Небо истребителя - Страница 17

Сам Иван Аристархов резко развернулся и быстро настиг флагмана. Его примеру последовали остальные летчики. Каждый целился самостоятельно. Правда, времени для этой атаки потребовалось значительно больше.

Прежде чем приземлиться, я внимательно осмотрел место катастрофы. Оно было взято под охрану, солдаты никого близко не подпускали. Вокруг толпилось много людей.

На земле я узнал, что разбился младший лейтенант Кудрявцев. Это сообщение обожгло до щемящей боли в сердце. Я чувствовал в этом несчастье свою вину. Кудрявцев представлялся на отчисление из авиации, а я помешал этому. «Хотел сделать лучше для дела и для самого Кудрявцева, – подумал с горечью, – а вышло хуже некуда». Подозвал своего техника Иващенко, попросил:

– Позовите ко мне механика самолета Кудрявцева и капитана технической службы Бутова, – а сам с тяжелым чувством пошел к руководителю полетов.

На стоянку зарулил последний самолет, установилась траурная тишина. Хотя по плану полк должен был сделать следующий вылет, но его пришлось отменить. Нельзя летать, не выяснив причину катастрофы.

Алесюк вяло шел навстречу. Выслушав его, я спросил:

– Где формуляр разбившегося самолета и мотора?

– В сейфе у начальника строевой части. Там же летная книжка Кудрявцева,

– Ну а теперь, что ты думаешь? Почему произошла катастрофа? Тебе было видно все лучше, чем мне.

– Причины тут могут быть две. Или мотор отказал, или летчик потерял сознание.

– Второе отпадает, – заметил я. – Спортсмен, крепкий, выносливый.

– Так-то оно так, – начал Алесюк со свойственной ему рассудительностью и спокойствием. – Но они с женой жили у хозяина, который до освобождения Западной Белоруссии и при фашистах занимался торгашеством. Кухня у них была общая. Легко что-нибудь в пищу подсунуть. Националисты себя уже проявили. К тому же взлет был прямо на село. Могли из укрытия дать очередь.

– Все возможно, – вздохнул я. – Врачи в этом разберутся. Тело Кудрявцева сильно изуродовано?

– Порядочно. Но не так, чтобы не заметить ранения или не разобраться в отравлении. Что касается мотора, здесь дело особое. Мотор новый. После установки наработал всего восемь часов. Правда, механик самолета мог напортачить. Он молодой, недавно кончил школу. Да и контроль в эскадрилье за механиками неважный. Бутов, не справляется со своими обязанностями, суетится, кричит…

Наш разговор перебили командиры возвратившихся из полета групп. Доложив о выполнении задания, Аристархов убежденно заявил, что у Кудрявцева отказал мотор:

– Он шел рядом со мной. И вдруг резко отстал. Чтобы не потерять скорость, перевел машину на планирование. А впереди – село. Бензина полные баки. Село сгорело бы дотла. Он рули дал на отворот влево. Высота метров двадцать, скорость небольшая. На отвороте потерял ее окончательно и свалился у самых огородов.

Вскоре на аэродроме приземлился По-2, на котором прилетели командир дивизии Правдин с инженер-майором Кимом для. расследования катастрофы. Правдин после моего доклада посочувствовал:

– Какое несчастье! Хорошо, что упал не на село, – и, взглянув на инженер-майора, пояснил: – Он мужик дотошный, в технике разберется, а мы с тобой займемся летными делами. Сначала пешочком пройдемся по последнему пути Кудрявцева и посмотрим останки машины.

– Мне надо посмотреть документы: летную книжку Кудрявцева, формуляр самолета и мотора, – сказал инженер.

На полпути к месту катастрофы нас догнали Бутов и механик разбитого самолета Зонтиков.

– Товарищ полковник, – обратился Бутов к командиру дивизии, – разрешите доложить командиру полка?

Правдин остановился и, внимательно оглядев обоих, с подчеркнутой официальностью ответил:

– Разрешаю.

– Товарищ майор, капитан технической службы Бутов, исполняющий обязанности старшего инженера полка, с механиком самолета погибшего летчика Кудрявцева старшим сержантом Зонтиковым прибыли по вашему приказанию.

Комдив поздоровался с ними, спросил:

– Вы были на месте катастрофы?

– Были, – вразнобой ответили они.

– Как вы думаете, товарищ старший сержант, – обратился Правдин к Зонтикову, – по вашей вине разбился командир экипажа или же он сам допустил ошибку?

