек.

Господин нахмурился.

– Это все?

«Турок» чуть слышно вздохнул, не дожидаясь приглашения, опустился во второе кресло и, вытянув ноги в светлых, облегающих штанах, повторил рассказ Сью Анселл.

Слушая его, господин отложил газеты в сторону, вытащил из коробка спичку и закурил.

Изготовленные из мелко нарезанного вручную табака и тончайшей папиросной бумаги, сигареты считались в Европе предметом роскоши. Их с благоговением потягивали в светских салонах и клубах сыновья банкиров и лордов под неодобрительными взглядами отцов. Особым шиком, который мог позволить себе далеко не каждый, считались сигареты, изготовленные на мануфактурах Каира.

– Мне повезло, – сказал напоследок темнокожий слуга. – Я еще застал того адвоката в пабе. Он собирался уезжать, и ему, похоже, очень не терпелось покинуть это место. Однако я уговорил его задержаться на пару часов.

Темнокожий господин усмехнулся, закуривая новую сигарету.

– Полагаю, ты привел достаточно весомые аргументы.

– В данном случае стряпчий не проявлял большой заинтересованности в делах клиента.

Из противоположного кресла послышался смешок.

– В очередной раз удивляюсь, до каких тонкостей ты освоил английский язык, Мохан.

Случайный свидетель этой беседы удивился бы непринужденности отношений между слугой и господином. Но удивляться было некому, наедине эти двое как будто оставляли роли, которые играли в обществе.

– Я предпочитаю называть вещи своими именами, – усмехнулся Мохан, однако тут же снова посерьезнел.

Он на память называл цифры, которые слышал от Эдварда Уилсона, описал злоключения семьи Лоуренс и решение стряпчего отдать Хелену с братом под опеку до достижения совершеннолетия. Под конец Мохан добавил:

– Ссуду на дом и прилегающие к нему земли дал наш гостеприимный друг Генри Клайдон. То есть все это, по сути, принадлежит ему, даже если эту сделку никак нельзя назвать разумной: размер выделенной суммы значительно превышает фактическую стоимость имущества.

– Равно как и ту сумму, которую могут заплатить безутешные наследники за свое добро, я полагаю?

Мохан кивнул. Повисла непродолжительная пауза, в течение которой смуглый господин задумчиво наблюдал за белыми завитками табачного дыма.

– Что ты задумал? – наконец спросил его «турок». – Для чего я добывал все эти сведения?

«Господин» склонился над столиком и погасил сигарету в хрустальной пепельнице.

– То, что ты сейчас рассказал, лишний раз убеждает меня, что все на свете продается и покупается, – сказал он так тихо, будто разговаривал с самим собой.

Носком до блеска начищенного сапога он придвинул стоявший у камина табурет с подушкой и положил на него ноги одну на другую. Потом откинулся в кресле и некоторое время смотрел на Мохана, опершись загорелыми жилистыми руками о подлокотники.

– Во что ты оцениваешь ту дикую кошку с побережья, Мохан?

«Слуга» сдвинул брови.

– Что ты задумал?

– Пока не знаю. – Положив голову на спинку кресла, его собеседник рассматривал замысловатые лепные гирлянды на потолке, как будто не обращая никакого внимания на «турка», вперившего в него сверкающие черные глаза. – Не исключено, что я на ней женюсь.

– Это несерьезно.

– Почему? – весело отозвался «господин».

– Потому что это уже не игра, Ян! – шепотом, но с угрозой в голосе ответил «слуга».

– Кто же может помешать мне сделать из этого игру, уж не ты ли, Мохан?

Он испытующе посмотрел на собеседника.

Тот тряхнул головой, не то сердито, не то испуганно.

– Я не понимаю тебя.

– Тебе и не надо. – «Господин» остановил взгляд на расписанном узорами циферблате часов, тикающих под стеклянным колпаком на каминной полке, и поднялся с кресла. – Мне еще надо переодеться к чаю. Заодно посмотрим, заглотила ли мою приманку наша высокородная рыбка.

В «Оксли» давно уже погасили свет, а на верхнем этаже господского дома усадьбы «Край Света» все еще тлел огонек под стеклянным колпаком керосиновой лампы. Хелена смотрела в потолок, в то время как ее мысли блуждали каждая сама по себе, догоняя и обгоняя друг друга. То же самое они делали днем, пока их хозяйка слонялась из угла в угол, не находя себе места. В комнате было холодно, тем не менее Хелена задыхалась. Откинув одеяло, она вскочила с кровати и, шлепая босыми ногами по неровному дощатому полу, подошла к окну.

Дождь еще не кончился. За его монотонным шумом слышался морской прибой. Хелена распахнула створки и с наслаждением вдохнула холодный воздух. Она всегда мерзла, с тех самых пор, как ступила на английскую землю, а после смерти матери сердце ее словно превратилось в ледышку. Хелена тосковала по солнцу, теплу и той беззаботной жизни, которую вела когда-то в Греции. «Неужели мне суждено мучиться так до самой смерти?» – подумала она.

Где-то рядом зашелестела крыльями птица и взлетела, оглашая окрестности истошным криком: «Май! Май! Май!» А потом Хелена услышала стук копыт. Он участился, словно лошадь перешла на галоп, и постепенно рассеялся в ночи.

Быстро захлопнув окно, Хелена снова забралась под одеяло, такое старое, что пух, которым оно было набито, успел сваляться в твердые комочки. Сердце ее никак не желало успокаиваться. Хелена почувствовала, как к горлу подступили слезы и глаза под сомкнутыми веками увлажнились. «Я обязательно найду выход, – прошептала она. – Он должен, должен быть».

– Если нам удастся выручить за мебель хотя бы полторы сотни фунтов, мы покроем часть долга.

Хелена положила перьевую ручку рядом с листком бумаги со столбиками цифр и подула на сжатые кулаки. Несмотря на жарко натопленный камин, воздух на кухне оставался сырым и холодным, особенно по утрам. Словно туман с улицы проникал сквозь стены. Хелена отломила кусочек липкого овсяного печенья, которое Маргарет отлично умела готовить, обходясь небольшим количеством масла и сахара.

– И что? – Старуха перегрызла нитку и с довольным видом осмотрела свежую заплатку на рубашке Джейсона. – Чем ты собираешься покрывать остальное? Пятьсот пятьдесят фунтов! На что мы будем жить?

Хелена пожала плечами.

– Можно найти место гувернантки или швеи. Я одолжила у пастора воскресную газету, там есть несколько подходящих объявлений. Вдобавок к ним он дал мне кое-какие адреса в Эксетере.

Хелена старалась говорить спокойно, но Маргарет уловила в ее голосе неуверенные нотки. Она сидела напротив своей госпожи, все еще в трауре, темные волосы с проседью собраны на затылке в тугой узел. Чуть слышно вздохнув, старушка потянулась через стол и взяла холодную, перепачканную чернилами руку Хелены.

– Я не хочу тебя расстраивать, дитя, но мы обе знаем, что, кроме нескольких греческих фраз, которые до сих пор не выветрились из твоей памяти, все твое образование – это книги, которые ты читаешь здесь. Вряд ли этого хватит…

В этот момент ударил дверной молоток – и словно гром прокатился по дому.