Небесные Колокольцы - Страница 10
Когда Женька послала его открытым текстом, он сначала не понял, а потом, скривившись, выдал что-то мерзкое и липкое, от чего Женя вспыхнула и закатила Бэзилу оглушительную пощечину. Тот взвизгнул: «Шалава!» — и кинулся на нее с кулаками. Тогда и встал между ними подоспевший Денис. Драки не получилось — по коридору шел директор школы, но Евдокимов-младший злобу затаил и начал планомерную травлю. Не обращать на это внимания, особенно скрывать от матери, становилось все труднее. Раза два они все же сцепились в открытую, потом их ругали и мирили в учительской, обращаясь к каждому с восхитительно глупым доводом: «Это же твой товарищ!» Васенька покаянно опускал взоры и виновато вздыхал — да, нехорошо вышло.
К счастью, настали каникулы, и они с Женькой буквально вырвались в лето, словно выплыли с глубины, избавившись от неимоверного давления, вдохнули полной грудью. Эти месяцы прошли для Дениса в золотисто-голубом дурмане — вода Синельги, золотой песок, голубое высокое небо, золотистая Женькина кожа и волосы, выцветший ее голубой сарафан, золотое горячее солнце.
Васеньки в городе не было, обычно он вместе с мамочкой уезжал куда-нибудь к морю. Потом — столица, мадам Евдокимова обновляет гардероб, идет в театр, Вася, как послушный сын, сопровождает матушку, а время от времени сбегает повеселиться как взрослый.
Но лето кончилось, и в первый же учебный день Васенька подошел к Денису.
Он держался вполне по-дружески, кивнул, не вынимая рук из карманов узких брюк-дудочек, и осведомился будничным и миролюбивым тоном:
— Ну, давалку свою повертел на шпеньке или все так и ходите за ручку?
Их растащили. Вернее, Дениса еле оторвали от Васеньки.
Откашлявшись, Евдокимов прошипел:
— Ну, Сабуров, ты первый начал, все видели.
Потом были охи и ахи классной руководительницы, закатывание глаз: «Сабуров, ну как ты можешь?» И, разумеется, неизменное: «Ведь это твой товарищ!» Васеньку не склоняли, он был пострадавшим — еще бы, Сабуров его чуть не придушил. Вспоминая, Денис признавался себе, что остановиться было чертовски трудно.
А девочки у крыльца подтвердили — да, напал Сабуров. Евдокимов к нему спокойно подошел, сказал что-то спокойно… Дружелюбный такой. А тот как на него набросится!
Денису припомнили весенние драки. Вытащили на божий свет какие-то совсем давние проступки. Одним махом он превратился в хулигана Сабурова, которому надо срочно пересмотреть свое поведение. И не смей трогать Евдокимова! Виноват, так признай свою вину, а не мсти пострадавшему. Как не стыдно, а еще сын героя!
После этого Васенька развернулся вовсю. Та драка на школьном дворе была только началом. Красавчик Бэзил рискнул подставить свой римский нос под кулак, только бы испортить Денису репутацию. И это ему удалось. Теперь можно было творить что угодно.
Сам он в драку не лез, это могло повредить безупречному образу Евдокимова-старшего, и тогда денежный кран был бы перекрыт. Зато умел и любил натравливать шпану, которая всегда крутилась вокруг него стайкой.
Били жестоко. Денис трусом не был, мог и сдачи дать, но они задавливали количеством, валили подлыми уличными приемами и пинали лежачего. До переломов и увечий не доводили — Васенька дал на этот счет четкое указание, это уже уголовщиной пахло, а подобные скандалы ни к чему. Расколется кто из палачей в милиции, назовет фамилию Евдокимова… Папа, конечно, защитит, но гайки закрутит крепко. Да и незачем Сабурова калечить! Жертва должна была жить в постоянном изматывающем страхе, чувствовать, что она зависит от воли своего мучителя, и снова и снова идти туда, где ее ждет страх и мучение.
Страх действительно был.
Нет, сломить его шпане не удавалось. Он боялся за Женю — с Евдокимова станется их на нее натравить. В субботу она на тренировку ускакала с последнего урока, он чуть было не сбежал следом, чтоб ей одной не возвращаться. Успокоился лишь тогда, когда она клятвенно его заверила, что после тренировок ее встречает отец.
А еще он боялся себя.
С недавних пор ему снилось пламя — яркое, всепожирающее. Сновидения бессюжетные — только огонь, пустота, ослепительное небо над неизвестным миром. Но вот чувства, которые он при этом испытывал, были недобрыми, пугающими и до жути реальными. Из пламени, с небес чужой планеты, из света изливалась дикая, неуправляемая ненависть и ярость. И он, Денис Сабуров, тоже был ее источником. Был и огнем и небом. И, заливая огнем склонившийся в последнем смертном поклоне мир, он испытывал невероятное, до судорог, наслаждение.
«Мама не должна ничего знать», — напомнил он себе. Сделал спокойное лицо, приклеил улыбку и вышел к завтраку.
Может, не так плох будет день? В субботу Евдокимова не было, почему б ему и понедельник не прогулять? А без него прихлебалы куда тише.
Надежды не оправдались, Васенька в школу явился, но уроки прошли довольно спокойно. Из класса они с Женькой, как обычно, вышли порознь. Сбежав но широкой школьной лестнице на первый этаж, Денис в несколько шагов пересек вестибюль, толкнул старую тяжелую дверь. Остановился на крыльце, дожидаясь, когда появится Женька. Лентяйка снова клянчила у Маши Долговой тетрадки по математике.
Дверь распахнулась, но это была не Женя. На крыльцо походкой вразвалочку — а-ля ковбой из заграничного фильма — вышел Евдокимов в сопровождении своей неизменной свиты, Борьки Хлынова и Димки Слепцова, известных всей школе как Хлын и Слепень. Денис почувствовал, как каменеют плечи, стискиваются зубы. И чешутся кулаки.
— О, женишок-петушок, — расплылся в улыбке Евдокимов, — А где же наша курочка? А нашу курочку в туалете кто-нибудь топчет, да? Ей же хоть как-то зарабатывать надо, ага?
Хлын заржал громко, запрокидывая голову, Слепень мелко захихикал, брызгая слюной.
Денис молча шагнул вперед, смех затих.
Васенька закивал, сделал шаг назад, скрываясь за широкими плечами Хлына:
— Ага, давай-давай. Прям тут давай. Чтоб тебя отсюда за драку вышибли. На радость мамочке-швее.
Денис понял, что убьет его прямо сейчас. Глаза заволокла серая муть, он видел только лицо Васеньки. Очень ясно видел. И стало очень жарко, кажется, даже воздух задрожал.
Теплая ладонь сжала его руку чуть повыше локтя.
— Денис, пойдем. Пойдем, я говорю…
Женька буквально проволокла его мимо гогочущей троицы и не отпускала руку, пока они не вышли со школьного двора. Серая муть понемногу отступала, он помотал головой:
— Всё, всё нормально, Жень. Просто еще немного, и я бы убил его прямо там. Я не могу так больше.
Женька резко дернула его, разворачивая к себе. Крепко обхватила голову Дениса руками, заставляя смотреть в глаза, и очень серьезно сказала:
— Не смей. Ты тогда сядешь. А я без тебя не смогу. Понял? Просто не смогу.
Денис молчал. Он даже не знал, что сказать. Изнутри поднималось что-то огромное, незнакомое, грозившее заполнить доверху, и он длинно выдохнул, боясь утонуть в этом ощущении невероятного счастья с чуть заметным привкусом горечи.
А Женька, словно почуяв, чуть смущенно улыбнулась, вложила свою ладонь в его и потянула вперед:
— Пойдем. Пойдем же. Мне еще маме помочь надо.
Но к ее дому, стоявшему почти у самой реки, они попали не скоро — шли медленно, разговаривая о пустяках, заворачивая в узкие переулки, где можно было целоваться, не опасаясь посторонних взглядов.
И конечно же они не замечали неприметного человека в легком светлом костюме, следовавшего за ними от самого школьного двора.
Они засиделись до сумерек, пока не пришла с работы Женина мама. Она приглашала остаться пообедать («Давай, не пожалеешь! Щи — пальчики оближешь!»), но Денис взглянул на часы и живо засобирался домой. Мама уже небось на ушах стоит, хотя он и предупредил, что уроки будет делать у Жени.
Обратно Денис шел быстрым шагом, не оглядываясь по сторонам, и рассеянно улыбался. В голове все еще слышался голос Женьки: «Я без тебя не смогу. Просто не смогу…»
И мир был прекрасен.