Зонтиков от такого прямого вопроса смутился, но ответил откровенно:

– Мой командир летал отлично. Я недавно стал механиком. Может, чего-то недосмотрел.

– А вы что скажете? – обратился Правдин к Бутову. Он вздрогнул, поморщился и нервозно ответил:

– Я тоже старался. Но катастрофа есть катастрофа. Надо докапываться до истины.

– Правильно. Надо докапываться, – согласился комдив и взглянул на меня: – Они вам сейчас нужны?

– Нет.

– Тогда идите и оба представьтесь инженеру дивизии Киму. Он находится в штабе полка.

– Не пойму, – заговорил Правдин, когда они ушли, – самолеты пошли сложные, а их хозяева – механики срочной службы. Временные люди в армии, учились сложной и ответственной профессии меньше года. А современному самолету хозяин нужен образованный.

– Такое было и с летчиками, – заметил я. – Перед самой войной их стали выпускать из училищ сержантами. И только война ошибку исправила. Наверно, скоро будет так и с механиками самолетов. Вот на моей машине работает младший лейтенант технической службы Иващенко. Парень образованный, начитанный, не сравнишь с Зонтиковым. На войне работал механиком, после экстерном сдал экзамены за училище. Я в нем уверен. У него и слов таких нет: «сплоховал», «недосмотрел», «упустил из виду»…

– Пожалуй, зря после войны демобилизовали опытных механиков, – продолжил Правдин. – Пусть бы, как твой Иващенко, подготовились, сдали экзамены и офицерами остались в кадрах.

Когда Правдин, Алесюк и я подошли к месту катастрофы, из местного населения там остались только три человека: молодой мужчина с левой рукой-култышкой и женщина с мальчиком. Мужчина сразу подошел к нам и, вытянувшись, представился Правдину:

– Товарищ полковник, я бывший летчик-истребитель. Во время войны летал на Ла-пятом. В июле сорок четвертого был здесь сбит. Меня подобрала, – он показал на женщину с мальчиком, – девушка… Потом мы поженились. Сейчас живем в этом селе. Я работал в огороде и видел, как разбился самолет…

О катастрофе он рассказал почти то же, что и командир эскадрильи Аристархов, добавив только:

– Летчик специально отвернулся, чтобы не врезаться в дом. Это подвиг…

Подвиг! Тогда у всех была свежа память о войне, люди еще жили войной. И подвигом тогда считалось то, что делалось только на войне ради победы. Вот почему мы, офицеры, когда услышали о подвиге летчика, невольно переглянулись. Это почувствовал наш собеседник и в недоумении спросил:

– А что, разве не так? Пожертвовать собой, чтобы спасти других, уберечь от пожара село?

– Это подвиг, дорогой товарищ, – подтвердил Правдин и, пожимая руку бывшему летчику, поблагодарил за помощь в расследовании катастрофы и предложил ему вместе посмотреть, что осталось от самолета.

– Стой! – крикнул часовой, держа автомат наготове.

– Эх, черт возьми! – с огорчением произнес Алесюк. – Я же начальника караула предупредил, чтобы никого к самолету не подпускать. А потом забыл его пригласить с нами. Сейчас за ним съезжу.

Когда Алесюк привез начальника караула и тот отдал часовым нужное распоряжение, мы осмотрели место падения Ла-7. Ои ударился о землю крылом, перевернулся и прокатился по земле. Крылья, хвост и фюзеляж рассыпались в полосе длиной около ста метров. Мотор и кабина летчика сохранились, но кабина была сильно помята. После осмотра места катастрофы Правдин сказал:

– С летчиком все ясно. Человек умел управлять не только самолетом, но и собой, решение принял за какое-то мгновение.

– А для того чтобы отвернуть машину и сесть в поле, у него не было ни скорости, ни высоты, – дополнил я.

– Осталось инженеру Киму выяснить причину отказа мотора, – заключил комдив.

Ким уже закончил просмотр нужных документов и беседовал с исполняющим обязанности инженера полка Бутовым. При нашем появлении оба встали из-за стола. Бутов стоял с опущенной головой, нервно кусая губы. Он чувствовал свою вину. Низкорослый Ким рядом с ним казался воплощением спокойствия. Его спокойствие в напряженном разговоре объяснялось знанием инженером своего дела. Ким без лишних слов и сомнений предложил: